Мур громко смеется, да откровенно наслаждается сложившейся ситуацией. Этот журналист перед ней – пухленький, низкорослый, в рубашке не первой свежести, с заляпанными очками на носу с крупными порами, в откровенно дерьмово отглаженных брюках – даже милый со своими провокационными, но такими избитыми вопросами. Спит ли она со своим продюсером? Сколько ее родители заплатили за то, чтобы сделать ее популярной? Придумали бы уже что-нибудь поновее.
Приходится ощутимо наклониться, чтобы оказаться с ним на одном уровне, заглянуть глаза в глаза – все же шпильки на 15 см делают свое дело. Ей очень хочется спросить, кто его вообще сюда пустил. Впрочем, на периферии зрения уже мелькают бритые макушки охранников, что идут восстанавливать справедливость. Потому что этому, даже не удосужившемуся сменить рубашку с пятнами пота в области подмышек, тут явно не место.
В чужих маслянистых глазах зажигается огонек предвкушения. Ага, конечно. Алесса морщится демонстративно, но быстро сменяет эту некрасивую гримасу на почти доброжелательную улыбку. Только серые глаза на долю секунды нехорошо вспыхивают, а следующим легким жестом девушка выплескивает в чужое лицо шампанское, которое даже пригубить толком не успела, тут же выпрямляясь, оказываясь больше, чем на голову выше соперника. Ей нравится смотреть на таких, как он, свысока.
- В следующий раз хоть рубашку смени, прежде чем соваться в подобные места, - усмехается уголками губ, наблюдая за тем, как за спиной незадачливого журналиста растет пара охранников. Завтра очередная желтая газетка наверняка будет пестреть заголовком о ее скандальном поведении, да выдуманными из головы ответами на прозвучавшие вопросы.
Алесе плевать. Это первые полгода она рыдала, увидев в прессе очередную несправедливую статью о себе. А потом – что-то переломилось. Рухнуло с треском, делая выдумку журналистов вполне реальной правдой. Она теперь из тех, кто славится своим скандальным поведением и выходками на грани фола. Она из тех, кому плевать с высокой колокольни на шепотки за спиной и косые взгляды. Более того, она наслаждается всей этой грязью, и теперь у нее выходит это вполне даже искренне.
- Пока-пока! – она смеется весело, наблюдая за тем, как журналиста, что даже очки от подтеков шампанского протереть не успел, уводят под белы рученьки прочь из зала.
Смеется, и отлично знает, что продюсер будет настаивать на том, чтобы с этого пафосного, но такого скучного вечера она сразу ехала домой. Ну, уж нет, упускать возможность провести вечер в собственный кайф – это как-нибудь в другой жизни, пожалуй.
- Конечно, домой, конечно, - отмахивается легко от пожилого мужчины, что и есть ее продюсер. Она-то, в отличие от нерадивого журналиста, точно знает, что Джек – махровый гей. Пусть и любит помладше, но в ее сторону уж точно не посмотрит: спасибо родителям, что хоть что-то в своей жизни сделали нормально.
И, конечно же, стоит только переступить порог, как меняет легко направление.

На утро раскрыть глаза оказывается не просто сложно, а практически невозможно. Алесса сесть пытается на постели, и получается у нее это – вот же черт бы побрал собственное неповоротливое тело – далеко не сразу. И только сев, Мур понимает, в чем дело.

Болит все. Абсолютно каждая часть тела, которую она может ощутить, болит. Просто до безумия, до искр перед глазами. Но сильнее всего почему-то – поясница. Алесса пытается вспомнить, что было накануне. Помнит яркие вспышки света. Помнит привкус алкоголя на губах. Помнит задорный смех. Чтобы она ввязалась в драку – не помнит. Тем более не помнит, чтобы ее кто-то побил. Вообще, вечер накануне помнит на удивление ярко и может с уверенностью сказать, что была хоть и пьяна, но не до беспамятства, но до легкого флера веселья в голове. Она даже помнит, как целовалась с каким-то парнем на заднем сидении такси, смеясь его несмешным шуткам, да разыгрывая из себя более пьяную, чем она была на самом деле.

Алесса пересиливает себя, и все же доходит до ванны. И – стоит только свету зажечься – вскрикивает невольно, натолкнувшись взглядом на собственное отражение в зеркале. Пытается проморгаться. Пытается ущипнуть себя, чтобы убедиться, что не спит, что это все – не ужасный сон.

Алесса не понимает. Алесса не узнает в зеркале собственное отражение.

На скуле – лиловый синяк. Яркий, окрашивающий неприятной кляксой светлую кожу. На губе запекшаяся корочка крови. Распахивать халат и смотреть на тело она боится, потому что уже сейчас видит синеватые росчерки на плече, выглядывающие из-под границы шелка, потому что уже сейчас видит наливающийся синяк на ноге.

Чтобы справиться с потрясением, ей требуется несколько минут. А после этого в голове набатом бьется только одна мысль.

Что делать? Что? Как?

У нее сегодня – заключение важного контракта. У нее на этой неделе – несколько съемок и пара очень важных встреч. И в голове набатом голос Джека с его «А я же говорил, что тебе однажды дадут по морде». И ведь не поверит, что она не сама нарвалась, а проснулась такой вот.

Через некоторое время Алесса с ужасом осознает, что синяк на скуле такой яркий, что его не удается полностью замазать даже с помощью косметики. Сделать меньше – да. Сделать более блеклым – да. Но не уничтожить следы его существования полностью. Тихо сквозь зубы ругается, подбирая одежду, да вызывая такси.

Потому что альтернатив все равно нет. Даже если контракты полетят в тартарары, как и съемки, появиться все равно придется. И лучше сделать это с гордо поднятой головой, придумав заодно какую-нибудь историю поживописнее.

И контракт срывается. Как срываются и съемки на ближайшую неделю. Джек отчитывает ее, словно малолетку какую-нибудь, неспособную отвечать за свои поступки. И – это по глазам отлично видно – ни на йоту не верит в сказанную правду.

Как предсказуемо.

Алесса злится. Нет, не на себя. И даже не на Джека, который просто делает свою работу. Злится эфемерно, не направляя сейчас собственные ощущения на кого-то конкретного. Нервно жмет кнопку лифта, что должен унести ее пятнадцатого этажа высотки вниз, к ожидающему такси. А потом, наверное, и к врачу в больницу, потому что поясница болит просто невыносимо.

Хочется, чтобы чертов лифт приехал быстрее. И она уже почти жмет в очередной раз кнопку, но палец замирает буквально в нескольких миллиметрах от нее. Словно наталкивается на невидимую преграду, потому что контроль над телом как-то резко выскальзывает из цепких рук разума. И Алесса очень хорошо знает это ощущение. Также, как и любой, живущий в их мире. Где-то здесь он. Человек, что предназначен ей судьбой.

И только его сейчас в жизни Алессы и не хватало.

Звуковой сигнал оповещает о том, что лифт прибыл. В нем не так много народу, и Алесса скользит коротко по привычке взглядом по лицам, пока не цепляется за яркую синеву на чужой скуле. Такую же синеву, что сейчас хоть немного прикрывает хорошая косметика на ее лице.

- Вы наверх или вниз? – спрашивает, но уже помимо собственной воли переступает порог лифта.

Потому что к черту. Не важно, куда он сейчас поедет. Важно другое. [nick]Alessa Moore[/nick][status]или прочь беги, или пей до дна[/status][icon]http://s5.uploads.ru/sP7fI.jpg[/icon][sign]***[/sign]

Алесса пока даже не осознает, что в любом случае переступила бы этот – чертов, несомненно, как и все вокруг сегодня – порог лифта. Позднее осознает, когда будет прокручивать события в голове, да ярко отпечатавшееся в мыслях чужое лицо с красивым разводом синяка на скуле.

«Да вы издеваетесь».

Мысль бьется в черепной коробке, стучится в и без того раскалывающейся на осколки голове, не давая ни на чем сосредоточиться. Не дает даже оценить обстановку трезво, потому что единственное, с чем она может сравнить свое состояние сейчас – это «обухом по голове». Слишком ярко. Слишком неожиданно. Слишком не вовремя.

Всего с л и ш к о м.

- Ага, сойдет, - она кивает как-то на автомате, да нервно переминается с ноги на ногу все то время, что лифт медленно ползет вверх, отсчитывая этаж за этажом. Ей все равно, куда он едет. Пешком она спускаться на таких каблуках все равно не станет даже со второго этажа – а тут аж пятнадцатый!: лучше покатается, хоть и потратит время. Ей спешить совершенно некуда.

Лифт делает очередную остановку. В этот раз двадцатый этаж. Еще немного, чтобы оказаться на самом верху, а потом такой же долгий, унылый путь вниз. Мур приваливается к стенке лифта плечом. Голова все еще раскалывается, и во всем теле отдает саднящей болью. И когда все это о т в р а т и т е л ь н о е ^{где-то на самых кончиках пальцев приятное} ощущение вдруг резко – нет, не обрывается с концами, но становится ощутимо слабее – в серых глазах откровенное замешательство.

Она выглядывает коротко в закрывающиеся двери лифта, чтобы взглядом мазнуть по одинаковым спинам, затянутым в офисные костюмы. Где-то в пояснице снова отдается острой болью, вынуждая едва ли не согнуться пополам, выдохнуть резко и тяжело сквозь зубы, сильнее приваливаясь к стене. А еще порадоваться, что люди вокруг слишком заняты собой, чтобы обращать внимание на ее слабость.

Лифт ползет вниз. И по мере того, как он ползет, ощущения ослабевают, но все же так и не исчезают полностью. Потому что теперь не исчезнут никогда. Теперь косой росчерк чужой руки по судьбе навек, как и у каждого в этом мире, пересек и ее собственную. Разум все еще отказывается мириться с этой чертой. И, наверное, будь на месте Алессы кто угодно другой, он не стал бы терять шанса, а нашел того самого.

Мур не хочет его видеть. Понимает это настолько отчетливо, насколько ясно, что вызывает такси машинально, да садится в желтую машину, ни разу не оглянувшись на офисное здание. Все равно ей путь сюда заказан на ближайшие пару недель о том, что это навсегда, думать совершенно не хочется.

Вечер обещает быть томным. И Алесса, вероятно, совершает большую ошибку, стоя перед зеркалом, да аккуратно тонируя синяк на скуле. Ей не откажешь в умении делать макияж во множество слоев. И да, коже под ним не слишком комфортно, но придется потерпеть. Зато об отвратительной синеве теперь может напомнить разве что напряжение мышц, стоит только попытаться улыбнуться чуть сильнее.

Алесса смотрит на себя в зеркало довольно, репетирует улыбку. Отмечает, когда уголки губ предательски дрожат от неприятных ощущений, а когда все проходит гладко, так, как нужно. Запоминает свой предел на сегодня, меняя открытую обычно улыбку – так нехарактерную для ее характера, но въевшуюся из-за профессиональных деформаций в самое нутро – на легкий намек самыми уголками губ.

Отмечает невольно, что ей идет. И серый свободный топ под кофту крупной вязки идет, и джинсы в облипочку, выгодно подчеркивающие фигуру, и традиционный каблук. И даже легкомысленный рюкзачок темной кожи, что заменяет сумочку, очень вписывается. Все выглядит именно так, как должно бы выглядеть.

Она окажется в баре с замашками на элитный гораздо раньше всех своих знакомых, почти под самое открытие. Просто потому, что ей нравится спокойно посидеть за барной стойкой вместе в компании самой себя, пофлиртовать с весело улыбающимся всем посетителям барменом, а иногда и с официантами, выпить пару-тройку легких коктейлей – обязательно приторно-сладких, иначе все не то. И не важно, что заведение они меняют примерно раз в неделю, а то и почаще.

                                      ^{Все это происки проклятой Судьбы.}

Алесса понимает эту простую истину, еще когда такси только-только тормозит у выбранного на сегодня заведения. Понимает, потому что снова захлестывает с головой все то же. До края и через край, заставляя задохнуться почти от чужой усталости, чужой безысходности, чужих попыток перешагнуть через себя и свои ресурсы.

Мур нервно достает из рюкзака пачку сигарет. Они пахнут сладкой до отвратительности ванилью. Их запах въедается в волосы, пропитывает кожу, одежду. Алесса редко курит. Продюсер ругается, особенно если она курит перед важными встречами. Но сейчас можно – нужно, необходимо до ломоты в пальцах. Огонек дрожит на ветру, и после первой же затяжки становится как-то легче. Чужие эмоции – слишком сильные – отступают назад немного, словно волна в отлив.

В баре пока не так уж и шумно, да и народу не так много. В конце концов, только-только открытие, и все самое интересное еще впереди.
- Пфф, - фыркает небрежно на чужое замечание. И снова – у Мур взгля наметанный на подобное – под слоем косметики бросается в глаза синеватый росчерк, да и лицо знакомое. Но меняет заказ на яркий коктейль с ликером, почти не сводя с этой девушки задумчивого серого взгляда еще минут десять, как минимум.

Когда накатывает страх, Алессу едва ли не передергивает. Она не знает страха – раньше не знала. И не желает с ним знакомиться. Хочется обхватить себя рукам за плечи, да выйти прочь из зала. Вместо этого тянется за сигаретами чисто на автомате. И снова шарит взглядом по залу, высматривая ставшую на удивление знакомой фигуру.

                                         Не находит.
[nick]Alessa Moore[/nick][status]или прочь беги, или пей до дна[/status][icon]http://s5.uploads.ru/sP7fI.jpg[/icon][sign]***[/sign]
Хочется встать и громко, на весь этот чертов зал поинтересоваться, какого черта ^блять тут происходит.

Алесса тяжело, нехотя улыбается подошедшим друзьям, стараясь стряхнуть с себя это липкое ощущение. Но с каждой минутой все яснее осознает, что не может. Засекает время. Не выдерживает и полуминуты, прежде чем коротко улыбнуться, да отойти "припудрить носик".