Осенний вечер. Красноволосый юноша молча смотрел за окно, удобно устроившись на подоконнике и наблюдая за тем, как разбиваются о плотное стекло тяжелые капли дождя. Грозы были частым явлением в такое время года. Многих пугал раздающийся вдали гром и рассекающие темное небо ослепительно яркие молнии. В комнате было темно и пусто, как и на лужайке перед окном. Мокрые от дождя и пожелтевшие листья, осыпавшие двор, виднелись лишь в момент удара молнии, как и мертвое, казалось бы, безжизненное выражение лица подростка. В этот момент он ничего не чувствовал, ничего не хотел и ни о чем не думал. Как долго уже преследует его эта пустота?

    Тогда был такой же осенний вечер. Днем погода не предвещала ничего серьезного, дул свежий ветерок, температура ровно держалась на плюс восемнадцати. К ним в особняк приехали гости, одна знатная семья из соседнего штата. Слуги накрывали на стол, родители увели их в зал и что-то активно и эмоционально обсуждали. Голоса были слышны даже в коридоре, несмотря на запертую массивную дверь. Микаелис, воспользовавшись случаем, решил проехаться верхом на своей любимой лошади в лес, на окраине которого располагались их угодья. Время близилось к позднему вечеру, но не смотря на это у него было в запасе чуть более часу до того, как начнет смеркаться и, скорее всего, до того, как взрослые спохватятся, что его нет.
    Массивный вороной мерин чистокровной арабской породы начал шумно скрести ногой, стоило мальчишке показаться в дверях конюшни. Он быстро прокрался к его денику и просунул сквозь решетку прихваченную морковь, чтобы успокоить лошадь, пока ее шум не привлек внимание вечно околачивающегося где-то поблизости конюха. – Тише, Регат, тише, - прошептал он в нос излюбленному коню, мягко касаясь губами нежной бархатной кожи. – Хороший мальчик, - похлопал его по широкой гладкой шее.
    Все необходимое снаряжение лежало недалеко в открытой коморке. У них всего-то было пять лошадей, так что и сама конюшня была довольно-таки не большой. Чистить коня не было никакой необходимости, его только завели несколько часов назад, после недолгой, но усердной, тренировки. Поэтому и сам Хамиш все еще был в соответствующей для езды одежде. Родители никогда не разрешали ему ехать в лес одному, без сопровождения инструктора, но мальчишка всегда мечтал пронестить по широким тропам на полевом галопе без вечно придерживающего его за корду надзирателя. И пусть его страх за мальчишку был оправдан, ребенок все равно никогда этого не понимал.
    Закинул на плечо оголовье, под мышку вальтрап с губкой, обеими руками схватил спортивное седло и поковылял к денику, волоча пополу длинный повод. Он всегда седлал Регата сам, с тех самых пор, как впервые сел на него в возрасте шести лет. И да, так как он не доставал до ста восьмидесяти пяти сантиметровой холки, у него рядом с деником всегда лежал стульчик.
    Регат был на удивление спокойным, поддатливым и любвиобильным конем, правда, это относилось только к мальчику, которого он принимал. Насколько Мике было известно, они родились в один день, и именно поэтому его подарили родителям на очередной день рождения их единственного наследника. Они росли вместе, насколько юный Хамиш мог сам себя помнить. И если в тот момент он все еще продолжал оставаться ребенком, то вороной конь по возрасту уже приближался к старости. Протянув ладонь с железом, мальчик без сопротивления сунул его в рот лошади и перекинул повод через любезно опущенную голову, затем застегнул все ремешки. Вогрузив на холку тяжелое седло, затянул подпругу насколько хватило сил. Позже, когда он сядет верхом, будет проще затянуть ее потуже, хотябы на еще один-два уровня.
    Лес был окутан пестрым ковром из свеже опавших листьев. Они взлетали и легко кружили под копытами несущегося вдоль протоптанной тропы коня, медленно осядая на следы позади. Запах свежести и хвои сопровождал их всю дорогу до глубокой чащи. Мика держал свободно повод, чуть приподнявшись на стременах и давая лошади свободно нестись вперед, лишь слегка подгоняя и поддавая ему ногами. – Умничка, Регат. Молодец! Давай еще! – Дети в таком возрасте напрочь лишены чувства самосохранения и страха. Ему нравилась эта скорость, нравилось как деревья, проносящиеся мимо по обе стороны тропы, сливались в одну сплошную картину. Он уверенно смотрел вперед на, казалось бы, вечно простирающуюся вдаль дорогу, огибающую холмы и ямы. Это ощущение, словно ты летишь. И летишь не один, под тобой такое же живое существо, ты видишь его качающуюся шею, как развивается на ветру густая и длинная черная грива, два уха, устремленных вперед и указывающих направление их путешествия. Ветер обдувает лицо и глаза, но ты не щуришься, потому что этот вид и этот момент хочешь запомнить навсегда. Даже не замечаешь, как моргаешь... а моргаешь ли вообще? Адреналин разгоняет кровь и сердцебиене, ты начинаешь сбивчато дышать и слышишь... нет, даже чувствуешь тяжелое дыхание лошади сквозь широко раскрытые ноздри. И в какой-то момент перестаешь воспринимать это так, словно вас двое. Ты полностью доверяешься коню, чьи ноги уносят вас все дальше и дальше, лошадь тоже доверилась тебе, приняв лишний груз как свой собственный вес. И вы сливаетесь на фоне дикой природы.
     Они остановились лишь на открытой поляне, простирающей вокруг кристально чистого озера, еще не тронутого человеческой жадностью. Этот лес был закрытым заповедником и пересекать его могли только обладающие определенными полномочиями люди. Именно поэтому тут сохранилась все еще дикая, никем нетронутая природа. Хамиш слез, ослабил подпругу и, коротко перевязав повод на шее Регата, отпустил его пожевать травы и попить воды. Он знал, что лошадь никуда не убежит и не бросит его здесь одного. Стоит лишь позвать, он тут же премчиться, игриво изогнув хвост, и ткнется мягким носом в маленькую ладонь. Хамиш гулял по поляне, срывая какие-то цветы и протягивая их Регату. Тот, принюхавшись, фыркал и начинал махать головой, стараясь сбить резкий запах и щекотящую чувствительные ноздри пыльцу. Мика заливался искренне веселым и неудержимом смехом, от которого, казалось, вот-вот разорвутся легкие. Носился по поляне, наслаждаясь тем, как Регат, игриво подпрыгивая, следует за ним. Они часто так играли, правда, это впервые, когда ничто их не отвлекало и ничего им не мешало наслаждаться моментом.
    Внезапно резко потемнело. Возможно, заигравшись, мальчик и не заметил, как небо заволокли тяжелые черные тучи. Он осознал, что задержался, лишь тогда, когда валяясь на вялой траве, почувствовал каплю на своей щеке. Подозвав коня, взобрался в седло с ближайщего пня и пустился обратно. Начало лить, как из ведра, размывая дорогу. Они снова неслись на полевом галопе, отчаяно стараясь обогнать грозу, но это было невозможно. Слишком поздно они спохватились. Хамиш промок до нитки, он чувствовал, как ручьями стекают дождевые капли по лицу, каким влажным стал повод, с каким трудом он удерживает норовящие соскользнуть ноги в стременах. Стало так темно, что с трудом можно было различить поворот. Повезло, что Регат ориентировался намного лучше, поэтому мальчик просто ему доверился. Он был уверен, что лошадь знает дорогу. Перед глазами все плыло, сложно было держать их при такой погоде и скорости открытыми. И тут раздался гром.
    Каким бы Регат не был умным, он все равно оставался лошадью во власти своих животных инстинктов. Он испугался и резко дернулся в сторону, свернув с тропы. Хамиш резко натянул повод, пытаясь его остановить, но ни скорость, ни самообладание лошади не позволили ему достичь ожидаемого результата. Да и на что он расчитывал, учитывая разницу в их силе? Копыта заскользили по размокшей грязи, они начали скатываться с холма сквозь кусты и ветки, что безжалостно обжигали лицо ребенка, словно тонкое лезвие раскаленного ножа. Все просиходило так быстро, невозможно было понять, что именно происходят, куда они несуться и как все это остановить. Потеряв в какой-то момент равновесие, Мика упал на шею лошади и крепко вцепился в гриву. Брошенный длинный повод перекатился на одну сторону и скользнул прямо под ноги. Осечка. И вот они оба скользят по крутому обрыву в никуда. Один на крупе, другой на боку.
    Хамиш никогда не слышал, чтобы ржач лошади пронизывал до кости. Он был полон боли, ярости и гнева. Поднявшись из лужи полностью измазанный в грязи, мальчик увидел недалеко лошадь, совершающую отчаяные попытки встать на ноги. Снова и снова. Но каждый раз безнадежно падала, едва двинувшись с места. Он хотел было подойти, помочь, но Регат, резко развернув к нему голову, щелкнул передними зубами в десяти сантиметров от протянутой руки. Уши были прижаты к шее и направлены назад – он злился и боялся. – Эй, это я. Регат, все хорошо. Что с тобой? – Мика пытался подобраться к нему, но конь напрочь отказывался подпускать его ближе. Он хотел встать, но лишь дергался и ползал в луже, стуча передними копытами по воде. Свет от молнии. Хамиш увидел выпирающую из кожи поломанную кость. Регат бился из последних сил, словно совершенно этого не замечал. Или... не хотел замечать. Его жалкие попытки привели лишь к тому, что он заполз под навес от холма, измазанный в крови, грязи и лишившись остатка сил. Хамиш, пытаясь взобраться наверх и позвать помощь, лишь сползал по глине обратно вниз. Из глаз брызнули слезы, заливая лицо. Он не хотел, напрочь отказывался верить в происходящее, но все вокруг снова и снова возвращало его к реальноти. Он вернулся к коню.
   - Регат, - мягко произнес он. Конь поднял голову и хрипло, слабо заржал. Он больше не злился. И не боялся. Возможно, даже не чувствовал боли. – Хороший мальчик, - натянуто улыбнулся ребенок, протянув руку и погладив его по лбу. Конь устало фыркнул, не в силах двинуться с места. Хамиш сел возле него, Регат опустил голову, которую он притянул себе на ноги. – Все хорошо, дружище, - шептал он, поглаживая коня по шее. Тот тяжело дышал. Его тело было горячим, глаза ярко блестели. – Скоро нас найдут. Мама с папой наверняка заметили, что нас нет и отправились на поиски. Дядя Джек будет очень зол, что мы ушли без разрешения. Но он быстро поднимет тебя на ноги. Не переживай, Регат. Мы обязательно тебя спасем...
     Даже в столь юном возрасте, Мика прекрасно понимал всю серьезность этой травмы. С такими не живут. Прошел долгий, мучительный час, прежде чем мальчик понял, что должен сделать. Вокруг кромешная тьма, дождь потоком льется с неба, сквозь гущу леса не пробивается ни один луч какого-либо света. Если их и ищут, то не скоро найдут при такой-то погоде. Регат в лучшем случаи доживет до утра. Даже если их найдут раньше, его никто не сможет спасти. Даже если оказать необходимую помощь, даже если вытащить его из этой ямы и такого состояния, даже если он выживет... он никогда не сможет бегать. Он никогда не сможет ходить. Все, что ему остается, это вести плачевный образ жизни в закрытой конюшне. Все что ему остается, это жрать и спать. Мышцы атрофируются, яркий живой свет в глазах потухнет. Он не будет жить. Лишь существовать. Не такого желал ему маленький мальчик.
    Слезы текли ручьем, из носа просочились сопли. Закусив губу, чтобы навзрыд не зарыдать, Мика нащупывает у себя в кармане складной нож. Он всегда его носил с собой, с тех пор, как подарили на последний день рождения. Одной рукой гладит голову коня, второй – раскладывает нож. Тонкое лезвие блестнуло в темноте и тут же стало намокать под нескончаемым проливным дождем. Он чувствует, как тяжело дышит Регат, прикрыв глаза и набираясь сил. Чувствует, как дрожит его теплое тело при каждом вдохе и выдохе. Чувствует его сердцебиение. Крепко обнимает за шею, тихо шепчет на ухо, – Прости.... Прости меня, Регат, - и резко вонзает нож в мягкое, поддатливое горло. Конь дернулся, попытался отстраниться, но у него не было ни сил, ни возможности двинуться с места. Он толкнул головой мальчика о землянистую стену, но тут лишь сильнее прижал его к себе и стал проводить лезвием поперек шеи. Горячая кровь стекала по его рукам, конь постепенно переставал сопротивляться. Выдавив едва слышимый хрип, голова стала обмякать и послушно опустилась обратно на колени. – Не стоит тебе из-за меня страдать, - сквозь слезы прошептал Микаелис. – Я буду страдать за нас обоих, - нож выпал из его рук, Хамиш крепко обнял коня, опустив голову ему на лоб и зарывшись в густую окровавленную челку. Кровь продолжала литься из раны, обжигая его руки, ноги, щеки. – Прости меня, Регат...
   Мику нашли ранним утром, с первыми лучами солнца. Всего измазанного в высохшей лошадиной крови. Холодная голова с помутневшими зрачками так и лежала у него на ногах. Он не чувствовал ни холода, ни голода. Лишь светлые дорожки на щеках свидетельствовали о проливаемых всю ночь слезах. Кажется, в нем не осталось больше ни капли. Да... именно тогда... Он впервые ощутил ее. Пустоту.

Отредактировано Michaelis Hamish (19-12-2018 13:24:21)