[icon]http://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/58810.jpg[/icon][nick]Angel Grossman[/nick][status]Beloved[/status] Энджел беспомощно вскидывает брови, цепляется за сильную руку, пытаясь отодрать ее от шеи, задыхается, хрипя и не в силах ничего сказать в свое оправдание. Он ведь просто хотел как лучше, хотел хоть немного отвлечь брата от его страданий, хотел уменьшить свою порцию боли, а вышло как всегда. Но чем он его разозлил?
- Эрик, но я говорил это тебе всегда. Я люблю тебя, но когда ты - это ты, а не наркоман, почему-то ненавидящий меня! - хрипло и почти неслышно шепчет он, опираясь обеими руками на столешницу позади, чувствуя, как все еще слабо тело, а перед глазами крутятся серые точки. На шее определенно остались следы, она горит и больно не только снаружи, но и где-то внутри.
Не вышло. Я снова сделал что-то не так... - устало думает Энджел, проводя взглядом размазавшуюся по полу лазанью, над которой он так старался. Если бы его тело хотело хоть немного Эрика, все было бы не так плохо. Если бы...
Пощечина отвлекает от мыслей, заставляя голову мотнуться на шее, а тело накрениться и упасть. Энджел еле успел подставить руки, чтобы смягчить падение, чувствуя такой привычный вкус крови. Кажется, он прикусил язык. Кажется, он уже жалеет о том, что не вогнал нож в Эрика и не сбежал и это отражается в его глазах неожиданно острой ненавистью, вспыхнувшей сверхновой, когда он смотрит на брата. Ему ведь уже нечего терять, у него не осталось никого, даже любимого брата.
- Лжец. Уж поверь, я вовсе не жду, пока в меня кончат. - слова звучат ядовито и резко, Энджел смотрит даже не на Эрика, а сквозь него, словно рядом пустое место, разочаровавшее его и недостойное существования. И эта непонятная гордость и холодность даже не смазываются тем, что его волосы сейчас немилосердно намотаны на кулак.
Он поднимается кое-как, шатается, падая на стол и безуспешно пытаясь с него скатиться. Не успевает: руки брата сильны, даже одной хватает, чтобы прижать его к столику, пока ремень опускается на спину и ягодицы, заставляя вздрагивать и заливаться злыми, беззвучными слезами. Хочется кричать, но вместо этого Энджел кусает губы, язык, сглатывая собственную кровь, готовый ранить себя еще сильнее, но не порадовать своего мучителя воплями.
Наконец все заканчивается и тело, истерзанное и пачкающее гладкую поверхность крохотными алыми потеками, обмякает на столе. Энджел почти в обмороке, но счастлив, что все закончилось, он даже не сопротивляется поцелую, давая в полной мере насладиться вкусом своей крови, послушно открыв рот, но не отвечая на движения языка. И, конечно же, член остается глух, даже словно еще более безучастным, чем до этого.
- Я любил тебя, Эрик, - тихо произносит он, разлепив заплаканные ресницы, слипшиеся от влаги, засыхающей на бледных щеках, - любил больше себя и жизни.
Остатки окровавленной футболки и шорт летят на пол, Энджел не сопротивляется, ожидая вновь почувствовать внутри себя горячую и терзающую его плоть. Но вместо этого в него проникает что-то другое, более грубое, безжалостно разрывая внутренности, вяло пытающиеся не дать в себя вторгнуться. И это больно, больнее даже чем раньше, а ведь Эрик вовсе не обделен размерами. Энджел не выдерживает и все же кричит, рыдая в голос, умоляя брата остановиться, обещая сделать все, что он захочет, сказать все, что он пожелает, лишь бы пытка закончилась.
Под конец, когда связки уже сорваны, он только хрипит, безучастно глядя в стену и почти уже не чувствуя тела, как будто оно принадлежит не ему. Скалка покрыта кровью, пропитана ею, кровь течет по бедрам и ногам, оставляя возле ступней крохотные лужицы, становящиеся все больше. Почему-то Энджелу кажется, что эту ночь он уже не переживет. И, в принципе, он даже не против. Нужно только еще немного разозлить.
- И это все, что ты можешь? - почти неслышно, одними губами спрашивает он, содрогаясь от страшного, мучительного смеха, похожего на плач. - Эрик, я никогда, клянусь, никогда не захочу тебя. Я буду отдаваться кому угодно с готовностью, но не тебе. Ты уже выбрал свою любовь и это не я - наркотики. Так трахай их.
