В этом месте могло бы зародиться чье-то счастье. Оно бы вызревало, окруженное бескрайними полями, этими обстриженными пашнями, сшитыми между собой, как лоскуты - в одно большое стеганное одеяло. Оно бы любовалось запредельным небом и изящными домами, построенными в колониальном стиле, оно бы пряталось в старых сараях, играя в прятки с братьями и сестрами, выросшими, как и оно, на здешних фермах. Оно бы напевало песню о реке Шенандоа, закупаясь к Дню Благодарения в ближайшем Волмарте. Оно бы посещало местную церквушку, крестило бы своих детей в обычном уличном бассейне, и непременно знало бы о дешевеньком мотеле "Crosswind inn", построенном тридцать лет назад вблизи восемьдесят первой автострады. Сейчас же, в час пополуночи, это счастье крепко бы спало в своей кровати, даже не догадываясь, что в паре миль от его спальни группа захвата ELM готовится к штурму мотеля.
Стюарт Уайт   Свет хлестал из полной луны, как из глубокого пулевого отверстия на подстреленной небесной шкуре. Ветер старательно разносил тишину, оседающую на черных одеждах, на черных ботинках, на черных шлемах и на круглых багряных нашивках - сейчас сотрудники внешней безопасности больше походили на волков, подстерегающих овечье стадо. Хотя по факту они просто ждали, когда вернется разведгруппа, посланная к гостиничному комплексу для сбора информации об огневых позициях противника. Вольген стоял недвижимо, обезличенный, как и его коллеги, униформой и опущенным забралом. Его выдавал лишь рост вкупе со внушительной и крепкой конституцией, а так же, вполне возможно, поза - выжидающе-расслабленная, с убранными в карманы штанов руками. За годы работы он неоднократно сталкивался с протестантами - с этими находчивыми ребятами, смекнувшими, что если упаковать свою корысть в идеологию, получится довольно симпатично и почти безгрешно. Так же празднично, как взрывы 11 сентября в Нью-Йорке и 7 июля в Лондоне, так же очаровательно, как крестовые походы и гонения евреев за "христоубийство", так же задорно, как истребление хорватов, сербов и мусульман. "Мы в это верим" - для некоторых лиц этого слогана вполне достаточно, чтобы скормить миру партию самолично созданной хуйни. Дайс издал краткий смешок. Сейчас ему было далеко не весело - может быть поэтому он улыбался, наполняясь едкой, словно кислота, иронией в отношении этих фанатиков. Так или иначе, он здесь не затем, чтобы пускать немые колкости в их адрес. Он здесь из-за одного единственного человека, на чьем запястье обитал черный паук, вколотый под кожу вместе с красящим пигментом. Человека, которого он сделал своей целью, что, по сути, могло означать лишь смертельный приговор.
Стюарт Уайт   Имя на языке. Имя на лезвии ножа. Имя на патронах автомата. Имя на желтых таблетках NPFS. Что станет с другими - дело случая. Что станет с "пауком" - дело Вольген Дайс. Не потому, что он вершитель судеб, не потому, что он каратель и поборник справедливости. А потому что он стал чуть ли не единственной гарантией того, что насекомое будет раздавлено, а не просто взято в плен. Так святые вызывают дьявола, понимая, что до бога им не достучаться. "Ты знаешь, что такое месть. Я прошу, Вольген. Я не вынесу, если он.. если ему удастся.. А даже если и нет, он же даже не поймет, за что..".
Стюарт Уайт обязательно поймет, за что.   Мотель выглядел невзрачно и потасканно, как "плечевая" проститутка, ловящая встречных дальнобойщиков. Двухэтажная постройка больше походила на ржавый барак, в котором крыс и тараканов было больше, чем заезжих постояльцев. Наверняка жители долины Шенандоа неоднократно отправляли местным властям петиции на снос этого замшелого гостиничного комплекса - он уж больно портил безмятежные и колоритные пейзажи. Стоянка мотеля была заставлена автомобилями - если учесть, что "Crosswind inn" служил протестантам мелким штабом, в этом не было ничего удивительного. Дайс обернулся, чтобы сцапать взглядом главу отдела внешней безопасности - Ребекку Аул. Только недавно эта девушка била рекорды женских нормативов, только недавно Инструктор самолично говорил ей "хорошая работа" за прохождение контрольных испытаний, и вот она уже командует подразделением матёрых истребителей. Поразительно, но не в случае с Ребеккой. Слишком упертая, слишком хорошо заточенная, слишком исправный штурмовик - без осечек, без неисправностей, без промахов. Иногда казалось, будто бы она и не агент, а механизм, чей мозг прошит инструкциями и непреклонной волей. Вид здания попахивал полузабытым прошлым - ночью, проведенной в пыльном номере отеля, в городе Айолас. Чует ли Ребекка этот запах, смешанный с ее порывом и одеколоном Дайс? Исполнительная Аул, решительная Аул, здравомыслящая Аул.. но такая Аул.  "Хорошо, что не злопамятная".
- Они идут. Готовимся к началу операции.
- Первый готов.
- Второй готов.
- Третий готов.
Дайс был седьмым.
- Седьмой?
Открыв забрало шлема, Вольген закинул на язык две желтые таблетки. Звучно раскусил их, как аллигатор - бедренную кость. И отозвался низким, сдавленным в насмешливом оскале, рыком:
- Готов.

Отредактировано Wolgen Deiss (15-09-2019 15:11:00)

Ее звали Лилиан. Маленькая малышка Лилиан, которая никогда не верила, что повзрослеет. Она часто повторяла: "Я уже завершенная, я не меняюсь и меняться не буду!". У нее была карамельная кожа и темные, как шоколад, кудряшки, что топорщились, как пух, даже когда Миранда заплетала ей косички. Ее глаза были не просто карими - они мерцали, как авантюрины, как два полудрагоценных камня. Девочка была очаровательной и при этом поразительно своей. Чувство, что это именно чужой ребенок, некий инородный организм, возникало в людях с явным запозданием. Все потому, что это была девочка, чье близкое присутствие ничем не обязывало и не напрягало. Ее не хотелось отторгать, от нее не хотелось поскорее отвязаться, ее не хотелось игнорировать и натужно улыбаться, втайне надеясь, что она не будет приставать с вопросами. Она умела тихо сесть и тихо обитать поблизости, не нуждаясь в развлечениях, помимо тех, которые устраивала себе сама - но и те были негромкими и вкрадчивыми. Как шелест грифеля о лист бумаги. Как перелистывание страниц с картинками. Как цокот плюшевых копыт по подлокотнику дивана. Так ненавязчиво и скромно, что ты, скорее, сам затеешь разговор, просто потому что станет интересно - а о чем же думают дети, полные столь сакрального умиротворения? В самом ли деле они умны не по годам и видят саму суть вещей, умудряясь пояснить все сложное предельно просто?
   Вольген увидел ее в первый раз, когда Миранда пригласила его к себе в гости - в свой дом в спальном районе Вашингтона. Двухэтажный, с голубым фасадом и маленьким белым крыльцом. Поразительно уютный, прогревающий своими стенами и обстановкой - совсем как кукольный домик, из чьих оконцев льется золотистый свет. Грейс переехала сюда, как только забеременела. Хотела, чтобы дочь росла именно здесь - в тиши, вдали от суетного центра, в окружении зеленых парков и ухоженных детских площадок. Как ни странно, трехлетняя Лилиан не испугалась рослого мужчину, чей голос больше походил на отдаленные раскаты грома. Встав перед ним, она посмотрела вверх, затем еще повыше, и еще повыше, надеясь отыскать у незнакомца голову, и так увлеклась, что, отшатнувшись, плюхнулась на пятую точку. И уже оттуда наконец-то встретилась с колючими, как у коршуна, янтарными глазами. И улыбнулась - так, как будто бы Инструктор показал ей интересный фокус. Дайс в этот момент пытался вникнуть в ее абсолютную причастность к женщине, которую он знал уже не первый год. Она - частица Миранды. Продолжение Миранды. Ее дочь. От мужчины, с которым Грейс даже не состояла в браке. Он был не плохим, но и не достаточно хорошим, чтобы она его по-настоящему любила или нуждалась в том, чтобы их жизни, пару раз усердно раскалившись, сплавились в одну. Эррол подарил ей то, в чем она давно нуждалась, а через девять месяцев они спокойно разошлись - наверное, тот парень сам прекрасно понимал, для чего был нужен этой женщине. И вот он, результат смешения их генов - темненькая, словно ангел, попавший в чан с корицей. Приятная, словно молчание между людьми, безмолвно разделивших нежность. И с каждым годом мягкий карамельный шепот, из которого и состояла Лилиан, не тускнел, не становился громче или резче - он густел, как тайна, которую не страшно раскрывать, но и не хочется.
   Лилиан Грейс умерла 11 февраля 2019 года. От множественных ножевых ранений, нанесенных неизвестным, вломившимся в их дом. На теле няни, сидевшей в это время с девочкой, обнаружили 15 колотых ран. На самой Лилиан - четыре. Больше ей, судя по всему, не требовалось, чтобы замолчать. Это не было кражей со взломом - преступник не забрал ни одной ценности, кроме той, что была Миранде дороже всех на свете. Однако дом был выпотрошен с таким бесноватым усердием, будто бы убийца всеми силами пытался что-то отыскать. Но так и не нашел. Да и его самого, как ни старалась полиция, никто так и не поймал. Ворвался, будто смерч, совершил непоправимое и скрылся. Вот так просто. За краткие минуты - перечеркнул и растоптал все, до чего добрался. В двадцать первом веке, в Вашингтоне - не в злачных трущобах и не в темной подворотне, а в самом эпицентре холеной благопристойности. Кому ни расскажешь - ужаснутся столь кощунственному варварству.
   То, кем она была, то, какой она была - все, указанное выше, обвалилось и обрушилось, как потолок, придавив Миранду так, что у женщины просто не нашлось сил вновь подняться. Она взяла бессрочный отпуск и заперлась у себя дома, ускользнув от утешений и попыток поддержать ее. Поддерживать в ней было нечего. Сначала брат-инвалид, в чьей смерти она винила себя долгие годы. Теперь ее родная дочь, к которой она ехала с работы, даже не догадываясь, что в ее доме уже не бьется крошечное сердце. Сладкая, припудренная рафинированным счастьем, история свернулась, словно молоко от капли уксуса. Стала горькой, отвратительной, зловонной. Грейс не шла на контакт даже с Вольген - с тем, кто в самом деле мог ее понять, причем не столько потому, что тоже пережил потерю близкого, сколько потому, что хорошо знал ее, Миранду. И знал Лилиан. Ее Лилиан.
- Алло.., - послышалось в телефонной трубке Дайс, когда он все же умудрился дозвониться до подруги. Она не открывала ему дверь, ее телефон нередко был отключен, но спустя пару недель она все же приняла звонок. Ее голос был кривым и нервным - будто скорбь взяла ее в заложники и пригрозила застрелить, если она свяжется хоть с кем-то.
- Ты уверена, что с этим ничего нельзя сделать? - спустя краткую паузу спросил он. 
- С этим.., - Инструктор услышал странное мычание. Как если бы она пыталась плакать, но у нее не получалось, потому что слезные протоки опустели. - ..с этим.. Вольген, со мной вс..е..в.. порр.., - теперь казалось, будто бы ее знобило, и зуб не попадал на зуб.
- Ты уверена, что с этим ничего нельзя сделать? - бесстрастно повторил он, чувствуя, как сам сжимает зубы, чтобы не выпустить наружу стаю дьявольских собак, жаждущих загрызть того ублюдка. Его гнев был острым и холодным. Не признающим ни бесполезные ругательства, ни крики, ни отчаяние. Отвергающим беспомощность, как таковую. Если у самой Миранды нет зацепок - он сам его отыщет. Невозможность этого его нисколько не смущала. Он уже задался одной дикой целью - чего стоит приютить еще одну, такую же якобы недостижимую? К черту "ничего не поделаешь". К черту "это надо пережить". Такие вещи не переживаются - они уродуют, кромсают изнутри и отравляют. От них не становятся сильнее - только загнивают, чувствуя, как рассудок превращается в уродливую гематому.
- Я.. Дайс, я..
- Подумай. И перезвони мне.
   И она перезвонила. Еще через неделю - позвала его к себе домой. За месяц Грейс из элегантной женщины превратилась в чахлый и измученный скелет, обтянутый истлевшим прошлым. Она передвигалась, как старуха - шаткими короткими шажками. И постоянно сжимала пальцы в кулаки, будто бы боясь рассыпаться, если отпустит воздух. Корни выбеленных волос серебрились пыльной сединой. Черный халат был покрыт масляными пятнами.
- Тшшш, не плачь, это же Вольген, разве ты не узнаешь его? - этого вопроса, адресованного пустому креслу, было достаточно, чтобы штурмовик все понял. Нет, не то, что Миранда свихнулась, а то, каким именно образом она нашла способ "что-то с этим сделать". Он сам, невольно, подтолкнул ее к этому. Подал ей идею воспользоваться уникальным препаратом, пусть за пределами Эльма подобное запрещалось. Миранда сделала это сама, так как другие могли просто не понять увиденное и услышанное, а она работала со своим NPFS больше десяти лет. И получила неизбежные побочки, установив связь с тем, кто был ей дорог. Но за этим осознанием не последовало ни укола совести, ни сожаления. Дайс понимал, что Миранда может просто отказаться жить - она уже отказывалась, игнорируя потребность в пище. Сможет ли ее поступок что-то изменить? Дать надежду хоть на какую-нибудь справедливость? Говорят, что местью ничего нельзя исправить - она не воскресит убитого и может обернуться еще большей пустотой. Но такая установка не всегда работает. Порою месть это единственное, что способно прогреть остывающие внутренности, поддержать, хотя бы временно, дать возможность отказаться от смиренного принятия, взрастить тот вид протеста, что заменит чахнущие сокращения сердечной мышцы. Порою месть - это отказ от абсолютно бездействия, от покорной грусти, от тотальной безнадежности, в которой человеку не по силам что-то изменить в том мире, который беспощадно изменил его. И Грейс была в достаточном упадке, чтобы прибегнуть к этому, всеми осуждаемому, средству.
- Он тебя не обидит. Он пришел помочь, - взгляд Миранды был отчаянно любовным, но притом пластмассовым, будто бы ее эмоции были следствием искусственного синтеза. Верила ли она в свои галлюцинации? Вольген тоже начал видеть изуродованный призрак Сьюзан после того, как принял две таблетки, и даже ему не всегда было легко вовремя вспомнить, кем именно является это видение. Так что же говорить о женщине, которая сейчас разглядывала свою любимую дочурку? 
- Как она выглядит? - подхватив ближайший стул, Дайс поставил его перед кофейным столиком и сел, после чего закинул ногу на колено. Он не улыбался, из-за чего казался не намного моложе своей подруги. Морщины в уголках глаз, впалые щеки, иссушенные строгостью губы - не самый сочный вид для мужчины его возраста. И лишь глаза отказывались покрываться ржавчиной - горели факелами, как амбразуры, за которыми бурлила магма.
- Я помню, Вольген, не переживай, - глаза женщины потухли. - Я помню, что именно я вижу. Просто.. машинально сорвалось, она такая.. красивая, - Миранда присела в кресло за тем же столиком, попутно придерживаясь за обивку, как слепая, что ориентируется в пространстве лишь на ощупь.
- Что она рассказала?
- Что у него.. была татуировка на запястье. В виде черного паука. Волосы темные, короткие. Она сбивалась, говорила путано, было много описаний чудовищ и красного цвета, и каких-то вспышек, но я думаю, это из-за страха и крови.. Я попыталась выудить из этого сумбура хоть что-то конкретное. А еще.., - Грейс запнулась.
- М? - Дайс наклонил голову, вчитываясь в неживую мимику подруги.
- Еще я слышала, что он говорил, когда.. когда.., - "когда убивал Лилиан" - должна была договорить Миранда, но Вольген перебил ее новым вопросом, избавив от необходимости в столь неприятных уточнениях:
- Что говорил?
- Что ее мать - скверна, а от скверны может появится только еще одна нечисть, от которой следует очистить мир. Что все дьявольские твари, попавшие в эдемский сад, должны быть уничтожены.. Он говорил об.. об..
- Эльме? - негромко уточнил мужчина, расшифровав в услышанном тот след, что был ему необходим, как воздух.
- Да.. Дайс.., - Грейс часто задышала, вцепившись пальцами в мягкий подлокотник. Видимо, она старалась противостоять лавине подступающего понимания. Гнать подальше мысли, что вторжение и беспощадное убийство ее дочери было связано лишь с тем, в какой организации она работала. С тем, что было вживлено в ее спинной мозг много лет назад. Именно поэтому все было перевернуто - этот глупый монстр искал то, что Грейс никогда не стала бы хранить у себя дома. Никаких секретных документов, никаких заначек, ничего того, что служащий агенства вынес бы из штаб-квартиры. Спустя пару секунд женщина продолжила, вонзившись в Дайс каким-то диким взглядом, в котором, как в полыхающей геенне, затрещали кости протестанта. Чистый лист, в котором не было иных чувств, кроме праведного и безоговорочного гнева. - Ты знаешь, что такое месть. Я прошу, Вольген.., - слушая ее, видя изменения в ее лице, штурмовик почувствовал, как уголки его губ вновь тянутся к щекам. Разумеется, он знал. Разумеется, он согласится. Его сознание отказывалось мыслить иными категориями. Есть только два пути. Ты либо травоядное, что плачет, волоча за собой подстреленную ногу. Либо хищник, который рискнет всем, но ответит болью за полученную боль, отвергая всепрощение и ту прославленную "силу духа", что выражается лишь в том, как скоро ты продолжишь мирно "щипать травку".

   Штурм начался. Воздух начал шлифоваться выстрелами, разукрашиваясь кровью и страдальческими выкриками протестантов. Агенты пробивались внутрь здания, постоянно перегруппировывались, не забывая следить за флангами и тылом, к которым пытались подступить опомнившиеся противники. Взрывы брошенных гранат грандиозно сотрясали стены. Это была музыка, и Вольген определенно нравилась столь хаотичная мелодия. Только вот ее приходилось ненадолго прерывать, используя способность препарата. Время замирало, останавливалось для Инструктора - пули зависали в воздухе, пламя застывало в ледяной статичности, а брызги крови превращались в жидкие бусины, украсившие невесомость. Дайс продвигался интервалами - быстрый шаг сквозь вязкое безвременье, до ближайшего врага, оттянуть ткань на запястьях, убедиться, что не тот, затем к другому - снова не подходит, отойти в укрытие и снова запустить секунды, чтобы метко прострелить конечности. И так раз за разом, раз за разом, ведь главное - найти, найти того, кто стал целью, того, кто не заслуживает простой и быстрой смерти. "Ты не бог, ты не господь бог, чтобы решать такие вещи!" - хрипела крошечная часть подохшей совести Штурмовика. Но ответом ей был замурованный в шлеме оскал и вереница выстрелов, пробивающая плоть и кости, плоть и кости, плоть и кости. "Все верно. Я далеко не бог" - с дьявольским довольством клокотало в грудной клетке. Рядом в стенку вжалось чье-то тело - Ребекка прервала обстрел, чтобы перезарядить оружие. Вольген опустил взгляд, наблюдая за ее проворными и резкими движениями, и сам не заметил, как в уме поставил ей "зачет". Что бы сказала Аул, если бы узнала всю эту историю? Как бы решила действовать, окажись она на месте Грейс или же Дайс? Заявила бы "так не положено, не по уставу, мы не судьи!" или же..? Аул закончила перезарядку и подняла взгляд вверх, на шлем, скрывающий лицо Инструктора. Он коротко кивнул ей, одобряя то, что только что увидел, после чего резко развернулся, выбираясь из укрытия, чтобы продолжить обстрел и свои поиски.

Отредактировано Wolgen Deiss (23-09-2019 13:12:46)

- Кого ты ищешь? У нас задание, Вольген. Ты же не сломаешь мне миссию?
   Последний из вопросов Аул был расколот беспардонно прогремевшей очередью. Пули растолкли голеностопные суставы протестанта, заставив его кости затрещать подобно сухим веткам, а рот, напротив, выблевать в пространство надсадный гневный вопль. Противник рухнул на колени и сразу завалился набок, но не собирался выпускать свое оружие - тут же принялся палить из него во все стороны, будто бы отпугивая от себя невидимых злых духов. Вовремя нырнув обратно за угол, Дайс, вжавшись спиной в стену, преспокойно выжидал, когда у врага кончатся патроны - благо, в рожок чужого автомата, судя по его размерам, их могло вместиться не больше сорока. Оставалось только терпеливо любоваться воздухом перед собой, пока на фоне громыхала огнестрельная истерика, и расшифровывать слова, произнесенные коллегой. Ребекка не могла заметить его действий, пока он пребывал в безвременье. Не могла, но только при одном условии - если в ее арсенале не было того же самого NPFS. Картинка наскоро сложилась, обнажив узор прелестной истины - Аул отказалась делить внутричерепную камеру со своими кусачими подозрениями. Это было в должной мере неожиданно, чтобы заставить мозг Инструктора на миг запнуться, но, в то же время, слишком предсказуемо, если учесть, какое впечатление он мог произвести на командира "внешников", когда днями ранее внезапно сунулся к ней в кабинет.

   Дайс прекрасно помнил, как она была одета. Небесного цвета рубашка, заправленная в строгие классические брюки, на ногах - лакированные броги, на роговице глаз - наглухо застегнутые чувства. Она сидела в аскетичных зарослях, в которых скромный интерьер соседствовал с распутством пышной зелени. Глиняные кашпо, словно грибы одной грибницы, торчали отовсюду - на столе и на полу, на стенах и на подоконнике. Аул явно нравились растения. Вполне возможно, что те отвечали ей взаимностью и выделяли кислорода чуть побольше, чем им полагалось. Завершив формальные приветствия, Дайс уверенно прошел к ее столу и, перед тем, как сесть напротив, поставил перед ней стеклянную колбу, полную душистого цветочного чая. Штурмовик определенно знал, с чем заявляться в гости - эти хрупкие сушеные бутоны некогда являлись частью мира Топи, и не могли оставить равнодушной главу отдела внешней безопасности. Вольген не собирался подкупать ее своим подарком, скорее, он стремился размягчить тот каменный официоз, который нередко был затянут на Ребекке, как тугой корсет. Благо, с теми, кто был ей симпатичен, она вела себя на крошечную унцию терпимее и мягче, и Дайс подозревал, что входит в их число. К слову, его "подозрения" обычно были равнозначны "знал определенно точно".
- Так что тебя привело ко мне? - насытив свое обоняние обильным ароматом, царившим в цилиндрической колбе, Аул все-таки вернулась к делу. Она говорила ровно, но даже в этой звуковой прогалине Дайс умудрился распознать проявленную благосклонность. Она была довольна. Не в той степени, чтобы утратить бдительность, но в достаточной, чтобы поставить за "вступительную часть" их встречи твердую пятерку. Разумеется, ее не могло не заинтересовать, с чего вдруг штурмовик решил ее побаловать.
   Откинувшись на спинку стула, Вольген замер в положении, которое частенько принимал в моменты как формальных, так и неформальных разговоров. Он был расслаблен, но притом не растекался в вызывающих и дерзких позах - сидел уверенно, с той зрелой безмятежностью, какую позволяли себе лишь спокойные и знающие себе цену люди.     
- Я полагаю, перед тем, как принять участие в операции по захвату штаб-квартиры протестантов.., - размеренно начал он. -..мне следует убедиться, что у тебя нет ко мне дополнительных инструкций, - его тонкая улыбка демонстрировала сдержанную бодрость, даже какое-то предвосхищение. 
- Мы не вели набор в оперативную группу среди рядовых агентов, Дайс. С чего ты взял, что участвуешь? - Ребекка, кажется, ничуть не удивилась - ее голос не сходил с ровных частот. В ее мимике и интонациях сквозило лишь желание понять и поскорее разобраться со столь странной ситуацией.
- Хо.. значит, я ошибся? - Дайс вскинул брови, но как-то механически, как будто бы читал заранее заученный текст. Все остальные мышцы на его лице даже не дрогнули, а уголки губ продолжали тянуть стылую улыбчивость. - Странно, я был абсолютно уверен в этом.
- С чего вдруг? Тебя дезинформировали?
- Вполне может быть, - слова вышли на выдохе, как если бы мужчина враз смирился и простил себе допущенную оплошность. - Знаешь.., - задумавшись, Вольген поднес кулак ко рту, словно собирался надкусить на нем костяшку, но сразу опустил руку обратно. - ..получился весьма неудобный конфуз. Я ведь уже морально подготовился к тому, чтобы гарантировать тебе успешное выполнение этой миссии, - янтарный взгляд снова вцепился в глаза Аул и не отпускал, будто используя их зрительный контакт для передачи мыслей, не нуждающихся в озвучивании . - А так же, чтобы иметь возможность посмотреть на тебя. Повнимательнее.
- Зачем тебе это, Вольген? - Ребекка слегка прищурилась, всмотревшись в Вольген. Ее вопрос являлся гарпуном, брошенным в чернильную завесу - наверное, ей и самой было понятно, что она вряд ли попадет в конкретику и уж тем паче в истину. Но попытаться стоило.
- Я просто не люблю менять свои планы, Ребекка, - конечно же, Инструктор врал, но делал это так невозмутимо, как будто его совершенно не заботило, поверят ему или нет. Он не суетился, не кривлялся, в его манере говорить не было ни жгучего лукавства, ни прилизанной чистосердечности. Он просто отвечал - прямолинейно и открыто, пусть и говорил не то, что думал. Относился ко всему происходящему, как к чему-то будничному и обыденному, словно ему в самом деле ничего не стоило пойти на миссию, в которой его не должно было быть. И это отношение невольно наполняло их беседу - мирную, невозмутимую, почти прозаическую. - Настрой так сложно сбить. А он у меня был серьезным.
- Хорошо, но.., - не успела Аул согласиться, как Дайс уже поднялся с места и, поблагодарив ее кратким кивком, направился к двери. -..откуда ты вообще знаешь об этой миссии? - говорила она ему уже вслед.
Перед тем, как переступить порог, Инструктор, обернувшись, улыбнулся девушке с особенно преступным благодушием. Будто бы желал спокойной ночи:
- Обязательно попробуй этот чай. В Преображении его очень нахваливают.

   Воспоминание промчалось мимо разума, как светящиеся окна движущегося поезда - стремительно и с дикой непреклонностью. Сквозь дым и раскатистые звуки выстрелов Дайс различил фигуру Аул - она все еще ждала его ответа. Штурмовик не торопился его выдавать. Он думал, но не над фразами, из коих нужно было срочно слепить оправдание, а над дальнейшим ходом действий. Когда что-то расходилось с его планами, Инструктор принимал происходящий форс-мажор, как нечто допустимое, как то, на что всегда перед началом сделана поправка. И никуда не торопился, даже если ситуация трубила о необходимости скорейшего принятия решений.
   Через пять секунд Ребекка заметила немой сигнал, поданный ей Вольген. Он мотнул головой в сторону коридора, в котором продолжали бесноваться пули, а затем постучал указательным пальцем по запястью, как если бы на нем были наручные часы. Все было просто - он показывал, куда направится, и предлагал Аул использовать безвременье. Через выстрел звуки смолкли окончательно - и обе фигуры двинулись к застывшему, подобно статуе, врагу. Его лицо было изуродовано болью и, как ни странно, ужасом. Наверняка ему казалось, что, если он не сможет отстреляться, агенты Эльма быстро с ним расправятся - превратят в такое решето, что можно будет промывать через него лапшу. Вольген стремительно шагал вперед и быстро миновал разлегшегося на полу противника, притом якобы случайно наступив на его раненную ногу - ботинком прямо по раздробленным костям.
- Дайс, ответь, - в голосе главы внешней безопасности чувствовалась строгость. Ее эта игра в молчанку ничуть не забавляла. Следуя прямо за Инструктором, она грубо вдарила ногой по автомату, который враг держал в руках, так что тот обиженно метнулся в сторону, успев переломать сжимающие его пальцы.
- Я ищу одного очень плохого человека в куче других очень плохих людей, - низкий голос прозвучал уже не в рации - подняв тонированное забрало, Вольген нажал кнопку, чтобы его шлем сложился и укомплектовался под затылком. За поворотом их встретили окаменевшие "статуи", видимо, бегущие на помощь своему собрату. Совершенно не стесняясь действовать при Аул, Дайс невозмутимо проверял их руки, выискивая ту злосчастную татуировку в виде паука.
- Что ты собираешься с ним сделать? - хоть время и остановилось, Ребекка не собиралась тратить препарат впустую - достав армейский нож, она отточенными движениями подрезала сухожилия противников, похожих на восковые фигуры - бесчувственные и бескровные. Дайс продвигался вперед так спешно, что Аул приходилось обезвреживать врагов с ускоренной оперативностью, чтобы поспевать за ним. Находясь в безвременье, Вольген совершенно не интересовался протестантами. Он пришел сюда не для того, чтобы прикончить каждого - в надежде хорошенько потрепать систему, породившую урода, осмелившегося вломиться в дом Миранды. Его стремление было прицельным и определенным, не терпящим каких-либо излишеств и воспаленного неистовства. Даже гнев, такой, казалось бы, оправданный и объяснимый, в исполнении штурмовика казался чем-то металлическим и жестким, как ледокол, кромсающий встречные льдины. Дайс не "горел", не полыхал желанием возмездия - он просто знал, что нужно делать, и не собирался отвлекаться и разменивать себя на бестолковые эмоции. Разве не таким же образом он пробирался к своей личной мести? Не распыляясь на всех встречных НЕХов, не рисуя на каждом иномирном монстре яркую мишень, не записывая во враги всех поголовно, лишь бы хоть куда-то вылить свою несмолкаемую ярость. Злости не было, как не было и хаоса в мышлении - все отсортировано, разложено по полочкам, просчитано и хладнокровно вымерено.
   Оттянув рукав очередного протестанта, убедившись, что тот не являлся Стюартом Уайтом, Вольген приостановил свой шаг и развернулся к Аул. Теперь она могла не только знать, с какой безбожностью он улыбался, но и лицезреть это воочию - бесчувственную маску, насквозь пропитанную неистребимой целеустремленностью. Такие люди никогда и ничего не "жаждут". Они просто решают. И сделают задуманное, даже если им отрубить голову.   
- Просто поговорить. О его плохом поведении, - любезно произнес он, чем-то походя на добродетельного воспитателя. Только вот янтарные глаза не обещали ничего хорошего.

Отредактировано Wolgen Deiss (17-10-2019 13:16:07)

Видимо, в глазах Ребекки замысел Инструктора был сродни непокладистой субатомной частице, хитроумному нейтрино, способному легко проникнуть сквозь материю и обстоятельства, не признавая в них преграды. Аул знала, что этот мужчина не из тех, кто будет игнорировать ее приказы и запреты, не из тех, кто будет ломиться до конца ценой последующих, крайне невыгодных ему, проблем с агентством и с ней лично. Он не бульдозер, что таранит стены, не кувалда, разбивающая правила, он не бешеная псина, что сорвется с поводка и непременно вцепится в свою добычу под полоумным лозунгом: "А дальше будь что будет!". Слишком просто, слишком опрометчиво и примитивно. Но при всем при этом Дайс хранил в себе настолько инфернальную самоуверенность, как будто заручился одобрением вселенной, что обещалась разложиться под его ногами, как мозаика, подставляя свои выигрышные грани. Его естественная убежденность была продиктована не верой в собственные силы, не доверием фортуне, не убежденностью в своей священной миссии, которой никто не посмеет помешать. Напротив, преград ему вполне хватало, но Вольген был предельно убежден, что своего добьется - а все потому, что.. знал это. Не верил, не надеялся, не уповал, не наплевал на все виды приказов и опасностей - он просто знал, причем наверняка, и это знание было построено из крошечных кирпичиков побочных знаний, тех деталей, которые он смог собрать в единую картину. Штурмовик сказал, что был уверен не в себе, а в ней, в Ребекке Аул, причем заведомо, заранее, в то время как она сама еще толком не знала, какое именно решение ей предстоит принять. Дайс не убеждал ее, не заставлял, не уговаривал, не пояснял ей все свои мотивы, надеясь, что она поймет и примет его сторону. Она просто сделает это, но с какой стати - Аул вряд ли бы смогла сейчас понять. Она была свободна от его давления, от его воздействий и уловок, Ребекка в самом деле была той, кто может одним звонким щелчком пальцев растолочь все планы этого штурмовика - так откуда же взялась его убежденность, если она сама еще не знает, какой вынесет вердикт??
- И я так же уверен в том, что, когда я отыщу его, ты не станешь мешать нашему разговору, - пройдя к девушке, спокойно произнес Инструктор. Его тон был начисто лишен угроз или условий, в нем не было удавки, что душит чужое право выбора. Все равно, как если б он сказал: "я знаю, что через секунду твое сердце сократится, а затем еще раз, и еще" - естественный процесс, который Аул не только не прервет, но даже не захочет это сделать.
- Тебе не удастся провернуть что-либо до тех пор, пока я не услышу твоих объяснений, - строго отозвалась Ребекка, не сводя с Инструктора наполненных промерзшей сталью глаз. В ней не было ни страха перед ним, ни богобоязненного трепета - ей требовались пояснения, пускай она в них больше не нуждалась, итак прекрасно подвязав все нити вызревших догадок. Но почему он сам не хочет отчитаться? Разве же ему не выгодно раскрыть все карты перед той, от кого зависит воплощение задуманного? Так ведь поступают все здравомыслящие люди, черт возьми! Открывают рот и ведают - откуда в нем такая убежденность, что она самостоятельно увидит все, как на ладони? Она-то все увидела, она-то догадалась, но ведь могла бы и не разобраться - он должен пояснять не ей, а ей-гипотетической, которой до сих пор могло быть ничего не ясно. Да и почему она вообще должна разгадывать все это самолично? Расшифровывать его поступки, производить в уме все эти вычисления, следить за ним и делать выводы - это же в его блядь интересах, а не в ее! 
- Ты хотела сказать "моих подтверждений того, о чем ты итак догадалась"? - разумеется, он улыбался, спрашивая это. Дайс не пояснял ей самолично, просто потому что был уверен, что она поймет. Умалчивал, но не потому, что что-либо скрывал, а потому что Аул в его представлениях была достаточно умна, чтобы обойтись без его формальных уточнений.
- Ты здесь из-за Миранды. Точнее, из-за ее дочери, - на грани острого, как нож, терпения начала Ребекка. 
- Верно, - согласился Дайс, точнее его изогнувшиеся в произнесенном слове губы, в то время как все остальное тело вкупе с мышцами лица оставались недвижимыми.
- Ты ищешь человека, который причастен к смерти Лилиан.
- Верррно, - с зычным одобрением прорычал Инструктор.
- Ты хочешь.. чего? Расправиться с ним? Отомстить? Откуда у тебя информация о том, кто это сделал? Как ты можешь быть стопроцентно уверен в этом?
- Никак, - просто ответил Вольген, но сразу же продолжил, смекнув, видимо, что Аул уже порядком надоело допрашивать его. - Ребекка, ты ведь знаешь, какие препараты я с собой взял. Какие?
- Безвременье и чтение.., - в ее глазах мелькнуло и мгновенно растеклось, подобно густой лаве, понимание. Оно заполнило весь ее разум, моментально начертив всю схему плана Вольген. - ..памяти, - договорила она, погрузившись в краткое оцепенение - теперь ей все казалось запредельно ясным и элементарным, будто вся эта стратегия принадлежала ей, а не Инструктору. Уголки губ Дайс растянулись еще шире - да, он рисковал, нервируя Ребекку своей упрямой несговорчивостью, но разве шевеление ее ума не стоило того? Думать, думать, думать, задействовав резервы собственного интеллекта - не ждать подачек в виде пережеванных сто раз раскладов. Аул была способна на активное мышление, шестеренки в ее голове крутились быстро, словно в новеньком исправном механизме, и Вольген любовался этим так же пылко, как и ее прекрасным телом много лет назад, в мотеле Парагвая. Могло создастся впечатление, будто этого мужчину возбуждало только то, что он не мог увидеть - не внешняя обертка, а те вспышки, те заряды тока, что расходились по нейронам внутри этой оболочки. Не сама плоть, а деятельный разум, этот генератор личности, который пользуется телом, как инструментом для поступков и свершений. "Многие люди мирятся с действительностью, видя ее чем-то слишком огромным, чтобы можно было ощутимо на нее повлиять. Но есть те, кому не нужны подходящие условия, те, кому не нужны подсказки, не нужны поблажки - кто воздействует на окружающую реальность, осознав, насколько она на самом деле гибкая и как легко куется под ударом человеческой воли".
   Пауза была недолгой. Спустя миг лицо Инструктора переменилось - его взгляд стал жестким, а оскал рассыпался, что могло быть признаком лишь одного..
- Время! - рявкнул он, и перед тем, как запустить безвременье, Аул услышала обрывок выстрела, расцветшего за ней гневным экспансивным звуком.
   Все вновь застыло, увязнув в действии препарата, как в густом прозрачном формалине. Воздух обмер, сохранив испарину непоправимых, но удачно прерванных событий. Аул обернулась, ожидая встретить нападающего, но ее взор споткнулся о стальную капсулу, повисшую в пространстве в жалком метре от нее. За пулей протянулся ровный шлейф из вихрей потревоженного воздуха и дыма - сейчас он больше походил на длинное копье, спаянное из закрученных обломков сизого тумана. Издав низкий смешок, Вольген сошел с места, направляясь прямиком к противнику - шаг, еще один, затем другой. Протестант стоял, как памятник, направив на вторженцев самый обычный пистолет - видимо, в его автомате кончились патроны и он отстреливался тем, что оставалось в арсенале. Встав сбоку от него, Дайс сдвинул рукав замызганной черной куртки на его левом запястье. Ничего. Лишь кожа, такая же затертая и пыльная, как и его одежда. Инструктор чуть прищурился, оглядывая парня с ног до головы, а после обошел его беззащитную фигуру, чтобы встать с другого бока. Плавно, будто бы смакуя, сдвинул ткань на правой вытянутой руке.. и оскалился, причем так щедро, будто бы ему отвесили какой-то щедрый комплимент. Это был он. Стюарт Уайт. Тот, чье имя Вольген знал лишь потому, что его знала молодая нянька, что сидела с Лилиан тем вечером. "Стю, милый, что ты делаешь? Стюарт Уайт, я к тебе обращаюсь, что ты задумал??". На ней не зря было намного больше колотых ранений, чем на дочери работницы агенства - знала ли она, что ее бойфренд был протестантом? Знала ли она об этом, когда говорила, к кому устроилась работать?
   Заметив приближение Ребекки, Дайс выудил из кармана блистер с препаратом "чтение памяти" и, на удивление, не вскрыл его, а протянул главе внешней безопасности.
- Я не буду просить тебя пойти мне навстречу, Ребекка Аул. Решение ты примешь сама. Единственное, о чем я действительно тебя попрошу - проверь его. И скажи, достоин этот человек жизни или нет. 

Отредактировано Wolgen Deiss (06-11-2019 12:41:07)