Миссия 103, Мир Топи
Преображение отправило агентов раздобыть образцы тканей недавно обнаруженного НЕХа Кротуса для изучения. Требуется кусок как минимум одного щупальца, лучше - двух разных. Уничтожать НЕХа необязательно, главное как можно быстрее после отсечения доставить образцы в лабораторию.

Миссия 107, Доминикана
На побережье на довольно большом расстоянии друг от друга были найдены трупы двух Когтецов, когда нашли третьего - он еще вяло шевелился, но к прибытию агентов тоже умер. Местонахождение разрыва неизвестно, людей не эвакуировали, так как нападений НЕХов не было. Нужно убедиться, что живых НЕХов не осталось, найти и закрыть разрыв. Также стоит убедиться, что разрыв был только один и что поблизости нет НЕХов из того же или других миров - ведь нет гарантии, что Когтецы ранили друг друга сами.



Телеграм-канал Agency ELM

Наша тема Объявления от администрации!

[12.01.20] Появилась новая игра, визуальная новелла по миру Эльма! К вашему вниманию представляем ELM AGENCY: SHORT DATING SIMULATOR!

ELM AGENCY

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ELM AGENCY » Альтернатива » Слушай зов крови


Слушай зов крови

Сообщений 1 страница 30 из 46

1

СЛУШАЙ ЗОВ КРОВИ

http://s3.uploads.ru/JGPaT.png

http://s7.uploads.ru/3jqFb.png

Немного из жизни пары древних вампиров.

Участники: Asher, Claud.

Локация: Наши дни, возможна смена локаций.

[nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

Отредактировано Ivo Wald (23-09-2019 00:20:18)

+1

2

В этом мире нет совершенства. Линии изломаны, люди глупы, краски серы и скучны. Раньше Ашер считал иначе. Раньше. Наверное, целую вечность назад, когда юным маркизом прибыл в прекрасный Париж из провинции. Он хотел увидеть совершенный мир и нашел его в глазах идеальной женщины, чьи руки были холодны, как лед, а губы жарки, как пламя. Несколько десятков лет после обращения Ашер искренне считал, что любил Белль Морт. До тех пор, пока та не привела своего нового фаворита, чей образ отпечатался в памяти Ашера на века. Клод стал его страстью, его личным безумием и проклятием, снедающим сердце. Вампиры линии соблазна, к которой принадлежала Белль и все ее детища, вообще легко поддавались сумасшествию любви.

Ашер горел, желал и был готов на все ради мимолетного взгляда или прикосновения. Он изучил все привычки Клода, его вкусы, делил с ним девушек, которых они пили, был верным другом и наставником. И он же познакомил Клода с Жозефиной - рыжеволосой знахаркой, идеально подходящей по всем параметрам. Всё, чтобы просыпаться в одной постели, ведь не будут они ссориться из-за девушки, учитывая в каких оргиях порой участвовали.

В этом мире нет совершенства. Разговоры бессмысленны, прикосновения отвратительны, чувства переоценены. Раньше... Раньше Ашер сам был совершенством. С него рисовали картины и лепили скульптуры. Его считали ангелом, сошедшим с небес. А теперь он стал дьяволом - сгоревшим и отверженным, с ненавистью взирающим на сияющий мир. В доме до сих пор висела картина, где они все втроем улыбались на фоне пасторального пейзажа. Эта картина была отправлена ему жестокосердной Морт с припиской "моему бывшему ангелу". Наверное, ее стоило выкинуть, но Ашер не мог. Он тысячи раз снимал ее с прежнего места, тысячи раз подносил к камину или заносил нож. Но каждый раз руки опускались, словно это разрушило бы последние его светлые воспоминания о счастливом времени вместе.

Жаль, что на эти воспоминания кровавым калейдоскопом накладывались другие. Воспоминания о запахе горящей плоти, о криках Жозефины, тянущей к нему руки в бессильной мольбе. Воспоминания о жуткой боли, пронзающей тело, когда кислота стекает по коже и разъедает ее до кости, об иглах под ногтями, о переломанных костях. Ашера собирались сжечь на следующем рассвете и если не сердобольная служанка - мир ее праху - так бы и случилось.

В этом мире нет совершенства. Раньше Ашер считал, что бог - вот истинное совершенство, но в ночь, когда земля пропиталась алым, когда в деревне были открыты все двери, когда все местные были жестоко убиты от мала до велика, тогда он понял, что это все было лишь глупой верой. Надеждой, которой должны быть лишены такие проклятые, как он. Бога нет. И совершенства тоже. Есть только боль, наслаждение и забвение. И все это он дарил в полной мере на протяжении множества веков себе и окружающим.

За прошедшие года Ашер побывал, наверное, везде. Поучаствовал в войне алой и белой розы, видел сожжение Жанны д'Арк, командовал в русско-французской войне в одной из баталий. Он появлялся везде, где текла кровь и тогда ее становилось больше. Для вампира войны - очень удобное дело. Но всё рано или поздно надоедает. В итоге Ашер решил осесть в Новом Орлеане - портовый городишко в США, где на каждом шагу пабы и бары, где кипит дневная и ночная жизнь. Он открыл там весьма популярное в узких кругах заведение, пользующееся успехом у любителей всяческих фетишей - в пределах нормы, конечно. Ашер строго следил за безопасностью как клиентов, так и персонала, иногда даже сам брал на себя тех, кто ему приглянулся. Почему бы и нет, можно развлечься время от времени.

Ашер жил тихо и не претендовал на власть, поэтому принц города спокойно принял его, заключив что-то вроде негласного соглашения: его политика не трогает Ашера, а сам Ашер не трогает его подданных и делает вид, что подчиняется. Если бы Ашер хотел, он мог бы добиться поста принца, но зачем? Снова вариться в этих интригах и решать чужие проблемы? Уж увольте, ему клуба хватает. Лучше находиться на отшибе вампирского двора и не раздражаться лишний раз от упоминаний Морт или ее ставленника.

Письмо, переданное ему мелкой сошкой, было вполне ожидаемым. Последние дни ходили слухи, что старому принцу кто-то бросил вызов и победил, поэтому новый властитель города собирал всех кровососов для чествования себя любимого. Клятву крови Ашер, конечно же, приносить не собирался и вообще надеялся, что с новеньким получится договориться. Терять такое удобное жилище ему не хотелось, как и оставлять весьма доходный клуб на управляющего.

Он покрутился перед зеркалом, поправляя кружево воротника. Годы сменялись, предпочтения Ашера оставались неизменными. Свое уродство он скрывал паутиной золотых волос, неизменно падающей на левую часть лица, пышными воротниками и эпатажной одеждой. Мужские корсеты, обтягивающие брюки, белоснежные рубашки, высокие сапоги на каблуках и тонкие полоски ошейников - он выглядел как загулявший актер, ищущий неприятностей на все мягкие места. И в этот раз Ашер не изменил себе и своему уже сложившему образу порочного владельца клуба. На пути обратно стоит пройтись по злачным кварталам и подкрепиться кем-нибудь особо смелым, рискнувшим к нему подкатить.

Пальцы скользнули по израненой коже возле голубого глаза, чудом оставшегося целым. Никакая косметика не в состояние скрыть это. Была крохотная надежда на пластическую операцию, но для этого необходимо найти доктора, которому можно будет полностью доверять, ведь для уменьшения скорости регенерации во время операции Ашеру придется долго не есть и потому быть связанным, чтобы не поддаться жажде крови, когда над ним склонятся в операционной. В общем, для этого явно нужно возвращаться обратно в вампирскую среду и искать там нужные контакты, а это воскрешало слишком неприятные воспоминания.

В последний раз поправив небрежные кудри и подхватив трость со скрытым в ней клинком, покрытым серебром, он вышел из дома, набирая такси. Можно было поехать и на своей машине, но светить лишний раз номерами перед чужими глазами Ашеру не хотелось. Ему вообще хотелось остаться дома и провести эту ночь за прослушиванием классической музыки или просмотром старых фильмов, а не лениво отмечая смену пейзажа за окном по пути в особняк.

Помахав письмом перед носом секьюрити, Ашер без всякого удовольствия шагнул в зал, где было на удивление мало народу. Складывалось впечатление, что либо он опоздал и празднество чествования нового принца подошло к концу, либо пришел слишком рано. Либо это была ловушка. Пальцы поудобнее перехватили трость, клыки едва заметно удлинились, когда Ашер подошел к пустующему безвкусному трону, на котором ранее любил восседать прошлый властитель теневого Орлеана.

- Наш новый принц невидимка или леди, привыкшая опаздывать? - насмешливо поинтересовался он у воздуха, подхватывая бокал с подноса услужливого официанта. [icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

+1

3

Клод смотрит с балкона на тонущий в ночи город – теперь уже его город. Выхватывает идеальным, обостряющимся к ночи зрением блики неона на лужах, свет от фар проезжающих автомобилей, что короткими росчерками ложится на стены домов, проблески зажигающихся фонарей и подсветки. Пальцы свободной от сигареты руки стучат неслышно по перилам балкона. Вкус табака почти не ощущается: Клод давно не чувствует удовольствия от никотина, но привычку курить оставить за свою жизнь сил в себе так и не нашел. Сейчас сам процесс влек его гораздо больше, чем ощущения, что он дарил, пока по жилам бежала горячая кровь.

Ему уже чертовски надоел этот вечер, хотя он толком и не начался. Ему надоели чужие улыбающиеся лица, чужие реверансы и чужие льстивые слова. Клод прекрасно знал – чувствовал, ощущал всем своим существом – любой был бы рад оказаться на его месте. Ему же просто повезло – так многие считали.

Стряхивает пепел перед очередной затяжкой, да усмехается собственным мыслям. В таких вещах не везет. Такие вещи – следствие долгих интриг, непростых многоуровневых планов, умения улыбнуться, где нужно, склонить голову, когда необходимо, сказать ласковое или жестокое слово там, где подсказывает интуиция. Такие вещи – не простое совпадение, но долго идущая охота, что вот-вот приведет жертву в капкан, готовый захлопнуться. Считающие же, что перед ними пример феноменальной удачи – идиоты. И Клод рад, что смог выставить всех их – улыбающихся, исходящих медовыми словами, да таящих острую опасность в глазах – за свой порог. Потому что ждал он сегодня не их.

С момента, как гости стали собираться, как солнце сгинуло за горизонтом, топя Новый Орлеан во тьме, он ждал тут только одного.

Он помнит, будто это было вчера. Помнит гораздо лучше, чем все события за все последние года вместе взятые. Алой линией в памяти золотистые волосы, да голубые глаза. Алой линией, перечеркивающей если уж не все, то многое точно – мягкие движения, прохладный взгляд, неуловимо теплеющий в какие-то отдельные мгновения, точеное лицо.

Клод фыркает, вспоминая жесткую улыбку Морт, вспоминая холод, поселившийся в ее глазах при взгляде на стоящего перед ней. Она всегда любила красивое. И все, что не соответствовало ее понятиям красоты, недостойно было находиться рядом с ней. И ее решение было предсказуемо, словно ход с пешки при игре в шахматы. Он сам, копируя чужие эмоции, впитывая их, словно губка, становился зеркальным ее отражением, улыбался так же жестко, смотрел также холодно, без тени былого благоволения. Но все же смотрел в чужую спину, не отводя взгляда, пока хлопнувшие двери не отрезали все пути.

В зале – какие-то разговоры, что доносятся до слуха бесполезными обрывками. Не все гости в полной мере осознали, что аудиенция на сегодня к концу подошла, и им пора бы расходиться по домам, уползать в свои норы, да забыть дорогу к этому месту до тех пор, пока не появятся серьезные проблемы. Пожалуй, это и к лучшему: ему не хочется совсем, чтобы карты были раскрыты с порога. Ведь тогда весь шарм игры канет в Лету.

Клод держался вдалеке от событий мирового масштаба. Отстраненно наблюдал за политическими интригами, войнами смертных, не слишком вдаваясь в подробности. Спроси его, и не вспомнит даже парочки значимых событий за последние несколько десятков лет. Не следовал и правилу распространенному о том, что где кровь и война, там и вампиры. Не любил войну, научившись у Белль любить красивое. Война же красивой не была. Жестокой – да. Ужасающей – да. Золотой жилой в плане добычи – определенно. Но не красивой. И последнюю привлекательность она потеряла, когда в моду вошло огнестрельное оружие, способное превратить тело смертного в малопривлекательное месиво.

Стоило только подумать об этом, и горло схватывало спазмом тошноты.

Он сам не писал приглашения. Доверил это дело одному из слуг, что достались ему вместе с особняком. По – на губы ложится мягкая улыбка, не обнажающая белоснежных клыков – наследству, как бы смешно ни звучало это, если вдуматься. Он сам не притронулся к ручке, чтобы не раскрыть тайну раньше времени. Потому что за прошедшее время почерк его не изменился: все такой же округлый, витиеватый – чтобы читать такой, нужно присмотреться, привыкнуть. Чтобы узнать такой – не нужно даже видеть его каждый день на протяжении многих лет.

Клод чтит традиции, блюдет этикет, по крайней мере, пока. Каждое приглашение написано перьевой ручкой от руки. Никаких бездушных компьютерных распечаток, хотя это проще было бы в разы. Никаких шариковых ручек. Хоть слуга и замарал стол, да несколько черновиков с непривычки. Но Клод – терпеливый, ему не сложно научить младшего обращаться с подобной приблудой. Все – ради игры.

В единственном приглашении время было указано на два часа позже.

И этих двух часов Клоду, что не любил церемониться, когда это не было ему выгодно, вполне хватило для расстановки акцентов. И этих двух часов вполне хватило, чтобы теперь уже его подопечные познакомились со своим новым принцем, покидали красивых фраз, да были разосланы прочь коротким жестом, обозначающим усталость.

Когда перед воротами останавливается такси, да раздается хлопок двери машины, Клод тушит почти докуренную сигарету. Он не торопится уходить с облюбованного балкона, пользуясь тем, что его гость почти не смотрит по сторонам. Не торопится он и спускаться вниз, хоть и слышит возмущения. Вместо этого коротко осматривает себя, стряхивая с черной рубашки одному ему видимую пылинку.

Клод верен себе, и его одежда – почти классическая строгость, что лишь немного меняет фасон в зависимости от моды. Почти, потому что пуговиц на черной рубашке расстегнуто на одну ровно больше, чем нужно, открывая острые ключицы, да длинную шею. Почти, потому что брюки в облипку сложно назвать брюками классического кроя, даже если очень захотеть. Почти, потому что ни галстука, ни жилетки, ни пиджака, да и темные волосы, волнами спускающиеся до плеч совсем не вяжутся с совсем строгим образом.

В зале народу совсем немного. Да и те в основном – слуги. Клод спускается тихо, замирает у подножья лестницы, выхватывая взглядом знакомую фигуру в значительно поредевшей толпе. Теперь его улыбка обнажает клыки.

- Ни грамма уважения, Ашер, - чужое имя почти щелкает в воздухе, словно хлесткий удар кнута. Помнится, раньше он произносил его так же, с оттяжкой, позволяя буквам перекатываться по языку, словно глотку хорошего вина. Голос у Клода не изменился ничуть. Его узнать можно, даже не оборачиваясь.

Чтобы преодолеть разделяющее расстояние, приблизиться – уходят доли секунды. Клод пользуется тем, что его старый – друг? знакомый? любовник? враг? – товарищ завел привычку прикрывать уродство волосами, лишая себя частично обзора. Клод пользуется этим, да бесцеремонно, со звенящим смехом выхватывает бокал из чужих рук, салютуя приветственно.

- Давай, у тебя есть отличный шанс рассказать мне, как ты рад меня видеть, - в темных глазах с красными проблесками тот же смех плещется, что и на губах.
[nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***[/sign]

Отредактировано Ivo Wald (23-09-2019 00:26:00)

+1

4

Прошло много времени. Три столетия? Четыре? Ашер затруднялся сказать точно, потерявшись во времени так, как может потеряться только тот, кто способен прожить вечность. И все же спустя столько лет голос, раздавшийся позади, не изменился ни капли. Все те же бархатистые интонации, ласкающие слух, шелком проходящиеся по коже легким предвкушением. На мгновение Ашер ощущает себя молодым и глупым, как на их самой первой встрече, а потом холодным водопадом на него обрушиваются воспоминания и потухшая было ненависть.

Он поворачивается - слишком медленно, Клод уже оказывается рядом и лишает бокала с пригубленным вином. Шпага чуть не покидает ножны верной трости, но Ашер держится, очень сильно держится, пусть ему и хочется впиться клыками в соблазнительно обнаженную шею. О какой же это будет скандал, если новый принц окажется убитым сразу после своего чествования.

- Раньше от тебя пахло розами. Теперь никотином и смертью. Мальчик повзрослел? - язвительно интересуется Ашер, стараясь не смотреть на яркие губы, к которым когда-то льнул с жаркими поцелуями. Он почти чувствует их вкус - всегда с каплями крови, когда они, забывшись, ранили друг друга клыками.

Ашер переводит взгляд на бокал. Ему хочется спросить многое: послала ли Белль своего ставленника по его душу или это личная инициатива, совпадение это или нет, почему именно этот город и именно сейчас, когда он стал успокаиваться и не искать информацию о происходящем во Франции. Но он сглатывает вопросы вместе со слюной и самоуверенно улыбается, намеренно откидывая волосы так, чтобы его лицо было хорошо видно. А потом садится на пустующий трон, закидывая ногу на ногу и холодно глядя на Клода снизу вверх.

Когда-то он часто смотрел на него именно так, стоя на коленях и занимаясь выцеловыванием его тела. Сейчас же в глазах не было и намека на былую страсть.

- Что ты там говорил насчет уважения? - клыкасто ухмыляется он, поигрывая тростью - изящной, с удобным набалдашником, выглядящей настоящей драгоценностью. А потом обводит жестоким взглядом слуг и тихо, безумно смеется. - Вон, маленькие сиблинги, если не хотите знать почему я был лучшим палачом у прекрасной смерти.

Некоторые из оставшихся слушаются, опасливо покидая зал, некоторые остаются, бросая испуганные взгляды на новоиспеченного хозяина. Оказаться между двух огней, оба из которых одинаково жестоки, - последнее, чего хочется молодому вампиру, не разменявшему даже половину века.

Ашеру плевать на моральные терзания оставшихся, он предупредил. Все равно им придется стирать память или убивать, чтобы не пошли слухи. Убить легче.
- Mon amour, я так рад видеть тебя, - Ашер не двигается с места, внутренне напряженный и готовый в любой момент уклониться от удара, - все мое естество пылает желанием вновь ощутить страсть нашего жаркого соития. - голос звучит сладко и страстно, будто они находятся в алькове наедине друг с другом. А потом Ашер запрокидывает голову и хрипло хохочет, как если бы ему рассказали лучшую в мире шутку. - Это ты хотел услышать?

Трость выбивает бокал из рук и хрусталь разбивается в мелкое крошево, обагрившееся вином на полу. Некрасивое пятно - еще одно уродство в этом зале не будет лишним.

- Скажи мне, Клод, что должно останавливать меня от того, чтобы убить тебя прямо сейчас? Перерезать твои сухожилия одно за другим, заставить тебя захлебываться кровью и намеренно позволять регенерировать до тех пор, пока твоя собственная суть не сожрет тебя, сделав безмозглым упырем, жаждущим пищи? Только представь лицо Белль, когда она поймет, что лишилась своей любимой игрушки. Ооо, она будет безутешна целых десять минут. Или я загнул, как считаешь?

Он извлекает клинок, блестящий в ярком свете, проводит по нему пальцем, позволяя выступить крупным алым бусинкам.
- Видишь, не заживает. И любая рана, оставленная им, будет заживать почти как у обычного человека. - Ашер отбрасывает пустые ножны, все еще не поднимаясь с облюбованного места. Он уже нарушил все возможные нормы этикета, да и не к чему они теперь, когда встретились верные враги. - Так ответь, мое жестокое сердце, почему бы мне не бросить тебе вызов и не стать новым принцем? Я не приносил тебе клятву крови и никогда не принесу. Предатель не заслуживает верности.

Во взгляде сквозит боль. Да, он не любил Жозефину, но чувствовал за нее ответственность, считал другом и потому тяжело переживал собственную беспомощность в тот момент, когда тело девушки горело на костре - намеренно медленном, чадящем, позволяющем жертве в полной мере ощутить весь спектр ощущений. В тот момент, казалось, горела его душа вместе с бедным агнцем, виноватым лишь в том, что полюбило двух вампиров.

Ашер терпеливо ждет, когда Клод перестанет на него смотреть, когда на лице промелькнет хоть слабая тень омерзения, которое он видел на лице Морт. Он ждет этого момента, чтобы напасть, тем самым отомстив за себя и Жози. Сначала Клод, потом остальные ставленники Белль, а затем, может, получится добраться и до древней вампирши. Она все равно не простит ему убийство своей игрушки.

Ненависть переполняет, быстро раздувшись из тлеющих углей в яркое пламя. Кровь снова кажется горячей, чувства острыми, как много веков назад. И в то же время Ашер не может сказать, что не хочет вновь прикоснуться к светлой коже, не испорченной шрамами и родимыми пятнами. Всего одной встречи хватило, чтобы опровергнуть терпеливо выстраиваемое убеждение о том, что никаких чувств к Клоду он больше не испытывает. Всего один взгляд всколыхнул былое желание, острее которого Ашер не испытывал больше ни с кем. И это заставляло ненавидеть не только Клода, но и себя за невозможность вырвать бесполезную любовь из сердца, сжимающегося сейчас так, словно его держали крепкой хваткой. [icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

Отредактировано Cillian St. Clair (23-09-2019 01:22:37)

+1

5

За время, что они друг с другом не виделись, не развеется в пыль мрамор, но  вполне способно пасть и создаться наново несколько государств. Время, что их разделило, любому смертному покажется просто баснословно огромным сроком. Оно просто окажется за гранью понимания.

Но.

Но если ты живешь вечно – а при должной осторожности вкупе с внимательностью вампир вполне способен на это – несколько сотен лет превращаются в песчинки. И не только органы чувств становятся острее, заточенные под ночную охоту. Острее до деталей, до мелких штрихов реальности становится память, отпечатывая в себе все происходящее, стоит только захотеть запомнить.

Клод легко касается губами бокала, отпивая из него. На кристально-чистом хрустале отпечаток его губ – легкий след, что уникален у каждого, как и отпечатки пальцев – оказывается прямо напротив аналогичного, оставленного Ашером. Не только в глазах Клода алые искры, но и в этом вине – темном, словно кровь, дорогом, отдающим почему-то чем-то французским, и это отлично ощущается – алые искры от игры света. Он легко покачивает бокал за тонкую ножку, будто завороженный искрами, что там плещутся. Будто старающийся заворожить не только себя, но и белокурого ангела, которого не пожалела изменчивая фортуна.

- Мальчик сменил парфюм, - не остается в долгу. На губы ложится почти ласковая улыбка, что больше предназначается не равному, но жертве. Клод уверен, что Ашер отлично эту улыбку на его губах помнит. Потому что слишком многое – многих – они разделили. Но вряд ли он рассчитывал когда-нибудь оказаться на месте того, кому такая улыбка предназначается.

Клод выжидает. Считает мысленно секунды, позволяя им бисером осыпаться в пустоту. Они же, в конце концов, не люди, чтобы беречь мгновения. А ему слишком интересно, как поведет себя Ашер. Это любопытство кончики пальцев покалывает теплом, которого кожа давно не ведала. Если бы сердце в груди могло биться быстрее – оно бы билось, Клод уверен в этом.

И в памяти – той самой, что чутка к деталям – легко воскресают чужие движения. И на них, истлевшие слегка под гнетом времени, накладывается новая калька с язвительным тоном, с развязно-формальными жестами, с такой жгучей смесью чувств в глазах, что Клод, оставшись один, долго еще этот коктейль будет на составляющие разбирать, открывая в нем все новые и новые грани.

Единственное, чего нет в памяти, так это шрама, что перечеркивает чужое лицо, деля его надвое. Тогда, в полутемном зале, Ашер тщательно прикрывал все волосами. Ашер хотел остаться, и Клод, стоя за спинкой кресла Белль, чувствовал это так явно, будто сам был на его месте. Желание весело тогда в воздухе плотной завесой, и выветрить его удалось лишь через пару жней после того, как блондин покинул владения Морт навсегда.

Клод не думает сейчас об осторожности. Он знает Ашера слишком хорошо. Он не верит, что несколько сотен лет затворничества могли кардинально изменить чужой характер. Но он вполне способен прикинуть, что чужая смерть на костре, да собственное уродство способны знатно попортить характер.

- Прочь, - жест короткий, совсем небрежный. Зал пустеет мгновенно, оставляя больше пространства для двух голосов, оставляя больше пространства для гаммы эмоций. Клод ступает ближе, останавливаясь в шаге от вульгарного трона, на котором расположился Ашер. Смотрит все с той ж мягкой улыбкой сверху вниз, не отводя взгляда от чужого лица, не боясь коснуться взглядом шрамов, что расчертили половину лица, превращая ее в сплошной плохо заживший струп.

Если бы Ашер был живым, думает почему-то Клод, это наверняка постоянно болело бы.

В памяти – вспышками образа. Вспышками приглушенный свет, выдохи на грани слышимости, да привкус чужой крови, что мешается с собственной, на губах. Иногда Клоду казалось, что если бы не особенности регенерации, тело Ашера сейчас было бы располосовано не только шрамами от ожогов. Но нет – Клод отлично это знает – на чужом теле ни следа, оставленного им. Все они растворились давно, прахом пошли.

В тишине зала звук бьющегося хрусталя ощущается особенно ярко. Клод морщится, да встряхивает рукой, будто осколки могли оставить следы на его коже. В его жестах, в его движениях даже оттенка страха нет. Он не подается назад от движения трости, не пытается уклониться, спасая то ли бокал, то ли себя. Не вытаскивает оружия в ответ, потому что полностью безоружен.

Вместо этого, делает еще шаг, позволяя серебристому клинку в чужой руке упереться себе в горло. И не отводит темного взгляда от чужих голубых глаз, не пытается не замечать чужих шрамов, оставленных на бессмертном создании людьми, чей век так короток. Легкого нажима достаточно, чтобы на шее, почти под подбородком, выступила капля бордовой крови, расчерчивая бледную кожу короткой чертой.

- Давай, - тянет мягко, почти нараспев слова: - Всего одно движение, Ашер, и утолишь свою жажду крови ставленника Морт, мести или что ты там хочешь утолить. Я даже сопротивляться не стану, - по слогам и почти шепотом, бьющим по ушам даже сильнее, чем бил бы крик: - О-бе-ща-ю.

Клод знает его слишком хорошо. Клоду совершенно нет нужды всматриваться в чужие глаза, ловить чужие эмоции, чтобы видеть правду. А еще он очень легко вспоминает, что убить, глядя жертве в глаза – задача непосильная в большинстве случаев. Особенно когда в глазах – мягкое понимание, почти жертвенное принятие, за которым кроется нечто большее. Клоду – он больше не юный и неопытный мальчишка – не составляет труда выдать те эмоции, что необходимо. А дальше все, что нужно – лишь подождать, пока ненависть Ашера к самому себе победит ненависть к нему. И Клод ждет терпеливо, замерев, словно хищник перед броском. Ждет, когда в чужих руках дрогнет серебристый клинок, да опустится вниз.

И стоит готовой еще секунду назад карать руке опуститься, Клод делает еще один шаг, чтобы оказаться почти вплотную, да опуститься – будто следуя за чужой рукой – на пол у ног, как бывало порой прежде, когда комнату освещал неверный свет свечей, и они делили тишину ночи на двоих.

Глотает едкое «я знал, что ты не сможешь», давая Ашеру молча утопать в ненависти к себе и собственной слабости.
[nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

6

Ашер не может отказать себе в удовольствии смотреть на изящное, застывшее в своей красоте, лицо Клода. Морт выбрала идеальный момент, чтобы обратить своего ставленника, да и вообще нашла, наверное, идеального мужчину. Она всегда отбирала лучших из лучших, проводя затем тщательную селекцию уже внутри своего гарема, чтобы выживали самые умные и хитрые.

Он продолжает смотреть, сравнивая этого Клода и того, накладывая и наслаивая картинки, отмечая различия, произошедшие за века. Другая одежда, несомненно, другой взгляд. Другая улыбка - раньше Клод не улыбался ему так, словно через пару мгновений вопьется в горло. Так улыбаются тому, кто уже в чьей-то власти, но еще не знает об этом, так Клод завлекал свою пищу и общался со слугами. С такой же ласковой улыбкой он миловал их и карал, равнодушно стряхивая багровые капли с кончиков пальцев.

Почему так больно?

- Этот парфюм подходит тебе больше. Хотя бы не кажется, что ты выглядываешь из-под юбки Морт, - Ашер не показывает своих чувств, кривя губы в холодной усмешке. О да, он прекрасно помнил практически нездоровое пристрастие Белль к розам, которые украшали ее сад и комнаты. Алые и взращенные на множестве трупов - мертвые отличная подкормка - они сладко пахли, окутывая своим ароматом, притупляя ум и заставляя довериться.

Шпага не дрожит в уверенной руке. Ашер никогда не был просто постельным мальчиком. Белль ненавидела войну, а он научился жить ею, получать удовольствие от каждой стычки. Самым омерзительным в его короткой карьере личного палача Морт было лишь то, что жертвы были безоружны. И потому сейчас он ждет, что Клод сделает хоть что-то: оскалит клыки, полоснет когтями, вытащит пистолет с разрывными патронами и приставит к его виску. Ведь не может быть так, чтобы Клод доверился ему и пришел безоружным? Хоть какой-то кинжал, хотя бы игла, смоченная парализатором... Взгляд скользит по ладной фигуре и приходит понимание, что в этой одежде попросту негде спрятать оружие.

Ты же не идиот. Идиот не смог бы так долго жить у ног Морт. Идиот не победил бы старого принца.

В зале никого не остается. Никто кроме Ашера не видит, как крупная темная капля скользит по лезвию, растворяясь по пути. Он чувствует аромат крови, воскрешающий старательно забытые воспоминания о том, как они делились друг с другом собой, как нетерпеливо разрывали одежду, запутавшись в многочисленных завязках, как когти скользили по коже, вспарывая ее, а потом губы целовали затягивающуюся на глазах рану. В его глазах отражается жажда - любви и смерти, боль, гнев и ненависть, коктейль из разрывающих на кусочки эмоций, каждая из который ощущается остро и мучительно. Говорят, что после первой сотни лет все становится припорошено песком времени. Видимо, те, кто так говорит, еще не сталкивались с существом, способным играть на струнах души подобно Клоду.

Если бы Клод сказал хоть слово об его уродстве, если бы засмеялся или старался смотреть только на чистую сторону лица, Ашер бы позволил руке дернуться вперед и пронзить доверчиво подставленную шею. Плоть мягка, даже если дело касается вампира. И, небо свидетель, Ашеру безумно хочется это сделать. И в то же время не хочется, потому что тогда он своими руками уничтожит последнее светлое и дорогое воспоминание в своей жизни. И, кажется, Клод это понимает.

Мягкий голос завораживает звучащим в нем обещанием, хочется закрыть глаза и отдаться его звукам, соглашаясь на что угодно. Всего одно чертово движение и этот кошмар длиной в сотни лет закончится, всего один росчерк клинка и любовь всей его жизни упадет на колени, захлебываясь своей кровью и теряя блеск в глазах - наверняка они смотрели бы неверяще и пусто. Он мог бы сказать, что победил в честной дуэли, ведь свидетелей не осталось. Он мог бы отправить голову Клода Белль и объявить ей войну. Он мог бы отомстить за Жозефину и себя им обоим, освободиться от прошлого, начать новую жизнь, где будет место для новой любви и нового врага.

Но уже никто не будет таким, как Клод. Никто и никогда, уж Ашеру ли это не знать, пытающемуся в каждом своем любовнике найти черты, присущие Клоду.

Господь всемогущий, дай мне сил нанести удар.

Впервые за столько лет Ашер молится, глядя в яркие глаза Клода, в которых отражается лишь принятие. Он не может ударить безоружного, не видит удовольствия в том, чтобы убить несопротивляющегося, не в состоянии лишить себя общества Клода. Рука опускается, Ашер прерывисто выдыхает, вдруг понимая, что все это время не дышал. А внутри поднимается удушливая волна ненависти к себе, пошедшей на второй виток.

Слабак.

С громким звоном шпага выпадает из разжавшихся пальцев, когда Клод опускается перед ним. Горло будто сжимает невидимой рукой и несколько долгих минут Ашер просто молчит, глядя на темные волосы, мягкие даже на вид. Хочется снова в них зарыться, пропустить сквозь пальцы, прижаться к ним в целомудренном поцелуе. У него не осталось даже локона на память, все сгорело в пепелище, в которое превратила их дом святейшая инквизиция.

Он протягивает к нему ладонь, заправляя прядь за ухо, нежно проводя по щеке большим пальцем, оглаживая затылок и наслаждаясь ощущением от его волос. А потом грубо их оттягивает, заставляя задрать голову и обнажить шею, на которой виднеется след от ранки. Клыки удлиняются от желания припасть к бледной коже, даже учитывая тот факт, что Ашер относительно сыт. Он наклоняется, волосы с шорохом спадают вниз, прикрывая шрамы и оставляя заметной глазу только нетронутую сторону лица.

- Что тебе нужно, Клод? - голос звучит холодно и сухо, немного хрипло от кома, все еще стоящего в горле. - Ты детище Морт, а она никогда не возвращается к брошенным игрушкам. Да и ты тоже предпочитаешь отбрасывать их в сторону. Поэтому просто скажи чего ты хочешь и закончим на этом. Или, может, ты решил пойти по её стопам, но начать окружать себя уродцами?

Ашер сам не замечает, как наклонился настолько близко, что их дыхание смешивается, не замечает, что он может в полной мере ощутить запах сигарет, предпочитаемых Клодом, сочетающийся с дорогим парфюмом, не замечает, как его хватка слабеет и становится нежнее, как кончики пальцев массируют затылок.

Мое безнадежное сумасшествие, какую игру ты ведешь?[icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

+1

7

Клоду нравится это ощущение победы, постепенно растекающееся от кончиков холодных пальцев по всему телу. Оно доставляет ему едва ли не больше удовольствия, чем глоток свежей крови. Едва ли не больше удовольствия, чем доставляли когда-то прикосновения Ашера, воспоминания о которых отдаются по телу сладкой дрожью.

Клод вообще на удивление – для своей рациональности, по крайней мере – падок на чувство победы. Когда он был младше, этим легко было манипулировать. И даже сам Ашер, помнится, не брезговал никогда этим пользоваться, если видел в том собственную выгоду. Сейчас – все сложнее, но отказать себе в удовольствии, когда есть возможность он никогда бы не смог. И сейчас не отказывает, смакуя собственную правоту, собственную уверенность в том, что чужой клинок даже случайно не дрогнет, нанеся ему рану.

В нем нет ощущения необходимости в условностях. Ему не претит сидеть на полу у чужих ног, давая возможность Ашеру занять этот дурацкий эпатажный трон, от которого Клод планирует избавиться, как только появится возможность. Потому что какая – к праотцам! – разница, где находиться, если чувство собственного торжества в дикой смеси с чужой беспомощностью оседает сладковато-соленым привкусом на языке. Не важно. Не значимо.

Без-раз-лич-но.

Он почти физически может ощущать чужую слабость, чужую беспомощность. Он почти может слышать чужие молитвы, чужие самобичевания, что набатом наверняка бьют в мыслях Ашера, превращая томный вечер в опасную горючую смесь. И Клод был готов на крови поклясться в том, что это ощущение в стократ острее, ценнее, чем победа в какой-нибудь людской войне, чем победа над бывшим хозяином этого роскошного особняка, что пеплом теперь развеян над миром. И Клод был готов поклясться собственной утраченной душой или собственным бессмертием, что легко положит на алтарь все, начиная от собственной жизни, и заканчивая жизнью Белль Морт или самого Ашера для того, чтобы испытывать это ощущение снова и снова.

Пока таких радикальных жертв не требовалось. Пока для победы достаточно было не отвести взгляда, да прижаться виском к чужому колену в короткой – на грани ощущения – ласке. Пока для победы было достаточно просто появиться перед чужим взглядом, да не дрогнуть в момент, когда холодной кожей чувствуешь такую же холодную сталь посеребренного клинка, оставляющего раны, что заживают дольше обычных. Пока было достаточно быть готовым стать пеплом, как предыдущий хозяин особняка.

Прикосновения – нежные, далекие от мимолетных – оставляют на коже тепло, которое не сможет оставить ничто иное. И – Клод улыбается уголками губ, да ничего не говорит, но отлично это понимает, также как понимать это должен и Ашер – от таких прикосновений не открестишься, не спишешь все на соскользнувшую руку, да нелепую случайность, которой не должно было быть. Он на секунду будто бы поводья отпускает, позволяя себе прильнуть щекой к чужой ладони, оставляя мимолетное прикосновение губ на кончиках чужих пальцев.

Клод не напрягается, отклоняя голову назад под ставшим грубым прикосновением. И в этом жесте, открывающем светлую шею чужим белым клыкам, и грамма доверия или желания его продемонстрировать нет. Только ощущение собственного превосходства. Только уверенность – нет, знание на грани с мистическим – что Ашер не осмелится, что у него не поднимется рука. И Клод пользуется этим знанием, полученным несколько секунд назад, буквально врученным ему из чужих рук вместе с падением на пол клинка.

Клоду хочется многое спросить. Хочется спросить, как Ашер себя чувствует. Хочется поинтересоваться, каково это – испытывать тягу и ненависть одновременно, да четко ощущать, что второе безвозвратно проигрывает первому. С губ почти рвутся вопросы о том, каково это – ощущать, что предаешь девчонку-знахарку, что корчилась ради тебя на костре одним только своим взглядом, мешающим ненависть с вожделением в слишком неравных пропорциях. Клод не спрашивает. Клод сглатывает вопросы, понимая, что пока еще для них не время. Но оно настанет обязательно немного позже, и тогда вопросы станут ножом под сердце. Станут именно тем, чем должны быть.

Клод вглядывается в чужое лицо внимательно, а затем тянет руку, да кончиками пальцев отводит в сторону соскользнувшие пряди, прикрывающие страшные шрамы. И его рука не дрожит при этом, а во взгляде даже отголоска сомнений в собственном действии нет. Светлые пряди аккуратно, отточенным движением заправляются Ашеру за ухо.

- Соскучился, - просто сообщает он, бессовестно, как-то почти по-мальчишески улыбаясь: - Вот и решил напомнить о себе, да посмотреть на тебя, - он чувствует холод в чужом голосе, но будто и вовсе его не замечает. Он чувствует эту скребущую сухость и хочется с насмешкой предложить Ашеру немного воды или вина, чтобы тот промочил горло. Вместо этого Клод щурится, соскальзывая пальцами с чужих волос за ухо, касаясь легко, как совсем недавно касался Ашер.

Он не может не чувствовать, как хватка чужая в волосах ослабевает. Он не может не замечать, как Ашер склоняется непроизвольно ближе, делая разделяющее их расстояние гораздо опаснее теперь для себя, чем для самого Клода. И все же он не дергается за клинком – а ведь за ним достаточно протянуть руку – лезвию не суждено сегодня упереться в чужую шею. Может, как-нибудь потом. Если тог потребует игра.

Пальцы с длинными ногтями – Клод красит их порой черным просто потому, что ему нравится, как это выглядит – соскальзывают ниже, до подбородка. Касаются легко шрамов, оглаживая без страха, не избегая прикосновения, хотя можно было бы. Клод подается чуть вперед, уничтожая остатки расстояния, что их разделяют, превращая его в дым.

Целует, как целовал всегда – словно и не было между ними всех этих событий, всех этих столетий, легших бездонной пропастью, через которую, кажется, не перешагнуть и не перелететь. Целует порывисто, глубоко, не боясь поранить клыками чужие губы, да ощутить на собственных губах вкус чужой стылой крови. И этот поцелуй даже будит где-то в глубине того, что осталось от души какие-то теплые чувства на несколько секунд.

Клод рвет поцелуй так же легко, как и начал его. Облизывает – в этом жесте даже доля демонстративности есть – губы от чужой крови, после с усмешкой вытирая их рукавом, словно целовался только что со шлюхой в порыве чувств, и теперь жалеет об этом. Потому что умел быть утонченным и изысканным, когда это необходимо. Потому что умел быть отвратительным до дрожи, когда хотел этого.

- Морт думает навестить этот город как-нибудь, - сообщает буднично, наблюдая за тем, как меняются эмоции на лице Ашера: - А я тут для того, чтобы навести к ее прибытию порядок. А заодно увидеть тебя и поинтересоваться, не хочешь ли ты сбежать от проблемы, поджав хвост, как делаешь это последние пару сотен лет? – с детской непосредственностью клонит голову к плечу в вопросительном жесте.

Клод не ждет ответа. Поднимается на ноги, да стряхивает с одежды невидимые пылинки, а заодно и чужие прикосновения с волос. [nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

8

[icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]
Шея такая открытая, беззащитная и белая в ярком искусственном свете, она практически молит о прикосновениях. Ашер помнит какова на вкус кровь Клода, как тот задыхался, когда клыки пронзали кожу, даря короткий миг боли и долгое, острое наслаждение, заставляющее извиваться на шелковых гладких простынях. Он помнит, как первые лет пятьдесят с трудом мог заставить себя питаться, потому что любая другая кровь оседала в горле серым пеплом, похожим на тот, что летал над их сгоревшим домом.

Если так подумать, было настоящим чудом, что Ашер выжил. Чудо, что служанка повелась на его голос и гипноз, просунув руку и дав насытиться своей кровью и выбраться из клетки, чудо, что во время шока, смешанного с безумием, он не натворил таких дел, чтобы открывать на него охоту уже со стороны собратьев, чудо, что раны все же затянулись, чудо, что он не покончил с собой, пусть хотелось сильно, неистово, страстно. Тогда он жил ради мести, а теперь не может ее осуществить.

Есть ли смысл в моей жизни?

Ашер думает об этом, вдыхая запах шампуня Клода, прикрывая глаза и даруя себе короткое мгновение забвения, как если бы всего этого не было и они оставались любовниками. Иногда ему казалось, что когда-то давно он по ошибке выпил любовное зелье и так и не смог найти антидота, настолько сильно сердце рвалось к Клоду.

Они беззащитны друг перед другом. Клод может вырвать его сердце, Ашер успеет разорвать тому глотку, и тогда их пепел смешается на холодном полу. Красивая и бесполезная концовка и они оба понимают это. Впрочем, может быть это именно тот конец, который они заслужили. Но не сегодня.

Ашер замирает, застывает белой мраморной статуей, когда пальцы касаются шрамов, очерчивая их. Он сам до сих пор с отвращением трогает эту сторону лица, когда втирает очередную чудодейственную мазь от следов на коже в надежде, что хоть в этот раз станет немного лучше. А Клод делает это бесстрашно и дерзко. Эта его часть тоже не изменилась.
- Что ж, я запомню, что ты начинаешь скучать лет через четыреста с хвостиком. - уголки губ чуть приподнимаются в легкой усмешке, голос не теплеет ни на градус, оставаясь таким же ледяным. Ашер хотел бы добавить, что сам уже давно перестал по нему скучать, но не успевает, застанный врасплох внезапным поцелуем, на который он не может не ответить, приникая к губам так же жадно и яростно, словно пытаясь забрать чужое дыхание.

Я не могу удачно солгать даже сам себе. - Ашер думает это с какой-то обреченностью, открывая глаза лишь когда Клод отпрянул от него, проводя языком по заалевшим губам. Ресницы немного намокли от болезненной слезинки, так и не скатившейся по щеке. К счастью. конечно же, доставлять такого удовольствия Клоду он не собирался.

- Что ж, целуешься ты все так же. Жаль, я думал, что за последние сотни лет ты поднабрался опыта. - Ашер выпутывает ладонь из темных волос, отстраняясь от бывшего любовника и глядя на него с изучающим интересом, как биолог разглядывает новую, неизведанную науке мошку. Нацепить маску помог пренебрежительный жест, Клод бы еще сплюнул, право слово, демонстрируя свое отношение.

Новость о Морт заставила скривиться, как если бы ему предложили укусить грязного и немытого попрошайку. Кулак невольно сжался. Сначала Клод, теперь Белль. Прошлое, которое он пытался оставить позади, неизбежно напоминало о себе с изяществом гиппопотама. И что теперь? Действительно оставлять клуб на управляющего и искать для себя новый город? Заново договариваться с его принцем, заново доказывать свое нежелание участвовать во всех этих интригах, опять избавляться от убийц, которых нашлет властитель местных вампиров, нарабатывать репутацию среди смертных. А ведь ему было так хорошо в этом городе.

Ашер поднял шпагу и поднялся с холодного трона, проходя к трости. Вскоре клинок занял свое место, и только тогда Ашер соизволил ответить, подходя к окну и не заботясь тем, на месте ли Клод или уже ушел после долгой паузы. Он распахивает ажурные створки, вдыхая ночной воздух и глядя на перемигивающиеся огни города. В тишину сразу врывается шум ветра, всколыхнувшего золотые кудри. Ветер чист и свеж, пахнет дождем, успевшим пролиться вновь за время их разговора. А на языке все еще растворяется вкус крови, заставляя чувствовать себя наркоманом во время ломки.

- Мне казалось, что зона ее влияния - Франция. Древние знают, что она пересекает границы? - насмешливо поинтересовался он, опираясь на подоконник. У каждого города есть свой принц или принцесса, у каждой страны - свой король или королева. И если даже миграция обычных вампиров воспринималась не очень хорошо, то появление в чужих владениях Морт могло вызвать настоящий резонанс в ночном сообществе. Если только она не договорилась с местным правителем. Вот и дался ей Орлеан...

- К слову, если ты забыл, Белль недвусмысленно запретила мне появляться в ее владениях. Поэтому я выполнил последний приказ отказавшейся от меня королевы. - Ашер пожимает плечами, накручивая на палец светлую завитушку. - Но она не запрещала мне писать письма, на которые не было ответа. Мне достаточно было бы всего одного предложения от тебя. Одного, Клод.

Он вспомнил, как сначала уговаривал себя ненавидеть только Морт. Она сильна, она призвала своего птенца зовом, она пустила по их следу охотников. Но сердце подтачивал червячок сомнения. Что, если Клод уехал потому что все знал? Что, если он пустил слухи, дошедшие до инквизиции? Что, если он просто хотел вернуться в блистательный Париж и заодно избавиться от надоевших постельных грелок? Да еще и стать номером один в глазах Белль.

- И это предложение, которое было мне нужно, даже не заверение в любви или дружбе. Мне нужен был ответ на простой вопрос: кто натравил на нас инквизицию? Это был ты или она?

Ашер не ждет ответа. Он просто смотрит на небо и неоновые огни, жалея, что вообще приехал сюда. Осуждая себя за то, что не смог воспользоваться шпагой. Ненавидя за слабость и чувства, что предавали Жозефину, делая ее смерть несущественной, лишенной смысла.

- И знаешь что, Клод? Сейчас это не ее территория. Это мой город, который я знаю лучше Морт или тебя. Это мои связи, готовые достать мне что угодно и откуда угодно. Здесь нет цирка наемных клоунов, которыми она стращала всех неугодных. И потому ее приказ больше не работает. А если ты попытаешься лишить меня моего жилья и досуга, то я тебя убью. - обещание звучит змеиным шипением. - Даже если ты будешь притворяться трижды беззащитным и милым. Я изнасилую тебя этой тростью, чтобы не пачкать свое тело, а потом рассеку изнутри. И, к сожалению, придется занять место принца. А я даже не знаю, что ненавижу больше: политику или тебя. - он тихо смеется над последними словами, прекрасно зная правду. И понимая, что Клод тоже ее знает.

+1

9

За время собственного бессмертия Клод успел полюбить эмоции. Не свои, конечно же, но чужие. И в этом нет ничего удивительного. После первой пары сотен лет приходит сдержанность, оседает грузом на плечи. После полутысячи сдержанность превращается в ледяную маску, за которой прячешь все, что происходит внутри. И если этого не делать – просто не выживешь. Будучи практически неотрывно при дворе Морт, Клод усвоил эту простую истину, как никто. И полюбил эмоции еще сильнее, начиная от заинтересованности, желания, сквозящих в его жертвах, и заканчивая ненавистью, острыми вспышками злобы, которыми одаряли враги, соперники, просто неприятели.

И – Клод с удивление даже легким для самого себя это отмечает – жизнь вне двора Ашеру на пользу не пошла. И наблюдать за деланной сухостью жестов, взглядов даже забавно; Клод ни на грамм этому спектаклю не верит. Даже отголоска желания верить в себе не ощущает.

- У меня был прекрасный, - выделяет слово интонацией, не скупясь на количество яда: - Учитель, знаешь ли. Так что пользуюсь теми навыками, что ты столь благородно мне передал, - от небольшой пикировки даже теплеет на несколько секунд где-то внутри. Взаимный обмен любезностями все еще приносит Клоду удовольствие, и он никогда не отказывает себе возможности его получить. Если, конечно, не пытается развернуть более интересную, более долгую игру, которую могут испортить его сиюминутные «хочу».

Клод с усмешкой, притаившейся в уголках губ, ловит изменения в чужом лице. Он буквально чувствует, как его давний любовник содрогнулся от столь неожиданной новости. А еще ощущает очень ярко простое желание еще раз вызвать такую же дрожь в чужом теле, но молчит. Пока, по крайней мере. Позволяет Ашеру выдохнуть немного, смириться с мыслью и принять для себя какое-нибудь решение. А еще прекрасно знает, что если Ашер бежать соберется, держать его никто не станет.

Пауза, висящая в воздухе, ощущается почти физически. Единственное, что на несколько секунд нарушает ее – это звук распахивающихся ставен. После в помещении поселяется перезвон ветра, забивая собой тяжелую пустоту, словно заполняя ее до краев, вытесняя прочь. Клод уверен, что если Ашер захочет, он легко почувствует его взгляд, направленный в собственный затылок, постепенно сползающий по шее к спине, а там и ниже. Он даже не пытается этого взгляда скрыть, даже не пытается смотреть вскользь.

Более того, ему хочется, чтобы Ашер чувствовал.

- Тебе правильно казалось. И это по-прежнему неизменно, - соглашается легко. Снова тянется за сигаретами, аккуратно прикрывая дрожащий огонек зажигалки от порыва ветра. Клод уже думал о том, насколько многое ему стоит сказать Ашеру. Уже качался мыслями из стороны в сторону от «сказать все, как есть» до «вообще с ним не встречаться». Принятое в итоге решение его устраивало более, чем.

Клода забавляет немного некоторая эгоцентричность Ашера. Впрочем, кажется, рано или поздно она развивается у любого бессмертного. Сам Клод – он этого практически не ощущает, но ловит себя порой на мыслях – не избежал этой трансформации. Сейчас особенно забавляет то, что Ашер, кажется, был уверен, что Клод появился тут лишь с одной целью. И что Морт тоже. Нет, Древние, конечно, мстительны до безумия, но явно не настолько. Хотя – Клод медленно выдыхает дым в потолок после первой затяжки, только после этого замечая, что не дышал какое-то время – если у Белль будет возможность испортить Ашеру жизнь, она наверняка это сделает. Просто так, ради собственного развлечения.

- Я получал все твои письма. Порой они находили меня даже там, где я совсем этого не ожидал. Правда, - Клод выдерживает небольшую паузу: - В таких случаях они приходили уже вскрытые. Не было, знаешь ли, времени отвечать, - в голосе неприкрытая в этот раз издевка сквозит, которой он даже сдержать не пытается.

В каждом письме, что получал Клод, всегда был только один вопрос. И давать ответ на этот вопрос он не собирался, сколько бы раз он ни повторился. И даже приставь сейчас его белокурый ангел снова клинок к горлу, Клод ни слова бы не сказал. Потому что бессмысленно говорить, когда все выводы уже сделаны.

Единственное, о чем он на самом деле жалел, так это о том, что не мог тогда присутствовать на сожжении Жозефины лично. Клод был уверен, что зрелище было бы прекрасным. И – это самое смешное – основным действующим лицом в этом спектакле была бы вовсе не мирная знахарка, променявшая травы, да домик на отшибе на вечную жизнь.

Клод уверен, что такой шанс у него будет. И как только он появится, Клод обязательно попросит Ашера рассказать о подробностях, загоняя под чужие ребра очередной острый клинок. Но сейчас не время еще для таких вопросов. Сейчас стоит проявить сдержанность, тщательно размешивая ее том поведении, которое Ашер запомнил. Просто для того, чтобы не вызвать подозрений.

Чужая тирада острыми словами режет воздух в помещении. Клод щурится только, делая еще одну затяжку, позволяя сигарете снова медленно тлеть меду пальцев. А после, как только Ашер замолкает – смеется. И, в отличие от собеседника, смеется громко, с нескрываемым удовольствием. Смех – то, что в нем осталось однозначно неизменным. Легкий, серебристый, легко ветром разносимый по помещению.

Он в несколько простых шагов оказывается рядом с Ашером, встает с ним плечом к плечу. Казалось бы, исключительно для того, чтобы отправить сигарету за окно, выдыхая в прохладный ночной воздух дым от последней затяжки. Ловит себя на коротком желании положить голову на чужое плечо, но стряхивает это ощущение прочь, будто его и вовсе не было.

- Не переживай за свою шкурку. Она даже не за тобой сюда едет, Ашер, - взгляд у Клода на несколько секунд становится серьезным, в нем сквозит непривычная сталь, которой раньше не бывало: - Она планирует развязать здесь войну. Не между людьми, - уточняет после небольшой паузы.

Еще садясь в самолет несколько суток назад, и зная, что Ашер находится в Новом Орлеане, Клод уже знал, что скажет ему. И по нервным окончаниям прощелкивал острый интерес на грани с мазохистским удовольствием. Хотелось видеть чужое лицо в момент осознания. Хотелось наблюдать за тем, как очередная усмешка сменится осознанием.
[nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

Отредактировано Ivo Wald (25-09-2019 23:38:13)

+1

10

Ашер смотрит на Клода, вдруг понимая и резко осознавая почему все это время сторонился вампирских дворов. Ведь Белль была не единственной древней упырицей. Всего существовало множество линий крови, от которых зависели силы тех, кто к ним принадлежал. Линия страсти - вампиры, дарящие невыносимое удовольствие укусом, становящиеся еще более красивыми после смерти, линия смерти - те, кто мог разлагаться заживо, наслаждаясь страданиями жертвы, линия боли - абсолютные психопаты, владеющие в совершенстве гипнозом, способные укусом заставить биться в агонии, и прочие, которые принадлежали к мелким группировкам. Не таким многочисленным и известным, но все же существующим.

Sourdre de sang, он же тот самый древний - стоит убить его и прямые потомки умирали тоже, если не были достаточно сильны. И, возможно, именно поэтому Ашер старался не сталкиваться с Белль, не строить прямых планов по ее умерщвлению. Если умрет она, то скорее всего умрет и Клод. И, возможно, сам Ашер. И если на себя ему было в какой-то степени плевать, то гибель Клода, пусть даже гипотетическая, заставляла медлить. Ашер убеждал себя, что это потому, что он хочет убить его лично. И прекрасно знал правду при этом. За последние сотни лет он отлично научился лгать себе, виртуозно обманывая день ото дня.

Он смотрит на Клода, вдруг представляя как невыносима жизнь, когда ты лжешь не только себе, но и всем вокруг. Когда подчиняешься взбалмошной и хитрой женщине, готовой разорвать тебя острыми когтями, если усомнится в преданности. Как отвратительно постоянно скрывать свои эмоции, лишаться человечности день ото дня. Да, Ашер был немного безумен, но именно это сохранило в нем прежнее пламя. Безумие, страсть и ненависть. А что из этого есть у Клода?

В его взгляде внезапно сквозит нечто, похожее на жалость. Не к себе - к Клоду, варившемуся в котловане интриг столько лет. Ашер слишком долго пробыл на войне, чтобы суметь вернуться к прежнему изящному хитросплетению паутины слов в полной мере. Но ничего не мешало попробовать вспомнить старые навыки на то время, пока его враг находится в городе.

- А ведь когда-то ты был очаровательным желторотиком, жадно ловившим каждое мое слово. А теперь превзошел учителя, захватил город, я бы снял перед тобой шляпу, да вот незадача - шляпы нет. - Ашер жалеет, что не может сейчас закурить и занять чем-то рот, отвлечься от близости Клода. В его голосе так много иронии, что можно чуть ли не физически ощутить ее колкость. Ашер имеет право ощериваться иголками после стольких лет тишины.

Ему не нужно оборачиваться, чтобы почувствовать на себе взгляд. Не заставляющий напрячься, нет, враждебность он ощутил бы мгновенно. Скорее вызывающий желание соблазнительно прогнуться в пояснице, выставляя себя в еще более выгодном свете. Не вовремя вспоминается, что на нем узкие обтягивающие брюки, прекрасно обрисовывающие контуры тела. И Клод, кажется, это успел оценить, судя по направлению его взгляда. И все же поворачиваться к нему лицом Ашер не спешил, продолжая наслаждаться ночным воздухом.

- Значит, не знают. Что ж, мсье д'Амур будет в восторге, узнав, что Белль на его территории. Да еще и что ее милый выкормыш занял город, принадлежавший ранее одному из его птенцов. - Ашер говорит это равнодушно и лениво, его не касались склоки стариков, заключивших между собой негласный пакт о ненападении и разошедшихся по разным уголкам мира. Он ведь был изгнанным из линии, бесхозным одиночкой, не получавшим сил от своего мастера и не бывшим вынужденным ему подчиняться. Плюсов в этом было больше, чем минусов, если так подумать.

Он опирается на локти, позволяя кудрям мазнуть по белому подоконнику. Не было времени. Внутри вновь поднимается гнев, который Ашер давит, контролируя дыхание - бесполезное по сути, если он молчал.
- Молчание - тоже ответ, - бесцветно звучат его слова, не отражая истинных эмоций. Хорошо, что сейчас Клод не видит лица, потому что Ашер кусает губы, раня их до крови, чтобы не развернуться и не зарядить с размаху в наверняка ухмыляющуюся физиономию. Впрочем, запах Клод наверняка чувствует.

Ты приехал просто поглумиться надо мной, mon amour?

Смех все такой же приятный. Когда природа наделяла Клода качествами, она явно не поскупилась ни на одно из тех, что вызывают желание довериться и слушать. Если бы только можно было запереть этот смех в хрустальную коробочку и изредка проигрывать, тем самым справляясь с тоской...

- Не сомневаюсь, что она уже забыла о моем существовании. - соглашается Ашер, проведя языком по окровавленным губам и повернув голову к подошедшему Клоду, чуть потеснившись в сторону, чтобы им обоим было удобно. - Но ты меня удивляешь. Белль и война?

Морт всегда предпочитала яд и закулисные интриги, нежели честное сражение. И вот теперь он слышит, что прекрасная смерть лично решила развязать войну? Скоро апокалипсис, не иначе.

- Мальчик повзрослел, - с легкой грустью произносит он, замечая жесткий взгляд Клода, - но понимает ли мальчишка, что Белль всегда сможет исчезнуть, а он останется и примет на себя удар разъяренного древнего вампира, который будет алкать крови?  Она легко бросает свои игрушки, заменяя их новыми.

Она сделает все, что хочет, подставит тебя и исчезнет, как всегда, mon amour. Ты можешь тысячу раз полагать свою незаменимость, но под ее крылом зреет еще один красивый мальчик или девочка, которые получат всю ее любовь. И когда ты это поймешь, будет слишком поздно.

Но вслух Ашер не произносит ничего из слов, рвущихся из сердца. Он молчит, вдыхая запах сигаретного дыма, окутывающий сейчас Клода. Его близость одновременно вызывает желание ударить наотмашь и поцеловать, поднять за шею, заставляя хрипеть, и прижать к стене, жадно лаская губами каждый сантиметр кожи. Хотелось услышать крики боли и сладкие стоны страсти. Чертово наваждение.

- Я не буду участвовать в игре в солдатиков. Как минимум, на вашей стороне. Мой клуб, мои люди и нелюди, которые в нем работают - все это находится под моей протекцией. И если кто-то из них пострадает в ваших игрищах, я незамедлительно обращусь к королю этих земель и расскажу ему каждое уязвимое место Морт, каждую тайну ее прелестного французского двора. - Ашер шепчет это, почти касаясь губами уха Клода. Физическая тяга практически сводит с ума. Если любовные зелья существуют, Клод в свое время вылил на него, наверное, целые литры, иначе своей реакции на его близость Ашер объяснить не мог. - Поэтому просто не трогайте меня. Белль устраивает войну, но не забывайте вы оба, что война - моя стихия.

Он отстраняется, выпрямляясь и потянувшись, подхватывает трость и широко улыбается Клоду, как если бы говорил с ним только что о погоде или еще какой-то несущественной чепухе:
- А пока развлекайся, mon amour. В свободное время можешь заглянуть в мой клуб, как посетитель, там есть мальчики и девочки вполне в твоем вкусе. Единственное правило - не убивать и останавливаться, когда звучит стоп-слово. - Ашер говорит это скорее из вежливости, уверенный, что Клод и без приглашения нагрянет к нему в гости - просто потому что он не собирается больше появляться в этом особняке даже после сотни писем. [icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

Отредактировано Cillian St. Clair (26-09-2019 06:30:42)

+1

11

Клод медленно, глубоко вдыхает ночной воздух, позволяя себе буквально пропитаться им. Влажный, прохладный после дождя, полный запахов каких-то местных растений, что наверняка находятся сейчас в периоде цветения. Вместе со вдыхаемым холодком в воздухе приходит спокойствие. Будто отступает на некоторое время – он уверен почему-то, что не навсегда – это предательское желание быть к Ашеру ближе, делать ему больно. И ощущать это спокойствие приятно, приятно чувствовать контроль над своими эмоциями, своими желаниями, своими мыслями. Пусть даже этот контроль и неверен, словно ты вынужден работать с диким животным, что в любой момент извернется, да вопьется зубами в твою плоть.

Он отлично чувствует эту атмосферу угрозы, что висит в воздухе. У нее такой же сладковатый, почти приторный аромат, как у цветов на улице. А может, интересную шутку играет с ним собственный разум, и теперь чужая агрессия всегда будет оседать на языке этим сладковатым запахом, будто закрепляя ассоциативный ряд.

И все же Ашер не двигается с места. Не рвется снова достать клинок, не собирается дать ему по лицу – если бы собирался, Клод бы это ощутил, и вовсе не факт, что стал бы активно защищаться – и это говорит о многом. Подводит жирную черту, делая все дальнейшие слова, взгляды, жесты во многом бесполезными. Они словно обрастают хрупкой чешуей фальши, но эта фальшь с каждой секундой становится все тверже, и рано или поздно настанет момент, когда развить ее будет невозможно вовсе.

- В последние годы ей стало скучно заниматься просто интригами, - легко дергает плечом, даже не заботясь о том, чтобы его версия звучала правдоподобно. Они с Белль не обсуждали никогда этого ее спонтанного желания: она не говорила, он не спрашивал, все закономерно. Однако сложить два плюс два Клод вполне был способен, и вариант с просто развлечением отбросил едва ли не первым. Впрочем, в нем плескался интерес. Интерес, что и погнал его в Новый Орлеан, чтобы подготовить все к началу событий. Любопытство ярко мерцало где-то в глубине разума, и он, будучи азартным от рождения, был готов даже себя в жертву принести, чтобы узнать суть.

Клод предполагал, почему все это затеяно. Клод не собирался делиться своими мыслями, если Ашер не захочет знать, да не спросит напрямую.

- Смотрю, - Клод позволяет себе ядовитую усмешку: - Ты пытаешься побыть учителем снова, да наставить на путь истинный? Не могу не признать, что твоя забота даже трогательная, - однако, несмотря на сказанное, фыркает все же совершенно пренебрежительно.

То время, что Ашер провел в изгнании, среди людей и их воин, Клод провел среди вампиров. Он не мог, конечно, назвать себя интриганом от бога. Однако талант у него был, и те года, что они не виделись, даром он не тратил. Он знал, что сильно уступает многим, а особенно тем, кто значительно старше. Просто потому, что против правды не попрешь: возраст порой имеет значение, а если возраст переваливает за полусотню, а то и больше лет – тягаться с опытом становится в лучшем случае проблематично. В худшем – невозможно вовсе.

Она сделает, что ей необходимо. Подставит и исчезнет. Оставит разбираться с тем, что тут наворотит, если ее планы вдруг не выгорят. Да и если выгорят, разменяет при необходимости. Но лучше я буду тут и буду прямым участником.

Гуляющий ветер мешает запах цветов с улицы с запахом сигарет, да парфюма Ашера. Кажется, он совсем не изменил предпочтения. Клод дышит медленно и глубоко, позволяя себе чувствовать смесь ароматов, как чувствует вкус крови, когда пьет очередную жертву. Клод почти наслаждается этими минутами спокойствия, умиротворения, что наполняют ночь. И ему даже удается не поддаваться той буре эмоций, что бушует внутри его собеседника. А Клод всегда отлично ощущал чужие эмоции. Эмоции Ашера – особенно, для этого не приходилось даже сильно напрягаться.

- А тебя и не приглашают. Можешь вообще считать это, - он тянется к чужому уху, шепча последнее слово по слогам, почти касаясь губами кожи, но все же оставляя тонкую прослойку воздуха: - Сов-па-де-ни-ем, - короткий легкий смешок. Вряд ли Ашер потерял хватку настолько, чтобы считать подобные происшествия играми судьбы. И оттого наблюдать за изменениями в его лице еще приятнее.

Щурится легко, ловя чужой взгляд. Склоняет голову к плечу, да так и хочется уточнить, уверен ли Ашер в своем приглашении. Не хочет ли взять свои слова назад, пока не поздно. Не боится ли, что его спокойная жизнь обвалится под прикосновениями Клода, как когда-то обвалились беззаботные дни с Жозефиной. Не спрашивает. Вообще ни одного вопроса не задает, потому получать на них ответы будет слишком уж скучно. И кроме очередной порции зубоскальства все равно ничего не получишь.

- Приглашение принято, - коротко кивает. Он больше не задерживает Ашера. И не провожает его до двери, как воспитанный хозяин, потому что выход из особняка его дорогой друг способен найти сам. И на балкон не выходит, чтобы посмотреть, как чужая фигура садится в такси, да скрывается в пелене дождя, что снова топит город косыми струями. В конце концов, у Клода итак немало дел.


И все же Клод пользуется приглашением. Правда, не сразу, далеко не сразу. Он великодушно дает Ашеру возможность забыть о своем существовании, забыть о своем присутствии в городе настолько, насколько тот сможет выкинуть его из головы. В тишине идет первая неделя, поглощенная делами, да начинается вторая, затем легко сменяясь третьей. Когда счет идет на века, как-то уже совсем не думаешь о неделях.

Клод парой прикосновений к экрану вызывает такси. Он легко освоил и мобильные телефоны, когда те появились на рынке, и ноутбуки. Более того, техника ему нравилась, и – что особенно важно – он умел ее рационально использовать.

Машина обещает прибыть через пять минут. Это время уходит на последние штрихи. Он лаконичен в одежде, как всегда. Меняет только черное на белое, снова избегая броских аксессуаров, вычурных элементов в одежде. Единственное, помимо волос, что создает контраст с кипельно-белыми отглаженными до идеальности брюками, да такой же рубашкой – это черный ремень, да черные ботинки.

Когда Клод пересекает порог заведения, часы показывают начало двенадцатого ночи. Ашер не называл адрес, но найти его совсем не составило труда, особенно после того, как Клод решил все вопросы со здешними младшими, окончательно установив субординацию, да напомнив, что временя старого принца остались сильно позади и пора привыкать к новым порядкам.

Несмотря на время и поздний день, народу было достаточно. Он отказывается от сопровождения почти принципиально, да выбирает место в углу, немного на отдалении от основных событий, удобно располагаясь там с заказанным коктейлем. В какой-то момент взгляд легко находит в толпе знакомый силуэт.

Клод взгляда с Ашера не сводит, скользя им по фигуре, очерчивая почти что бережно каждый изгиб чужого тела, задерживаясь на шее, спине, ягодицах, длинных ногах. Если бы взгляд мог обжигать, на чужой коже остались бы следы поуродливее тех, что оставила после себя инквизиция. [nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

12

Как же просто было все на войне. Там не нужно скрывать эмоции, не нужно пытаться казаться другим - более расчетливым и холодным. Все, что требовалось - подчиняться или заставить подчиниться себе, уметь сражаться и угадывать поступки своих врагов. Без фальши - ее оставляли дипломатам и парламентерам. Как же было просто тогда и как же сложно сейчас стоять рядом с Клодом, практически касаясь плечом плеча.

Пахнет цветами. К счастью не розами - их приторный аромат теперь всегда будет ассоциировать в голове Ашера с Белль. Яркой, колючей, в пышном алом платье - королева роз в своем цветнике. Помнится, когда он увидел ее в первый раз, то подумал, что прекрасная герцогиня похожа на библейскую Лилит: черные локоны, пухлые губы, приоткрытые в соблазнительной улыбке, каждое движение источает обещание чего-то заманчивого и опасного. Ашер пал в объятия тьмы, пахнущей розами, и до сих пор жалел и не жалел об этом.

Что ждало его без Белль? Унылое прозябание провинциального маркиза в блистательном Париже. Имение его отца было практически разорено, лучшим вариантом оставалось лишь отправиться на военную службу или очаровать богатую вдову. Но тот Ашер - наивный, верующий, честный - погиб бы среди военных быстрее, чем оказался бы в центре боевых действий. Белль дала ему много, он признавал это и был отчасти благодарен. Единственное, чего Ашер не смог простить - предательства со стороны Клода и такого жесткого изгнания, как если бы он совершил тяжелейшее преступление.

- Ты лжешь и даже не пытаешься этого скрыть, - насмешливо сообщает Ашер, кончиком ногтя проводя по гладкому подоконнику. Ни пылинки, видимо слуги как следует постарались, приводя особняк в порядок. Прошлого принца можно было назвать... грязнулей. Или, возможно, он достиг того возраста, когда степень чистоты в доме волнует минимально. Убил ли Клод его в честной схватке или ударил в спину?

Мысли перескакивают обратно к Морт. Ей явно что-то было нужно, но что? Ашер много бы отдал, чтобы узнать это и уничтожить перед ее носом. Немного мелочно, но зато облегчит душу и сжимающую сердце спираль ненависти, закручивающуюся все туже с каждым воспоминанием, которое будила близость Клода.

Он игнорирует слова о заботе. По крайней мере внешне. Внутренности вновь обжигает волна мучительной ярости. Во многом на себя, потому что Ашер на самом деле не уверен, что сможет оставить Клода в безвыигрышной ситуации. Не уверен, что сможет пройти мимо или насладиться зрелищем падения. Зато уверен, что Клод легко оставит его умирать. Снова. Возможно, даже заснимет это на видео, чтобы порой пересматривать, смакуя вино и ехидно улыбаясь.

Невольно вспоминается, какой заботой окружал он его и Жозефину. Подыскивал самых вкусных и здоровых людей, тщательно стирал им память, заметал следы, выполнял просьбы практически сразу, не замечая ничего вокруг. Ашер был ослеплен любовью, а потом шокирован болью, заполнившей все его естество. Как он был глуп и наивен.

- Я не верю в совпадения уже больше трех веков, Клод. Можешь не стараться убедить меня в обратном, - он вновь каменеет от близости, задерживая дыхание и смахивая на мраморную статую, обряженную в одежды по прихоти ее создателя. Хочется уйти, но при этом не сбежать. Хочется надеяться, что его вежливое приглашение будет пропущено мимо ушей, что Клод посмеется над ним в глубине души и забудет.

Отсалютовав напоследок тростью, Ашер уходит, набирая номер такси. Машина приезжает быстро, но дождь все равно успевает намочить золотые пряди, заставляя их липнуть к плечам и спине. Ашер не оборачивается в надежде поймать взгляд своего персонального помешательства. Он знает, что Клод уже давно отошел от окна.


Прошло уже достаточно времени, чтобы Ашер уверился в надежде на то, что Клод благополучно проигнорировал приглашение в гости. О недавней встрече не напоминало ничего, запах сигарет выветрился с одежды, трость, на которой оставались засохшие капли крови Ашер выкинул, заменив ее новой - у него была целая коллекция подобного оружия. У каждого мальчика свои игрушки.

В клубе было оживленно, как и всегда по пятницам, когда сам владелец устраивал яркие шоу на сцене. Нарцисс в цепях, - а именно так называлось заведение, где встречались увлекающиеся Темой, - был любим и обычными людьми: за алкоголь, за антураж, за анонимность и абсолютную безопасность. Многие женщины ходили туда только ради того, чтобы насладиться образом Ашера и попытаться приоткрыть завесу тайны, окутывающую его. Маска так интригует.

Персонал включал стайку пантер-оборотней, преданных Ашеру всем сердцем. Он наткнулся на них где-то в Луизиане, где их собственный альфа продавал их конченным извращенцам, вспарывающим в процессе секса животы, практически убивающим даже таких живучих созданий, как оборотни. Он бы прошел мимо, но глаза одной из девчушек - зеленые, наполненные надеждой и слезами, - напомнили ему о Жозефине. А потом Ашер очнулся посреди окровавленной комнаты с полуоторванной рукой и агонизирующим животным у ног. Стая же, лишившись альфы, признала им Ашера и старательно тащилась за ним так долго, что ему оставалось только смириться. Всего пять человек, а столько проблем.

Были там и несколько вампиров, оставшихся без мастера, были и простые люди, умеющие держать язык за зубами. Если так посмотреть, то клуб Ашера был миниатюрой вампирского двора, только каждый из его существ был волен уйти без последствий. Но за каждого из них он был готов убивать жестоко и без оглядки.

Сегодня выступление на сцене подходило к концу ближе к полуночи. Он закончил развязывать ремни, связывающие все еще тяжело и возбужденно дышащего оборотня, по которому проходилась его плеть, послал воздушный поцелуй публике и легко сошел со сцены, принимая бокал с вином из рук одной из своих девочек и смачивая пересохшие губы. Устраивать шоу, балансирующие на грани откровенной эротики и сдержанности, оставалось одним из любимых занятий Ашера. К тому же под жадными взглядами людей, мечтающими оказаться на его месте или месте партнера, он чувствовал себя по прежнему желанным и красивым. Во многом этому способствовала маска, прикрывающая уродливую часть лица.

Он провел языком по губам, смеясь и флиртуя с постоянной посетительницей - разгоряченный и веселый, сияющий, как века назад, уверенный и чуточку развязный в излюбленных узких кожаных штанах и мужском корсете поверх черной рубашки с расходящимися от запястий рукавами. Даже в таком наряде он умудрялся выглядеть не вульгарно, а соблазнительно. Возможно, дело было в манерах, возможно, в словах. Он склоняется к уху девушки, шепча обещание в следующий раз встретиться с ней на сцене, снова смеется, а потом замечает Клода в углу. И улыбка постепенно вянет, небесное тепло в глазах испаряется, оставляя место лишь арктическому холоду.

- Не думал, что ты все же придешь, - он подходит и садится рядом, покачивая бокал в руках. Вино играет рубиновыми искорками в приглушенном свете. Если посмотреть через его призму на Клода, то можно представить его окровавленным и мертвым, покоящимся на дне хрустальной гробницы, полной алой жидкости. - И даже не заинтересован в сервисе, судя по одиночеству. Если пообещаешь быть нежным, могу послать к тебе Натаниэля - того парня со сцены. Ты вполне подходишь под его вкусы. - Ашер беззаботно смеется, но глаза его остаются все так же холодны и настороженны. Он на своей территории, но кто знает, что здесь может произойти.

Он вновь делает глоток, беззастенчиво рассматривая Клода. Как всегда совершенный, элегантный и стильный. Чертовски белый, настолько, что хочется запачкать и смять эту чистоту. Ашер сыт, но жажда все равно напоминает о себе, когда он бросает взгляд на изящную шею.

- Или осуществляешь визит по какому-то делу? Тогда предлагаю пройти в мой кабинет, там отличная звукоизоляция и нам никто не помешает, - он залпом допивает вино и ставит бокал на стол, вальяжно откинувшись на спинку удобного диванчика и закидывая ногу на ногу в ожидании ответа. [icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

+1

13

Место, что выбрал для себя Клод в зале, дает отличный обзор и на сцену, и на само помещении. Он практически не обращает внимания на снующий туда-сюда персонал, лишь отмахиваясь иногда от кого-нибудь, пытающегося предложить ему свое внимание. Просто потому, что не интересно. Просто потому, что если бы Клод хотел развлечься с какой-нибудь миловидной девчушкой или не менее смазливым мальчиком, он бы мог пойти и в обычное, человеческое заведение. Или использовать кого-нибудь из младших: тут тоже проблем не было.

Но Клод сознательно набирал адрес в приложении, вызывая такси. И еще накануне знал, где именно хочет провести сегодняшний вечер. И сделано это было явно не для того, чтобы провести вечер с каким-нибудь мальчишкой-оборотнем или даже простым человеком. Потому что слишком скучно.

Он откровенно любуется действием, разворачивающимся на сцене. Любуется отточенными, изящными движениями, позой, подбором одежды, изящностью образа. Конечно, сам Клод ни за что бы ничего подобного в собственном гардеробе не завел, но выбор Ашера он еще тогда, несколько столетий назад характеризовал, как «сам бы не надел, но смотреть на других нравится». Провожает взглядом каждый взмах плети, практически не соскальзывая взглядом на партнера по сцене на сегодня. Тот, кажется, не интересует его от слова «совсем». Но не признать его красоту Клод не может, и взгляд все же нет-нет, да соскальзывает с Ашера на его «жертву» с приятными изгибами глазу, да приоткрытыми припухшими губами.

Действие подходит к концу ближе к полуночи. К тому времени Клод, наблюдая, уничтожил уже один коктейль, да заказал следующий. По канонам стоило бы пить вино, но до разнообразия выбора в алкоголе, до появившейся возможности пробовать новое вино успело ему знатно осточертеть. Даже на встречах оно казалось скорее данью традиции, чем-то, без чего нельзя представить себе большую компанию вампиров, каждый из которых готов либо убить, либо поиметь другого. И сейчас, когда возможность была, Клод делал иной выбор, да с легкой усмешкой провожал взглядом бокал в чужих руках.

Ашер чувствовал себя в этом месте – собственном, созданным только им и едва ли не только для него мирке – словно рыба в воде. Блистал на сцене, как несколько веков назад посреди бальных залов, улыбался, смеялся, шутил. Чужая улыбка задевала в душе какие-то совершенно не те струны мимолетом. Будила странные желания, мечущиеся между «хочу видеть ее всегда» и «хочу превратить в очередной сгусток пепла все, что ее вызывает». Это ощущение скребло по животу, поднималось до горла, замирая где-то под подбородком, да вынуждая облизывать губы после очередного глотка сладкого коктейля.

Клод даже не пытался стряхнуть с себя это наваждение. Напротив, скорее, наслаждался им, наблюдая за тем, как Ашер беззаботно беседует с какой-то женщиной. Он позволял беззастенчиво растечься этому ощущению по всему телу, затапливая с головой, едва ли не до кончиков пальцев. Эдакая своеобразная подготовка перед тем, как его беззастенчивое наблюдение заметят.

И Ашер замечает почти предсказуемо. Клод сдерживает смех, наблюдая за тем, как тускнеет постепенно чужая яркость, как выцветает она, словно старая фотография, забытая чьей-то неосторожной рукой на открытом солнце. Подобные трансформации, происходящие на твоих глазах – вот истинное удовольствие. А если подобные трансформации еще и призваны скрыть нечто большее – словно плеть ласкающим движением проходится по оголенным нервам – почти за гранью.

Клод даже не думает разыграть святую невинность. Не отводит взгляда в сторону, коротко встречаясь с чужими голубыми глазами. Ему хочется, чтобы Ашер знал, что он смотрел. Чтобы он осознавал каждой частичкой своего разума, что за ним наблюдали все это время, и наблюдали с удовольствием. Любовались, словно изящным произведением искусства – впрочем, до встречи с инквизицией он им и был, одним из лучших произведений Белль Морт. Он наблюдает за тем, как Ашер раскланивается с незнакомкой, да неторопливо идет через зал к нему. Не встает навстречу, но и взгляда не отводит, будто Зов использует, чтобы позвать жертву.

Только вот незадача, Ашеру даже Зова не нужно.

- Соскучился, не прошло и нескольких столетий, - припоминает чужие слова, звучавшие пару недель назад. Стоит Ашеру присесть рядом, Клод тянется за своим бокалом с ярким коктейлем, что совсем недавно отставил на столик. – Зато он под мои вообще ни разу. Оборотни, - Клод подгибает под себя одну ногу, устраиваясь на диване удобнее: - Неприятно пахнут. Даже если они большие кошки, - в голосе нет и тени брезгливости, скорее скупая констатация факта.

Клод отлично чувствует на себе чужой взгляд: беззастенчивый, с отблесками голода. Ни слова не говорит на эту тему, но за ухо осторожно заводит пряди темных волос, будто невзначай – он уверен, что Ашер легко разгадает этот ход, но ему плевать – лишь сильнее открывая светлую шею, что бледностью недалеко ушла от рубашки. И сам резко меняет фокус внимания, будто позволяя смотреть на себя, но практически не глядя в ответ, больше внимания обращая на окружающую толпу. Понимает прекрасно, что они привлекают внимание. Как минимум потому, что он сам тут человек новый, а случайные люди в таких местах – редкость, и все друг друга знают если уж не по именам, то в лицо уж точно. Но причина не только в этом.

Они с Ашером всегда притягивали чужие взгляды, будучи близко друг к другу.

- Чуть что, сразу дела. Будто я не мог зайти просто так, раз уж ты пригласил меня сам, - на последнее слово падает ударение интонацией, а сам он лукаво щурится, не сводя взгляда с чужого лица, прикрытого наполовину маской тонкой работы, явно выполненной на заказ, а не купленной в ближайшем магазине. – Но раз ты снова предлагаешь сам, предложение принято, - Клод залпом почти допивает остатки коктейля, да облизывает губы, позволяя сладкому привкусу осесть на них, на языке. Легко подается вперед, почти касаясь чужих губ своими, да шепча так, что услышит только Ашер, учитывая играющую музыку: - Не могу же я отказаться от такой щедрости, так что веди, - и в голосе на секунду проскальзывают мягкие повелительные нотки, как бывало когда-то давно, словно и вовсе в другой жизни где-то.

Он легко на ноги поднимается, да подает Ашеру руку, попросту не оставляя права отказаться от своих столь опрометчивых слов.
[nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

14

Оборотни семейства кошачьих не менее чуткие, чем их младшие собратья, урчащие на руках людей, когда тем грустно или больно. Вот и сейчас они поглядывали в сторону столика, за которым сидел Клод, почувствовав резкую смену настроения своего хозяина. Некоторые, любившие свернуться клубком на кровати Ашера, узнали в мужчине изображение с портрета, все еще висящего в спальне. И это заставило их опасливо переглянуться между собой и напрячься, пока что пряча острые когти.

- Надо же, в этот раз ты сдался быстрее своему желанию увидеть меня, - Ашер намеренно подначивает Клода, вполне ожидая услышать холодный смешок. Конечно же Клод не скучал. У него есть множество дел, которыми стоит заняться к прибытию Белль, поэтому старый любовник наверняка занимал очень мало места в его мыслях.

И все же ты приехал.

Ашер затрудняется сказать какие именно эмоции он испытывает сейчас. Счастье ли это, отдающее доброй толикой нездорового мазохизма, всколыхнувшаяся ли ярость от того, что на его территории находится враг, желание или все та же ненависть с вкраплениями мучительно-острой любви. Он смотрит на идеальное лицо своего не менее идеального бывшего любовника, испытывая тягу прикоснуться и полоснуть когтями. Что если сделать его таким же уродливым? Отвернется ли от него Белль? Останется ли Клод с ним, лишившись всего, что имел?

Мимо проходит официантка - одна из маленьких пантер, - глядя пронзительно-зелеными глазами из прорезей изящной черной маски. Та самая девчонка, из-за которой оборотни когда-то лишились своего вожака, до боли напоминающая Ашеру Жозефину. И, по отвратительному стечению обстоятельств, ее зовут Клаудия. Женская вариация имени Клод, словно вселенная не собиралась дать ему хоть немного забыть прошлое.

Она забирает опустевший бокал Ашера, успокаивающе скользнув узкой ладошкой по его руке, напоминая, что его люди рядом. И потускневшие было краски возвращаются, взгляд ненадолго теплеет. Действительно, чего это он разволновался и пытается строить из себя ледяную королеву. Ему никогда не была к лицу подобная роль. Дома можно быть собой, чтобы лишний раз не доставлять удовольствия Клоду, ведущему какую-то свою игру, в которой одной из целей было проворачивание кинжала в его сердце.

- Годы сменяют друг друга, а ты продолжаешь избегать оборотней в своей постели, - Ашер смеется, констатируя факт. Сам он не спит с пантерами, разве что развлекается, как сегодня, на сцене с теми, чье сознание осталось изувеченным, а тело продолжает требовать боли. - Я-то думал, что Морт научила тебя изменять принципам и отдавать предпочтение исключительно фасаду, нежели содержимому.

Взгляд снова падает на шею, столь соблазнительно обнаженную. Намеренно, конечно, разве Клод мог сделать этот жест случайно, зная, как на него смотрит Ашер. Светлое на белом. Если укусить и быть неаккуратным, то багровые капли будут смотреться еще желаннее на этой белизне. Испытывает ли Клод хоть половину того голода, что сейчас сжимает горло? Нет, конечно нет. Ашер чуть качает головой, отгоняя крамольные мысли и с усилием отводя взгляд, делая вид, что заинтересован сценой, на которой низким мурлыкающим голосом певица в облегающем кожаном платье вещала о сложностях выбора.

Он улыбается - не Клоду, а своему окружению, заинтригованному новому лицу возле Ашера. Вампиры с толикой опасения смотрят на принца, ведь они тут в какой-то степени изгои-одиночки и если Клод потребует от них клятвы, то придется либо соглашаться, либо бежать из города. Либо прятаться за спину босса и надеяться, что все разрулится само.

- Да-да, сделаю вид, что я верю твоим словам, считаю, что ты соскучился по красоте моей неземной и голосу ангельскому; никаких дел, лишь сплошные эмоции, - иронично соглашается Ашер, не прерывая зрительного контакта. В маске он чувствует себя намного увереннее, ведь она прикрывает всю его неидеальность, позволяет ощущать себя как раньше. Жаль, что в повседневности маски не приняты.

Он вновь замирает, отмечая движение языка. Все же Клод действительно многому научился у Морт - только она пить так, что у зрителей все внутри дрожало от желания. Ашер чувствует сладковато-алкогольный аромат, исходящий от ярких губ, почти представляет их вкус и не шевелится, чтобы сдержаться и не прильнуть к ним, сцеловывая остатки алкоголя.

Зачем я вообще его позвал?

Он поднимается сам, игнорируя протянутую руку, идет чуть впереди, приглашая следовать за собой. Шум клуба постепенно затихает, когда они ныряют в дверь, скрытую тяжелой шторой, и идут по коридору.
- Странно, что ты так загорелся идеей посетить мой кабинет. Я же не в спальню приглашаю. - с тихим смешком Ашер достает ключ и проворачивает его в замке, после чего широко распахивает дверь. - Прошу, mon amour, здесь мы можем обсудить все интересующие нас вопросы с глазу на глаз. Можешь продолжать лгать мне о том, как соскучился, например.

В кабинете свежо и чисто. Красное дерево, черный лак, стекло и металл. Модерн, причудливо переплетенный с изяществом эпохи Возрождения, лаконичный, как это бывает только с по-настоящему дорогими вещами. Ашер проходит к мини-бару, придирчиво выбирая алкоголь.
- Что будешь пить? Вино, ликер, коньяк, виски, кровь? - он равнодушно интересуется, выбирая для себя сладкий ликер, отдаленно напоминающий о коктейле, который пил Клод недавно, разливает алкоголь и садится на удобный черный диванчик, приглашая Клода сесть рядом. Можно было бы сесть и за стол, подчеркивая свое главенствующее положение здесь, но Ашер не хочет доказывать то, что и так неоспоримо.

Он закидывает ногу на ногу, рассеянно поглядывая на часы, отсчитывающие неумолимое время, а потом снова на Клода, пригубливая из бокала. Жаль, что гипноз не сумеет подчинить и заставить раскрыть все свои планы. Очень-очень жаль.
- Ну и как тебе роль принца? - наконец размыкает губы Ашер, когда в бокале остается только половина напитка. Ему не сильно интересен ответ, хочется послушать голос Клода и насладиться ожидаемой едкостью. А заодно близостью, запахом, видом. Отпечатать это все в памяти намертво, вырезать там, чтобы воспоминания остались даже после смерти - его или Клода. И в каждую бороздку от мысленного резака вливается черный яд мстительной неприязни, окрашивающий образ в темные тона. Он на мгновение задумывается о том, что будет, если выпить Клода досуха. Говорят, тогда дух вампира останется с тобой и, если будешь слаб, попытается завладеть телом. Как бы они сосуществовали в одном сосуде? О, для Клода это наверняка стало бы невыносимой пыткой. Может быть, когда-нибудь... если его не убьет раньше Белль. [icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

+1

15

Клод если и скользит взглядом по окружающей их толпе, то лишь мельком. Отмечает краем сознания – не слишком сильно зацикливаясь – что в помещении много тех, кого он не видел несколько недель назад на вечере. Мысленно ставит напротив этого пункта галочку, но ни слова не говорит Ашеру на этот счет. Думает о том, что прибережет эту карту в рукаве, как одну из прочих. Тем более что пока это не столь важно. Основная масса вампиров города принесла ему – новому принцу города – клятву крови. В такой ситуации несколько одиночек, избегающих привязок, всерьез ничего не меняют.

Задумчивый и чуть более продолжительный взгляд достается зеленоглазой официантке, что задерживается у их столика. От нее явственно пахнет кошкой, да и отблески в зеленых глазах оставляют вполне красноречивое впечатление. И она также насторожена, заинтересована, как и все вокруг. Клод коротко ловя на себе взгляд зеленых глаз, улыбается ей мягко, по-доброму, без какой-либо подоплеки. И чувствует на себе взгляд Ашера: тот видит эту улыбку, потому что не сводит с него взгляда.

И не только его собеседник сегодня мог бы уйти с глаз публики весь в ожогах, если бы взгляд имел свойство их оставлять. Эта же участь вполне могла постичь и самого Клода. Благо, история сослагательных наклонений не знает.

- Не мог устоять, - Клод улыбается, и у него в глазах, в жестах, в улыбке нет этого яда, к которому так привык Ашер. Стоит приложить немного фантазии, немного воображения, да припорошить все это тонкой пленочкой желания, как можно подумать, что Клод в кои-то веке искренен и соскучился на самом деле. Главное – захотеть обмануться. Главное – захотеть окунуться в это желание почувствовать себя нужным, ощутить себя тем, по кому скучают.

Он ничуть не расстраивает, что Ашер отказался от протянутой руки. Очередная маленькая победа-то все равно за ним: его собеседник встает с места, да манит хорошо поставленным жестом за собой. Клод сознательно не торопится с ответами на вопросы. Ему доставляет удовольствие это легкое напряжение, висящее в воздухе. Ему нравится ощущать раздражение, злость Ашера, замешанные на чем-то еще. Чем-то более древнем, существующем в разы дольше, чем деланный холод в чужих голубых глазах, да сдержанность в жестах.

Взгляд Клода то и дело цепляется за маску, что прикрывает половину чужого лица. Догадаться о причинах чужой уверенности – дело тут не только в территории – не так уж и сложно. И Клоду искренне интересно, как много из присутствующих в зале гостей (персонал в виде оборотней за достойных внимания он даже не пытается считать) знает, что скрывает хозяин заведения под маской. И насколько многие перестанут переступать порог этого заведения, если вдруг узнают.

- Знаешь, - тянет задумчиво, шагая следом за Ашером по узкому коридору: - Сейчас люди падки на всякие странные фетиши. Гетерохромия там, ампутация, - Клод берет паузу, давая Ашеру распробовать то, что уже сказано, прежде чем завершить свою мысль: - Ожоги. Никогда не думал этим попользоваться? – в самых уголках губ таится усмешка. Клод напрягается, шагая следом за хозяином в кабинет, готовый при необходимости увернуться от удара. Если, конечно, удар последует.

В обстановке кабинета очень ясно ощущается рука его хозяина. Ашер сплетает модерн с эпохой своего становления, как бессмертного, и это очень четко ощущается к обстановке. Клод прикусывает язык, не говоря о том, что он-то думал, что его бывший любовник застрял в том времени, из которого вытаскивает свои сценические – и не только, судя по его появлению на вечере – образы. Вместо этого с интересом осматривается, в который раз отмечая мысленно, что Ашер умеет создавать вокруг себя комфорт.

- Оборотничество – такой же фасад, как и все остальное, - возвращается он к прикрытой ранее теме, словно не говорил несколько секунд назад про чужие фетиши. Клод не чувствует себя чужаком в этом кабинете. Он не ощущает себя скованно, не считает, что находится на чужой территории. Все очень просто: один только взгляд Ашера лучше всего говорит ему одну простую истину.

Это е г о территория, раз его сразу не погнали отсюда прочь. А в том, что у его собеседника в голове – исключительно Ашера проблема.

Клод называет ликер, да легко подхватывает со столика заполненный Ашером бокал. Но присоединиться к нему на диване не спешит. Вместо этого пробует мелким глотком предложенный алкоголь, отмечая, что у ликера такой же сладкий вкус, как и у коктейля, что он совсем недавно пил. Улыбается.

Помнится, когда Белль только-только обратила его, ему очень нравилось пугать Ашера, изображая опьянение. И, казалось бы, вампиры не пьянеют, но на новообращенных алкоголь вполне способен действовать сродни большому количеству крови: он туманит разум, обостряет инстинкты, стирает границы, что итак ходят ходуном, когда ты прощаешься с человеческой жизнью.

И, помнится, довольно долго Ашер верил, что Клод на самом деле пьянеет, а не разыгрывает его. От вспыхнувшей в голове яркой картинки на секунду на губах появляется теплая улыбка, да взгляд теплеет немного. Потому что то время было хорошим – этого Клод никогда не отрицал. Светлое, полное теплоты – самое лучшее описание.

Он выбирает между предложенным местом на диване, да столом.
- Знаешь, - сообщает Клод почти с детской непосредственностью, садясь на край стола почти напротив Ашера, да закидывая ногу на ногу: - Постоянными обвинениями во лжи ты ранишь меня в самое сердце. И делаешь это на редкость жестоко вообще-то, - он снова пригубляет ликер, позволяя вкусу алкоголя приятно щекотать рецепторы, да обжигать горло приятным теплом. Пьет небольшими глотками, получая от ситуации откровенное наслаждение.

И не сводит с Ашера ответного взгляда, скользя по чужой фигуре, по контуру маски взглядом. Будто пытается чужой образ впитать, отложить в памяти, запечатать, чтобы не стереть было, не выжечь каленым железом и не избавиться. 

- Никак, - признается, и в голосе сквозят на удивление правдивые интонации: - Сейчас мир изменился настолько, что даже выяснения отношений редко выходят за грань официальных писем по е-мейлу, знаешь ли. На мой взгляд это забавная тенденция, - Клод коротко прикусывает губу, смотря куда-то будто мимо Ашера: - Откуда ты набрал эту свору котов? – предлагает давно знакомую ему игру в вопрос ответ.

Раньше эта игра всегда нравилась Ашеру. Последний раз она окончилась костром и инквизицией. [nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

16

Если бы Ашер не знал Клода, он бы легко повелся на его открытую улыбку, на взгляд, в котором читается искренность старого друга, нет, кого-то намного большего, чем друга, после давней разлуки. Если бы он не понимал, что Клод пропитался ложью Морт, он был бы готов даже отчасти его простить за случившееся, если бы тот пообещал, что больше никогда не предаст. Если бы Ашер был глупее и моложе, он снова с радостью поверил бы в свою нужность, единственность в темных глазах того, кого любил больше всего на свете. Больше, чем даже себя.

Но после второй сотни лет дураком оставаться сложно при всем желании. А после четвертой даже в бывшем идиоте, если он выживает, пробуждается разум. И потому Ашер не верил теплу в чужом голосе ни на йоту, пусть ему в глубине души очень хотелось поверить хотя бы на мгновение.

Он видит, как еще сильнее напрягается его маленькая пантера, отходя от них, как удлиняются аккуратные ногти на руках, удерживающих поднос. Ему надо оставаться спокойным хотя бы ради клана кошачьих, которые так и остались невыросшими детьми, потерянными в социуме. Ашер уверен, что как только они окажутся предоставлены сами себе, то вновь найдут альфу-мучителя - неосознанно, конечно. Лучше оставаться нужным им, чем доверяться лжи Клода.

Услышав про странные фетиши, он уже понимает, что последует дальше, поэтому мысленно подготавливает себя к жестоким словам. Спина даже не напрягается, кулак не сжимается, пусть и хочется резко обернуться и полоснуть по идеальному лицу, а потом слизать капли крови с когтей.
- Учитывая нашу прошлую встречу, ты как раз на ожоги и приобрел фетиш? - ровно произносит Ашер, вспоминая, как пальцы проходились по шрамам. Не признает же Клод этого в самом деле.

На столе ровно поблескивает голубым огоньком спящего режима ноутбук - тонкий, последней модели, за который какой-нибудь стример продал бы душу. Ашер не был фанатом технического прогресса, но признавал, что тот очень сильно облегчает жизнь. Проще искать книги, проще слушать музыку, когда нет настроения выходить из дома ради какого-нибудь концерта, проще общаться и учиться. Так Ашер, например, наконец смог освоить разговорный японский. Иероглифы, впрочем, пока что давались ему тяжело, да он и не ставил себе целью их изучение, все равно не собирался уезжать на острова. Азиатские вампиры во многом были еще более странными, чем родные европейские.

- Такое ощущение, будто за прошедшие годы у тебя развилась аллергия на шерсть. Может, мне стоит послать за платками? - насмешливо интересуется он, прекрасно зная, что вампир в принципе не может ничем заболеть, даже если налакается крови инфицированного Эболой. Вот от дрянной на вкус крови вывернуть может или от определенных ядов, заранее выпитых жертвой, но это уже частные случаи. Некоторые охотники на вампиров любили надраться всякими гадкими зельями, чтобы так ослабить клыкастую жертву, но это было давно. И, наверное, уже неправда.

Ликер тягуч и сладок как первый поцелуй, он заполняет своим вкусом рот, вымывая воспоминания о терпком вине и Натаниэле, на чьей спине уже наверняка не осталось ни следа от прикосновений плети. Звуки музыки и игривые беседы остались за коридором, а тут были только они. Наверное, безопаснее остаться в толпе, поговорить ни о чем и разойтись, но Ашер не хотел делить встречи с Клодом с кем-то еще, предпочитая убеждать себя в том, что наедине убить будет проще.

Взгляд Клода теплеет так, что Ашер чуть ли не ломает ножку бокала, крепко сжимая его в ладони. Воспоминания бередят душу, сразу выдавая ситуации, когда на него смотрели точно таким же образом. Дни, когда они много и часто смеялись и улыбались друг другу, когда подрывались на помощь по первому зову, когда Ашер верил, что так будет до самого конца его вечной жизни. Захотелось выплеснуть янтарный напиток прямо в лицо Клода, но вместо этого Ашер сделал еще один глоток, на мгновение прикрывая глаза, в которых промелькнуло желание убивать с особой жестокостью.

- Удивлен, что еще есть куда ранить. - он холодно усмехается, обнажая кончики белых клыков - острых и обещающих заманчивое удовольствие одним своим видом. Не Клоду говорить о жестокости, кому угодно, но не ему. - Но если тебе так больно, то почему бы не начать говорить правду? Я слышал, это помогает, - Ашер смеется, вольготно развалившись на диване. Жаль, что он не может почувствовать опьянение  даже если выпьет все содержимое бара - хочется после ухода Клода напиться и забыться, чтобы не вспоминать контраст черного и белого, не чувствовать запах его парфюма в своем кабинете.

Ашер не отводит глаз, не моргает, словно завороженный тем, как медленно движется кадык, когда Клод делает глоток. Хорошо, что тот не сел рядом, меньше соблазнов и желаний, которые становятся ярче потому, что в маске он чувствует себя увереннее.
- И тут мне, наверное, стоит дать тебе свою почту на случай, если мы решим выяснить отношения? - уже теплее посмеивается он, смакуя ликер дальше. - А что насчет котов, то просто гулял по свалке Луизианы и напоролся на измученных котят. А в моей постели как раз не хватало пушистых комков у ног. Так что отмыл, привел в порядок и дал им крышу над головой.

В принципе, если опустить некоторые детали, так оно и было. Главное не намекать на сходство оборотницы с Жозефиной, не дать понять, что пантеры стали в какой-то степени дороги, чтобы потом не столкнуться со смертью на пороге. У его кошек осталась всего одна жизнь и хотелось бы позволить прожить ее до конца.

Они играют в старую игру, правила которой хорошо известны. Но на самом деле Ашер даже не знает, что хочет спросить, все кажется слишком резким, задевающим душевные раны. По крайней мере его.
- Как тебе мой клуб? - даже если бы Ашер не обладал небольшим состоянием в как минимум пяти банках разных стран, он мог бы легко держаться на плаву за счет неожиданной популярности заведения. - Все еще жаль, что ты так и не решился ощутить все прелести. В персонале ведь не только оборотни.

Ашер поднимается, чтобы наполнить свой бокал вновь, а потом галантно доливает Клоду, после чего возвращается на место. Увидеть связанного Клода в ошейнике, подвешенного и задыхающегося от стимуляции и легкой боли - он бы многое отдал за это. Но увы, принцам города такое не по статусу. Скорее плеть будет щелкать в руках Клода, нежели кого-то из его вампиров и людей.[icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

Отредактировано Cillian St. Clair (30-09-2019 02:04:23)

+1

17

- Я, скорее, - Клод задумчиво покачивает в пальцах бокал с ликером. Сладкий привкус все еще остается во рту, и все же он делает очередной глоток только для того, чтобы снова ощутить легкий жар, проносящийся по рецепторам от алкоголя. – Не утратил фетиша на кое-что другое, - ловит чужой голубой взгляд, щурясь, да улыбаясь по лисьи, совершенно бессовестно, словно говорит о каких-то мелочах. Хотя прекрасно осознает, кому и что говорить, взвешивает каждое слово, а порой и вовсе идет по диалогу, что продумал еще сидя в такси, по пути сюда.

У Клода в глазах – словно в противовес холоду во взгляде Ашера – плещется теплота. И темный цвет только способствует этому. Приложи, опять же, немножко фантазии, немножко желания увидеть, и можно подумать, что он под действием атмосферы, обстановки расслабился, сбрасывая с себя со спокойной совестью ношу принца, которому требуется установить свою власть. Отвлекись на секунду, забудь о царящей в помещении атмосфере напряженности, и можно подумать, что Клод на самом деле утратил бдительность, что ощущает себя в этом кабинете, полном смеси модерна и старины, если уж не на своем месте, то хотя бы в безопасности. Настолько, конечно же, насколько вообще можно чувствовать себя в безопасности в присутствии Ашера.

Нет-нет, но Клод ловит на себе чужие взгляды, полные деланного холода. А за этим холодом – жажда, прикрытая наотмашь, будто в надежде, что он не заметит за голубоватым льдом истины или – если даже заметит – закрое на нее глаза, проигнорирует, как что-то, что совершенно его внимания не достойно.

Клод и делает вид, что не видит. Поддерживает чужую игру, ведя себя с детской непосредственностью, совершенно не задумываясь будто бы о том, что о нем подумают. И дается ему это на удивление легко. Он не просто живет в этом образе, он сам сейчас – этот образ. Словно тогда, несколько сотен лет назад. Когда не существовало еще Жозефины, не существовало желания убить, дрожащего на кончиках пальцев, не существовало искорок ненависти, что нет-нет, да все же скользнут в чужих глазах, создавая причудливый коктейль с попытками изобразить равнодушие, да жаждой.

- Такое ощущение, - не остается в долгу Клод: - Что я всегда тащил к себе в постель оборотней, а тут вдруг перестал, и ты очень этому удивляешься, внезапно открыв во мне нечто неизведанное, - отвечает легкой насмешкой на такую же со стороны собеседника. Потому что кому, если не Ашеру знать о том, что Клод всегда брезговал – если, конечно, это слово подходит в полной мере – оборотнями. И дел с ними особых не водил, следуя каким-то своим принципам. И не важно было совершенно, волк перед ним, пантера, медведь или еще какая разновидность этих существ. Просто нет, и все тут.

Ашер хорошо знает Клода. Настолько, чтобы заглянуть под тысячу и одну маску, чему бы там Клод ни научился за время, что они не виделись. И Ашеру – Клод отлично это осознает – помогает то, что он знает знал еще и Белль Морт с ее приемами, ее взглядами на жизнь, ее манерой поведения. И – вместе с тем – это работает в обратную сторону. Потому что сколько бы Ашер ни провел вдали от своего Клана, будучи изгнанником, но он рос рядом с Белль, становился тем, кто он есть рядом с ней, невольно перенимая ее повадки, ее особенности, ее черты.

И не выжечь теперь этого из них обоих каленым железом, потому что новообращенный вампир – словно ребенок, которого ты ведешь с нуля по всем этапам жизни. И черты Белль – то, что делает их предсказуемыми друг для друга. В определенных, разумеется, границах.

Клод отлично видит, как чужие пальцы сжимаются на ножке бокала. И даже где-то на периферии собственного сознания слышит хруст стекла, да собственный смех, но Ашер не доставляет ему подобного удовольствия. Вместо того чтобы ломать хрупкое стекло – отпивает из бокала, скрывая в глазах что-то почище жажды вперемешку с ненавистью. Клод, словно следуя чужому примеру, тоже отпивает ликера, скользнув коротко языком по губам.

- Ты же знаешь простую истину, - качает головой с улыбкой: - Всегда есть, к чему стремиться. Вот ты видать и стремишься побить рекорды, - сейчас Клод уже даже не скрывает легких издевательских ноток в голосе. Ему очень и очень сложно представить, что должен сделать Ашер, чтобы причинить ему реальную боль сродни той, что была испытана им во время смерти Жозефины, да последующих сомнительных приключений.

Порой Клоду кажется, что он мог бы реально ощутить что-то только в одном случае. Думать ему об этом не хочется. Не сейчас. Не тогда, когда истина перед ним, и растворяться не собирается.

- У тебя всегда была страсть привечать сирых и убогих, - скрывает усмешку за очередным глотком ликера. Его намек совсем непрозрачный, зато наверняка вызовет массу эмоций у его собеседника. Потому что да, Клод никогда не считал Жозефину равной, как бы к ней тепло ни относился Ашер. Да, он никогда не видел в ней одну из них. И потому все сложилось именно так, как сложилось. Хотя, конечно, сравнивать травницу, тихо живущую на окраине деревни, да стаю побитых жизнью пантер, найденных – как он там сказал? На помойке? – это надо очень и очень сильно постараться.

Клод коротко кивает, обозначая благодарность, да все же устраивается вместе с Ашером на диване, садясь в пол-оборота, чтобы видеть своего собеседника. Звонит смартфон и он, не глядя даже на экран, сбрасывает вызов, откладывая мобильник экраном вниз на столик перед диваном. Вместо того чтобы смотреть на телефон, смотрит на Ашера, и во взгляде смесь чувств, не уступающих тем, которыми его самого награждают за сегодняшний вечер ни раз.

- Знаешь, - бокал с ликером Клод отставляет рядом с мобильником: - А тебе на самом деле стоит оставить мне хотя бы е-мейл, если уж не номер телефона, - он тянется гибко и – знает это прекрасно – провокационно, прежде чем, обнаглев окончательно, закинуть ноги на подлокотник дивана, да улечься к Ашеру на колени. Смотрит на него снизу вверх, задумчиво улыбаясь. – Мало ли, вдруг решу, что соскучился, а заглянуть в гости времени не будет? Так хоть письмо напишу, чтобы ты обо мне не забывал.

Клод не менял парфюма с тех пор, как Ашер его знает. Эта деталь едва ли не единственная, что осталась от его человеческой жизни. И сейчас он уверен, чувствительное обоняние чужое щекочет до боли знакомый запах хвои вперемешку с цитрусом.

- Эпатажное заведение, хоть и не для меня, - фыркает. Устраиваясь на чужих коленях с максимальным удобством. [nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

18

[icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status] Хочется схватить Клода за воротник, тряхнуть, разрывая тонкую и дорогую ткань, сжать шею и заставить говорить прямо, без уверток, чтобы быть уверенным в каждом услышанном слове. Хочется увидеть страх в его глазах, увидеть, как губы складываются не в насмешливую улыбку, а кривятся в гримасе боли. Хочется изломать на множество маленьких кусочков, чтобы каждый потом подписать и сохранить в формалине, в надежде собрать заново. Почему это так больно? Почему Ашер не может при этом разорвать общение, продолжая приглашать Клода с упорством истинного мазохиста, почти вручая ему незримый хлыст? Почему вытравленные из сердца чувства возвращаются так быстро от одной близости.

"Белль взрастила себе достойную игрушку". - досадливо думает он, ровно улыбаясь в ответ на фразу про фетиши. Вслух же произносит иное, говоря равнодушно и спокойно, как если бы это вовсе не касалось болезненных тем: - Хочешь сказать, что спишь теперь исключительно с кудрявыми блондинами?

Если так подумать, те немногие, с кем делил ложе Ашер, мучительно сильно смахивали на Клода. Он искал своего любовника в лицах других людей, пытался подобрать похожий голос, дарил похожие парфюмы, сам не замечая своих попыток переиграть неудачную влюбленность. Но Клод такой единственный и потому каждая попытка заканчивалась неудачей. Неповторимая кровососущая тварь, играющая на желании, как на скрипке. Кто из смертных может хоть немного приблизиться к совершенству, заботливо селекционированному древней упырицей?

Забавно, что после всего случившегося они сидят в его кабинете и беззаботно пьют ликер, поддерживая маски старых друзей. Почти беззаботно, учитывая, что маска на нем трещит по швам. Самоконтроль не справляется. Самовнушение не помогает. Тело и сердце рвет в одну сторону, разум - в другую. А Клод так близко, что, кажется, протяни руку и он упадет в объятия, как переспелое яблоко с ветки.

- Просто признайся, что ты не кошатник. Оборотни отлично греют холодные тела и вовсе не в том смысле, который обычно мы вкладываем в слово "спать", - хохочет Ашер, будто бы заигрывая с Клодом. Что поделать, если мысли рядом с ним скатываются в тему голода и секса, как будто он снова в периоде пубертата. Остается надеяться, что выпитая недавно кровь не даст о себе знать внезапным физическим проявлением желания - кожаные штаны отлично обтягивали тело и не скрыли бы этого.

Ашер внезапно понимает, что до сих пор не узнал почему Клод так сильно не хочет связываться с оборотнями. Считает себя выше? Не хочет прослыть зоофилом? Но Клод даже разговаривал с оборотнями любой масти лишь в случае необходимости. Может его семью в прошлом растерзала стайка вервольфов? Он никогда не упоминал семью, поэтому такая история вполне могла случиться. И вслед за этим Ашер задумывается о том, как эгоистичен был в своей любви, никогда даже не интересуясь ни мнением Клода, ни его прошлым. Была ли история с инквизицией расплатой за нарциссизм?

- Кому как не тебе знать о моем стремлении быть лучшим в любом деле, за которое берусь, - он ненадолго отставляет бокал на подлокотник, чтобы не сломать его ненароком, прячет удлинившиеся когти, очаровательно улыбаясь Клоду, - а твое сердце выглядит слишком заманчивым, чтобы оставить его в покое.

Все происходит наоборот. Клод пришел в его жизнь и нарушил хрупкое равновесие, Клод воскресил чертовы воспоминания в его голове, которые порой приходили в кошмарах, полных огня, оседающих пеплом на языке, встающих непрошибаемым комом посреди горла. Клод снова разодрал грудную клетку, уютно сворачиваясь в самом сердце, безжалостно удаляя все лишнее. Ашер не знает, как причинить ему боль, схожую с той, что испытывает он. Что-то внутри подсказывает, что даже если он на глазах Клода медленно и мучительно убьет Белль, Клод не прольет ни слезинки, только улыбнется своей фирменной равнодушной улыбкой. Если, конечно, не погибнет следом за Морт из-за крепкой привязки к создателю. Но Клод же не идиот, верно, чтобы на постоянной основе пить кровь Морт и так поддерживать связь?..

- О да, в этом ты прав. Недаром я первым делом обратил на тебя внимание, когда Белль привела нового мальчика в свой цветник, - язвительно отвечает он, вновь берясь за бокал и делая вид, что наслаждается вкусом. Клод, наверное, рассмеялся бы, узнай, что когда-то Ашер был знаком с той самой Жанной, сожженной за излишнюю смелость. Тоже была довольно убогой по меркам Клода. Такое чувство, будто всех женщин, встреченных Ашером, ждал костер.

Он неосознанно поправляет волосы, чтобы те лежали еще более выгодно, подчеркивая тонкие черты лица и искусную маску, бросает на телефон заинтересованный взгляд, размышляя кто же на другом конце провода: слуга, любовница, Белль или какой-нибудь принц-сосед, решивший сказать "привет". А потом вновь задумчиво смотрит на шею, оказавшуюся так близко, повторяя себе, что никогда в жизни больше не возьмет в рот даже каплю гнилой крови предателя. И на языке вновь расцветает вкус их недавнего - всего-то три недели прошло - поцелуя.

С усилием разжав пальцы и вновь отставив бокал, который Ашер неаристократично опустошил, пытаясь смыть сладковатое воспоминание, он медленно выдыхает, не отрывая взгляда от лица Клода, в чьих глазах отражается отголосок его же чувств. Если податься вперед и прижаться к губам, то на языке останется будоражащая сладость и терпкий привкус хвои и свежего цитруса, смешанный с его излюбленной холодной мятой. Как если бы зима укрыла ель теплым ковром, оседая лимонными снежинками.

- Хочешь отсылать мне смс-ки, словно влюбленная девчушка? Так и вижу, как мы обмениваемся селфи и фотографируем очередной ужин, - ухмыляется Ашер, первые несколько секунд тормозя и не понимая, что темная макушка делает на его коленях. А потом даже рука как-то не поднимается скинуть Клода с себя, наоборот хочется наклониться и прижаться губами к виску, вдыхая приятный аромат. Что-то в этом мире остается неизменным. Белль, кажется, не нравился выбор парфюма Клода, но он его отстоял.

- Запоминай и не говори, что я тебе его не сообщил, - Ашер диктует номер, пока в голове проносятся витиеватые французские ругательства. Он уже представляет, как часто дорогая техника будет летать в стену от насмешливого пожелания спокойного утра или еще чего-то, что пришлет ему Клод. Но после стольких лет тишины он не может не дать средство связи.

Рядом с тобой я становлюсь слабохарактерным идиотом. Отвратительно.

- Тебе всегда не нравились сбруи и ошейники. По крайней мере на тебе, - соглашается Ашер, запуская пальцы в черные волосы и перебирая их, массируя затылок и опасно скользя ногтями возле шеи, ожидая, что рано или поздно Клод не вынесет напряжения - все же от Ашера исходит угроза, а учитывая флер сумасшествия, пронесенный через века, он сам не мог сказать разорвет ли кожу или поцелует, оставляя быстро заживающие засосы. - Да и моя тяга к эпатажу тебе была чуждой. Это тоже не изменилось.

Он наклоняется, щекоча кожу легкими прядками и почти незаметным свежим дыханием с ноткой алкоголя, нежно проводит по щеке, оглаживая скулу большим пальцем:
- Ты пришел сюда просто полежать у меня на коленях, mon amour? Если тебе что-то нужно - действительно нужно - прекрати свои игры и скажи прямо. Войны сделали меня солдафоном.

Еще одна ложь, но звучащая как болезненная правда.

Отредактировано Cillian St. Clair (01-10-2019 23:11:24)

+1

19

Клод смотрит на Ашера снизу вверх, не отводя внимательного темного взгляда. Ловит движения, изменения в чужих эмоциях и, кажется, способен отметить даже малейший перепад чужого настроения. А еще Клод напоминает сейчас расслабленного кота, что пригрелся на мягком, теплом месте, да не планирует в ближайшее время никуда уходить. И об этом все говорит, начиная от вольготно закинутых на подлокотник дивана ног, и заканчивая легким прищуром. Кажется, еще немножко, и непременно бы заурчал. Впрочем, за Клодом не заржавеет, он вполне на это способен.

- Знаешь, в последние годы найти во Франции голубоглазых и кудрявых блондинов несколько проблематично, - тянет мягко слова, и тон даже почти не издевательский, скорее все такой же ленивый и расслабленный, как и поза: - Иначе, думаешь, чего это я вызвался навестить Новый Орлеан собственноручно? – и только тут в глазах появляется мягкая насмешка.

Любовники Клода – среди людей, среди других нелюдей, неважно – никогда не были похожи на Ашера, словно две капли воды. Однако обманываться так мог только слепой человек. Клод же предпочитал врать кому угодно, кроме самого себя. Потому что начни он лгать себе пусть и в мелочах – и непременно проиграет войну за свою жизнь. Стоит только присмотреться, внимательно оценить, и приходит понимание.

Осколки чужих жестов. Оттенок глаз. Кудри. Любовь к эпатажной одежде. Порой достаточно было каких-то характерных интонаций или легкого прищура глаз вкупе с просто симпатичной внешностью, чтобы Клод осознавал, что хочет этого человека – или это существо, если угодно – себе. Порой – только в постель, а иногда – до последней капли крови. И за прошедшие годы он в желаниях себе не отказывал. И первую пару десятков лет после ухода Ашера со двора, казалось бы, не замечал закономерности. И, заметив, ничего не стал менять.

И причина тому – не только сентиментальность, которой в Клода и на грамм не было, если она не была выгодна. Причина тому то, что он всегда знал, что о его предпочтениях знает Белль. И даже поддавался ее манипуляциям, понимая, что некоторые оказываются рядом с ним далеко не случайно. Клоду легче было поддаваться, разыгрывая слепца, чем ждать, пока Белль найдет еще какую-нибудь менее очевидную точку для манипуляций.

Обо всем этом Ашеру, конечно же, знать не обязательно совершенно.

- И не собачник тогда уж, - поддерживает он чужой смех своим: - И не лисятник, или в кого они там иной раз приобретают способность обращаться, я уже не помню, - кажется на секунду, будто не было Жозефины, не было яркого костра, наполненного девичьими криками, не было удушающего запаха чужой плоти и инквизиторских оков на тонких запястьях с бледной кожей. На секунду вместе со смехом в комнате повисает ощущение, будто они снова в том золотом времени, когда существовали только друг для друга, и никого вокруг не было. И не было событий, что легли черной пропастью между.

Ощущение развеивается вместе с последними отголосками смеха. Стирается, снова окуная в реальность с головой. Клод не сожалеет об этом. Не сожалеет о мгновениях, что исчезли в очередной раз, словно песок сквозь пальцы. Воспоминания о золотом времени не вызывают в Клоде ничего, кроме скуки. Гораздо интереснее ему находиться в обществе Ашера сейчас, когда в чужих глазах плещется ненависть, сквозь которую проглядывают совсем иные чувства. Гораздо интереснее шагать по этой тонкой грани, даже не пытаясь предсказать, в какую из сторон качнет в следующую секунду.

- А то ты не знаешь, что мое сердце и так твое, - Клод улыбается в ответ на чужую улыбку не менее очаровательно, но все же с оттенком откровенного яда на губах. Произнести какое-нибудь громкое признание для него никогда не было проблемой. И сколько раз в прошлом Ашер слышал от него короткое «люблю» - не сосчитать даже. Сказанное за чашкой кофе с утра, брошенное коротко перед очередным выходом в ночь, выстонное едва ли не по буквам на пике удовольствия, легким шепотом касающееся уха в моменты тишины и спокойствия – совершенно по-разному. А искренности Клод никогда и не обещал.

Телефон на столе снова вибрирует, и Клод снова его совершенно спокойно игнорирует. Словно техники не существует. Даже на секунду не отводит взгляда от лица Ашера, а затем проговаривает номер телефона, чтобы запомнить лучше. В телефонную книгу он его вобьет попозже. И – в этом можно не сомневаться – уже через пару часов Ашер получит от него какую-нибудь дурацкую смску или сообщение в мессенджере с не менее дурацкой фотографией чего-нибудь, на что упадет взгляд Клода. И начнет получать их регулярно. Просто потому, что Клод знает, что Ашера это будет бесить. А еще знает, что тот никогда в жизни не перекинет его номер в черный список. И каждый раз будет ждать его сообщения, совершенно не в силах побороть в себе желание схватить смарт сразу же, как прозвучит оповещение.

- Мне вот очень интересно, запишешь меня в телефоне также, как называешь? Mon amour? – Клод позволяет чужим пальцам с острыми ногтями опуститься до самых ключиц, выступающих из-под белой рубашки, чьи верхние пуговицы фривольно расстегнуты. И только после перехватывает чужую ладонь, переплетая пальцы, да поднося к губам, чтобы поцеловать. Прикосновение губ легкое совсем, и его – Клоду так кажется – недостаточно совершенно. Язык мягко проходится по чужому указательному пальцу, чтобы зубы в следующий раз на секунду сомкнулись на его подушечке, будто дразня ощущением легкой секундной боли без крови.

- А вот на других они порой смотрятся очень даже ничего, - Клод не отпускает чужую ладонь из своей, еще раз касаясь губами пальца, в этот раз задерживаясь прикосновением на указательном: - Правда я думаю, учитывая род деятельности, что ты себе выбрал, я безнадежно отстал от тебя в мастерстве, - он отпускает чужую ладонь также неожиданно, как и перехватил, казалось бы, несколько секунд назад, хоть и прошло уже несколько минут. – Может, - Клод открыто, с нотками тепла улыбается: - Еще догоню тебя, а может, и нет.

Кожу щекочут чужие пряди длинных светлых волос, а чужое дыхание. Клод жмурится, словно довольный кот, да борется с желанием зарыться в эти светлые локоны пальцами, сжимая до легкой боли, вынуждая склониться еще ниже. Борется с желанием впиться поцелуем-укусом то ли в чужие губы, то ли в чужую шею. И очень хорошо чувствует, как падает планка самоконтроля с каждой секундой все ниже и ниже, в тартарары и ко всем чертям.

- Твой клуб же, кажется, предназначен для расслабления? – Клод все же тянет руку, чтобы завести прядку золотистых волос Ашеру за ухо, поерошить мягкие пряди, легко касаясь кожи на чужом затылке ногтями: - Вот я и расслабляются. Нагло пользуюсь тем, что ты сам меня позвал – это раз. Не выгнал – это два. Пригласил в свой кабинет, хотя я и не то, чтобы настаивал очень сильно, - он откровенное удовольствие получает от перечисления тех моментов, в которых Ашер умудрился уступить ему за один только вечер: - Дал свой номер телефона – это четыре… Мне продолжать?
[nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

20

Ашер невольно усмехается. Даже во времена его расцвета Белль не раз говорила, что не встречала подобного лица ни разу за свою жизнь, что сначала сочла его ангелом, спустившимся в грешный мир. Возможно, в этом была толика правды, ведь по таким мелочам ей попросту не было смысла лгать.

- Существуют линзы и парики, - насмешливо хмыкает он, отводя взгляд от спокойного лица Клода. Слишком спокойного для того, кто находится на чужой территории на коленях бывшего любовника, мечтающего увидеть его мучительную смерть. То ли Клод перестал дружить с головой, то ли свято верил в свою безопасность. В принципе, учитывая их прошлую встречу, причины были. Ашера вновь захлестнула волна самобичевания, заставившая поморщиться. Ничего, успеется еще разорвать глотку. У них впереди небольшая и очень славная вечность. - Точно, совсем забыл, что ты предпочитаешь натуральное.

Клод по сути признался, что приехал если не с целью, то хотя бы с желанием либо его сожрать, либо переспать. Либо и то, и то в процессе. Конечно, правды в его словах было как и всегда - процентов двадцать от силы, но она была. И проблема в том, что Ашер не был уверен, что найдет в себе силы отказаться от заманчивого предложения. Только если постоянно помнить о Жозефине и запахе горящей плоти. Только если подпитывать свою ненависть все новыми и новыми мыслями. И это так сложно, когда Клод покорно и мягко лежит на коленях.

- Кажется, в этих случая люди говорят "пакет на голову и норм", - современные слова звучали в его устах, как у иностранца, пытающегося говорить на чужом языке. Так оно и было, Ашер с трудом осваивал сленг и новые словечки, используемые молодежью, часто сбиваясь на старофранцузский даже в мыслях. - Впрочем, мне казалось, что ты приехал из-за приказа Белль.

Смех Клода всегда задевал в нем что-то, сейчас он отдался болезненно-приятным ощущением. Хотелось записать его на диктофон и проигрывать перед сном, чтобы хоть так изменить кошмары на воспоминания о прошлом. С каким бы удовольствием Ашер вернулся обратно и все изменил, переиграл так, чтобы боль не терзала сердце веками. Даже если ради этого пришлось бы остаться с Белль.

- Я бы предположил, что у тебя проблема с мехом, но есть же еще змеи и птицы, - на удивление миролюбиво хмыкает он, откидываясь на спинку дивана и полуприкрывая глаза. Когда Клод такой, его сложно ненавидеть. Он кажется слишком милым, пусть Ашер прекрасно знает о лживости этого образа.

Вот только потом Ашер замирает, сжимая темные волосы, на лице его проступает гримаса отвращения и губы болезненно кривятся. Хочется отшвырнуть Клода, чтобы он ударился о стол, чтобы острый угол пробил череп, чтобы тело беспомощно распласталось, пока по коже медленно стекают ниточки багровой крови, впитываясь затем в дорогую древесину пола. Угроза, окружающая Ашера, становится почти осязаемой, окутывая его удушающей аурой ярости.

Твое сердце - мое? Оно станет таким только когда я его вырву. И то быстро рассыпется пеплом.

Ашер не замечает, как клыки пропарывают нижнюю губу, пока в его горле зарождается рычание, похожее на угрожающий низкий рык тех же пантер, заметивших угрозу. Все же пребывание рядом с оборотнями оставило на нем свой отпечаток. Оборотни... проще вампиров. Если им что-то не нравится - они рычат, хотят тепла - обнимают, хотят ударить - бьют. Они не скованы условностями некой игры, которую так блюдут клыкастые.

- Тварь. Какая же ты тварь, Клод. - шипит Ашер, с усилием разжимая пальцы и снова беря в руки бокал, чтоб не было соблазна окрасить когти чужой кровью. - Поищи себе наивного мальчика, который поверит в твою любовь. Я как-то обойдусь.

Еще одна разница между ними: Ашер слишком серьезно относился к таким словам. Он был скуп на обещания любви, но всегда говорил их искренне. И, много веков назад, верил, что Клод понимает это и сам ему не лжет. Очередная глупая ошибка глупого вампира, до сих пор засевшая занозой в сердце. Возможно, Ашеру стоило пойти к психотерапевту, но где найдешь самоубийцу, готового выслушивать историю вампира?

Он сглатывает ликер, смешанный с кровью, отставляет бокал, на ободке которого заметны темные разводы, как если бы кто-то запачкал его помадой, а потом выдыхает - медленно и долго, за один выдох возвращая себе хрупкий самоконтроль. Слишком хрупкий, раз всего одна фраза смогла вызвать такую реакцию. Но Ашер прощает себе это, учитывая, что он убивал и за меньшее. Все снова возвращается на круги своя, как будто и не было вспышки негодования.

- Скорее просто Клод, - качает он головой, расслабив руку на его ключицах, кажущихся сейчас особенно беззащитными. Немного интересно, что сделает Клод дальше, поэтому Ашер позволяет делать со своей ладонью все, что заблагорассудится, лишь удивленно шевельнувшись, когда губы коснулись пальца. Можно ли ненавидеть и при этом чувствовать острое возбуждение от дразнящей ласки? С Клодом, видимо, можно. Когда-то в мире была популярна фраза из фильма про вампиров "ты мой наркотик" или что-то в этом духе. Клод был именно им: разрушительным, притягательным, безмерно токсичным и вызывающим привыкание с первого же употребления наркотиком, от которого не существовало лечения. Только если стереть себе память и вложить туда установку никогда больше с ним не встречаться. Но Ашер не мог отказаться от своих воспоминаний. По крайней мере сейчас. Может быть в будущем, если Клод решит играть с ним дольше. Если Ашер выживет после приезда Белль.

- Эстет, - сухо резюмирует он, убирая руку и почти демонстративно вытирая ее об обивку дивана, словно прикосновения языка ощущались чем-то неприятным до сих пор, - все такой же эстет. С хлыстом, помнится, ты обращался неплохо для того, кто это не практикует.

Комплимент не приносит удовольствия. Слова Клода все еще воспринимаются завуалированным обещанием испробовать на нем весь богатый арсенал игрушек и различных приспособлений, которых в клубе было более чем достаточно. И одна часть Ашера хочет согласиться на это, а другая клянется никогда в жизни не спать с ублюдком, продавшего их жизни прекрасной Морт. Это уже дело чести, поэтому Ашер мрачно повторяет про себя обещание, едва заметно хмурясь.

- Могу посоветовать несколько магазинов. - спустя несколько мгновений паузы произносит он, намекая, что тренироваться и улучшать мастерство Клод может с кем угодно, но не с ним. Вот пусть со своими милыми слугами устраивает особняк удовольствий, а Ашер туда ни ногой. Ни за что. Вот ни за какие коврижки. Самоубеждение - великая вещь, жаль, не всегда работает.

Он слушает перечисление маленьких побед Клода и иронично улыбается. Кабинет, как говорится, не спальня, так что тут радоваться нечему. В этом кабинете столько людей побывало, что очень скоро запах Клода исчезнет, как мимолетное воспоминание. Телефон тоже мелочь - в век технологий поменять номер очень легко. Или можно просто не брать трубку и читать сообщения перед сном. Уж это Ашер точно сможет сделать, ему ведь неинтересны намеренно раздражающие фразочки, которые начнет отсылать Клод.

Прикосновения расслабляют, Ашер невольно склоняется ниже, его напряженные плечи обмякают. В принципе, ему ведь ничто не мешает получать удовольствие от их перепалок. Просто не доводить до точки невозврата, когда он будет проклинать себя за очередную ошибку. Даже свою вспыльчивость можно обернуть себе на руку, пусть Клод верит, что Ашер разучился в полной мере себя контролировать, нахватавшись всякого от людей и оборотней. Может быть удастся вызнать планы Белль и благополучно ее убить. И пусть Клод после этого катится ко всем чертям в Париж или подыхает рядом со своей госпожой.

- Продолжай. Не знал, что такие мелочи тебя радуют, - хмыкает Ашер, лениво проводя по гладкой щеке, не тронутой щетиной. - Можешь даже сразу перечислить список всего, что тебя расслабит, чтобы я решил стоит ли тебе это дать или ты слишком много хочешь.

Пальцы проводят по подбородку и вниз, останавливаясь на шее и чуть сжимая, даря короткую иллюзию контроля. А потом Ашер отпускает ее, серьезно и внимательно глядя в темные глаза с вишневыми искрами:
- Скажи, Клод, ты хоть когда-нибудь был искренен? - ему не нужен ответ, потому что понятно, что Клод опять солжет или сменит тему. Но все же хочется услышать простое "нет", чтобы гложущая сердце боль поутихла, получив подтверждение тому, что он никогда не был ему нужен рядом. [icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

+1

21

Клод истинное и мало с чем сравнимое удовольствие получает, наблюдая за тем, как меняются эмоции на лице Ашера. Как через чужую маску холодной отстраненности проступает на несколько секунд очередная волна ненависти к себе за собственную слабость. Как Ашер осознает в очередной раз, что не может не то, что проткнуть изящно удлиненными ногтями кожу на его, Клода, шее, но и даже скинуть его с колен в себе сил не находит. Представление, достойное места в какой-нибудь драматичной постановке. То, за чем Клод на самом деле вечность готов наблюдать.

Он губы брезгливо кривит, фыркает пренебрежительно на чужое предложение о линзах, да париках. Уж его ли бывшему любовнику не знать, что Клод предпочитает натуральный цвет волос, избегая крашенных всеми силами, предпочитает естественную красоту, холодно реагируя на броский, вульгарный маккиях. Даже ткани, из которых шьется его одежда, натуральные, хоть сохранить качество непросто в современном мире несмотря на то, что он готов не только платить заявленную цену, но и сотрудничать с людьми, если это вдруг необходимо. Впрочем, у всех бессмертных свои причуды. И причуды Клода не из худших, что можно встретить в подлунном мире.

- Сам задал вопрос, сам на него ответил, - тянет лениво Клод, прикрывая глаза, да накручивая на палец прядь чужих золотистых волос. Те мягким шелком ощущаются между пальцев, ничуть за прошедшие годы не утратив своей текстуры. Еще одно маленькое эстетическое удовольствие, которое можно получить, даже не прикладывая усилий. – Люблю, когда меня окружают догадливые лю… - Клод драматичную паузу себе позволяет, да щурится, даже не пряча веселых искорок в глубине темных с красным отблеском глаз: - Существа.

- Каким бы пакет ни был, ты всегда знаешь, что именно находится под ним, - не остается в долгу Клод, интонацией выделяя особенно важные слова. Забавно слышать от Ашера современные выражения. Будто ты попал в старомодный фильм, на который кто-то ради забавы наложил звуковую дорожку из какого-нибудь современного кино. Настолько не вяжутся слова с образом, что тянет встряхнуть, да поинтересоваться, никто ли не съел Ашера и не подменил чем-то посторонним. И вместе с тем тянет смеяться. Интересно, думает Клод, он также звучит со стороны, когда использует современный сленг, а не старые выражения, что ложатся на язык намного более привычно?

Клод останавливает взгляд на лице Ашера, стоит тому зарычать, стоит прекрасным чертам исказиться злобой, полыхающей ненавистью, что легко сжигает изнутри не только обладателя, но и все вокруг. Он следит внимательно за чужими эмоциями и, хоть в теле не чувствуется напряжения, не чувствуется готовности ретироваться – все же он готов. Потому что прекрасно знает, на что способны неконтролируемые порывы. А еще потому, что хоть и ведет себя, словно дурак, но таковым все же никогда не был, даже во времена своего становления, как вампира. Иначе бы не выжил просто при дворе Белль.

Он шипит тихо на через чур сильно сжавшиеся в волосах пальцы, но все же необдуманных движений не совершает. Не дергается, не подается в сторону с чужих колен, ожидая, пока приступ злости у Ашера пойдет на спад. И тот на самом деле успокаивается, ограничившись из членовредительства только собственной прокушенной губой.

- У меня был прекрасный учитель, Ашер, - если вдуматься, Клод зовет его по имени не так уж и часто. В моменты, когда хочет обратить на себя внимание – да. В моменты, когда хочет отрезвить или, напротив, загнать в узы эмоций еще сильнее – да. В моменты, когда они делят – делили – постель или жертву на двоих – трижды да. В иных ситуациях это скорее исключение из правил. Еще с момента знакомства Клод просто обращался, и это стирало границы между ними гораздо сильнее, чем почти молниеносный переход на «ты» несколько лет назад. И – Клод это прекрасно осознавал – даже будучи в толпе, Ашер всегда знал, что обращаются именно к нему, что зовут именно его, что нужен только он и никто другой.

- Быстро учился, - бросает Клод, как ни в чем не бывало, не обращая внимания на брезгливый до театральности чужой жест: - И также быстро забыл, как только отпала необходимость использовать свои навыки, - намек, слетающий с губ совсем неоднозначный. И Клод уверен, готов свое бессмертие отдать за собственную уверенность, что Ашер легко поймет, что он имеет в виду. – Предложение щедрое, конечно, но как-нибудь обойдусь.

Чужие волосы между пальцами ощущаются легким шелком. Клод чувствует, как под каждым его прикосновением чужое тело постепенно расслабляется. Поправляет себя, не позволяя обманываться, прекрасно понимая, что Ашер скорее позволяет себе расслабиться также, как это делал сам Клод, укладываясь на чужих коленях с непосредственностью ребенка. И все же мягко касаться подушечками пальцев кожи на затылке, совсем слегка царапая, массируя, это не мешает ни капли.

- Позволяешь лежать на своих коленях, - продолжает он, легко теранувшись щекой о чужую ладонь, словно большой кот, совсем пригревшийся в тепле на чужих руках: - Это пять. Терпишь мои прикосновения – это шесть, - с мягкой улыбкой он готов в очередной раз подорвать чужой самоконтроль: - Не убил меня, хотя – я видел это, Ашер – был на грани того, чтобы вцепиться мне в горло – это семь, - ладонь Клода, словно зеркаля чужие движения, спускается от чужого виска вниз по щеке на здоровой стороне лица, мягко выглаживая кожу, останавливаются на подбородке, очерчивая его контур, едва касаясь.

Клод с насмешкой в глазах дыхание – совершенно ему ненужное – задерживает, как только на его горле на несколько секунд сжимается чужая рука. Тянет еще и картинно закашляться, искренне изображая удушение, но этот ход кажется Клоду слишком уж грубым, некрасивым, а потому он просто прикрывает глаза, не душа ровно тот отрезок времени, что Ашер позволяет своим пальцам сжиматься.

Ситуация выглядит, как абсолютно патовая, и это так смешно. Что бы Клод ни сказал, Ашер будет предсказуемо недоволен. И даже если он промолчит – добьется ровно такого же эффекта. Скажешь «да» - обвинят во лжи, даже не поморщившись. Скажешь «нет» - не просто солжешь, но и окажешься в немилости потому, что якобы сказал правду – хотя, казалось бы, куда уж сильнее впадать в немилость того, у кого на коленях вольготно валяешься последние полчаса. Промолчишь – Ашер просто додумает ответ за тебя. Клод знал, он любит этим развлекаться.

- Ммм, - пальцы с подбородка коротко спускаются по чужой шее без намека на угрозу, без нажима. – Ситуация смешная, но оттого не менее страшная, ведь что бы я ни сказал, все равно окажусь мудаком, да? – ругательство как-то неестественно смотрится в его исполнении. Вероятно потому, что Клод вообще ругается лишь в исключительных случаях. И вместо того, чтобы отвечать на поставленный вопрос, Клод тянет Ашера к себе, вынуждая склониться ниже, ловя чужие губы поцелуем. И не жалеет ни капли недавно прокушенную губу, ранка на которой еще поджить не успела, раня повторно своими клыками.

А еще – позволяет Ашеру самому трактовать происходящее так, как ему нравится. Все равно же не переубедишь. [nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

22

Ашер не дурак и прекрасно понимает, что должен сделать. Должен рывком сбросить Клода со своих ног, чтобы тот, как кошка, успел избежать удара и оскорбленно что-то сказал, отряхивая невидимые пылинки с непомявшейся одежды. Должен сделать голос еще холоднее, равнодушнее, забирая приглашение посещать свой клуб, сделав его закрытой территорией для принца и его прихвостней. Можно пойти другим путем и попытаться сделать вид, что он полностью поглощен страстью. Переспать, вызнать планы Белль, убить ее и спокойно исчезнуть из жизни Клода, вычеркнув его из собственной. В голове звучало хорошо, но на деле выполнимо точно не было. Если он не смог забыть Клода за три с лишним столетия, значит потребуется столько же, чтобы хотя бы начать не думать о том, как когда-то Клод лежал на его коленях.

Он так много должен и все равно продолжает то ли терпеть навязанную близость, то ли наслаждаться ею, безуспешно пытаясь контролировать давно мертвое сердце, бьющееся от сейчас от каждого нового прикосновения неровно и быстро, как у юнца, сходящего с ума по своей первой любви. Наверное, Клод именно ею и был: Белль Ашер восхищался, а Клода любил чуть ли не с первой встречи, пораженный одним только взглядом мсье Алкана.

- Одно маленькое уточнение, я в твою свиту не вхожу и входить не буду, - едко говорит он, чувствуя, как пальцы мягко натягивают прядь. Нужно будет потом тщательно вымыть волосы и тело, опрыскать кабинет освежителем воздуха и открыть окна настежь, чтобы ничто не напоминало о Клоде. И в то же время хочется, чтобы здесь осталось как можно больше напоминаний. Эта двойственность желаний заставляет чувствовать еще большее раздражение: и на Клода, и на себя за внезапную мягкотелость.

Каждый птенец перенимает определенные привычки своего мастера. Белль - холодная и расчетливая на людях - легко срывалась в разрушительную ярость, когда была с кем-то, кто либо уже ничего не смог бы сказать, либо был предан ей телом и душой. Единственным способом как-то пережить ее гнев было бездействие. Ни слова, ни движения, лишь молчаливое ожидание и терпение. И тогда буря проходила стороной, затрагивая предметы, растения, глупцов, пытающихся успокоить, но не тебя. И Ашер в какой-то степени был таким же. Сделай Клод хоть что-то сейчас, он получил бы как минимум удар. Но Клод слишком долго находился при Белль, чтобы не увидеть сходства. За это Ашер был ему даже немного благодарен, поскольку не мог контролировать себя в моменты столь сильной злости. И в тоже время был немного разочарован, ведь хотелось увидеть, как бывший возлюбленный скорчится от боли.

Имя в его устах стегает тонким кнутом. Только Клод мог так его произносить, иногда делая упор на шипящие, шипя как раздраженная змея, иногда наоборот сладко их выдыхая так, что слово будто ощущалось кожей, по которой ползли неизменные мурашки. Он всегда вкладывал в имя Ашера больше, чем в простое слово. Это... отрезвляло тогда, отрезвило и сейчас.

Белль любила смотреть на развлечения своих лучших куколок, если не участвовала в них лично. Помнится, не раз и не два она присутствовала, когда Клод был связан и крупно вздрагивал от легких ударов по спине и ягодицам, оставляющих быстро исчезающие узкие красные полосы. Иногда они менялись местами, особенно когда Клод наловчился сам управляться с хлыстом после небольших объяснений. Ашеру не так уж важно было кто доминирует, а кто принимает, он даже не замечал голодного взгляда Белль в эти моменты, наслаждающейся зрелищем перед ней. И все же, раз Клод так говорит, то после его изгнания Морт даже не сделала попытки подложить под Клода другого красавчика? Значило ли это, что хотя бы такое извращенное развлечение осталось только между ними?

- Ничего, это как ездить на лошади - сначала кажется, что все забыл, а потом тело вспоминает былые навыки, - усмехается Ашер, чувствуя, как медленно и расслабляюще Клод массирует его затылок. От этих касаний хочется замурлыкать огромным котом, улечься с ним поудобнее, вытянувшись на диване и удерживая в объятиях, ничего не говорить и просто наслаждаться близостью и запахом хотя бы до того момента, пока Клод не вытащит очередной нож и не провернет в его сердце.

- Не мог же я лишить город нового принца так быстро? Это дурной тон, вампиры только собрались, дали тебе клятву, а тут придется снова правителя искать, начнется грызня, все рассорятся и это только из-за того, что один вампир решил вывести из себя другого, - полушутливо замечает он, даже не замечая, как неосознанно прильнул щекой к ладони, словно изголодавшийся по ласке ребенок. На самом деле Ашеру плевать на все это. Он просто еще не определился чего хочет больше - смерти Клода или его жизни.

Он чувствует пальцы на своей шее, почти невесомо скользящие по коже. Ведь ничто не мешает Клоду избавиться от возможной угрозы и выпустить когти - смерть будет быстрой, Ашер наверняка даже не успеет ничего сделать. Но они продолжают ранить друг друга исключительно словами.
Мудаком, ха?
Теперь Ашер понял, что диссонансом звучало в облике Клода. Язык. Ему не хватало привычного французского почти четырехвековой давности, они оба разговаривают на английском, словно приняв правила игры этой страны, даже когда находятся наедине. Он хочет сказать это, а еще о том, что Клоду достаточно было ответить хотя бы на одно письмо, на одну тайком переданную записку, чтобы не быть в его глазах мудаком. Но Клод выбрал власть и предательство. Но вместо этого Ашер жадно целует в ответ, щедро делясь своей кровью и раня клыками губы, проходясь по ним языком. Ему словно сносит все тормоза сразу, в голове не остается мыслей и все несказанные слова улетучиваются прочь. Ашер не замечает, как поудобнее поддерживает Клода, заставляя его сесть на своих коленях, чтобы им обоим не приходилось сгибаться и держаться, чтобы не потерять равновесие.

Он целует долго и страстно, перехватывая инициативу и отдавая ее обратно, наслаждаясь вкусом крови и желая ее еще больше. И, поддаваясь этому желанию, Ашер поцелуями спускается по подбородку к шее, замирая на короткий выдох возле артерии и затем прокусывая ее, даря Клоду удовольствие, в чем-то сравнимое с оргазмическим. Еще один плюс быть вампиром их с Клодом линии - жертва порой сама была готова умереть в объятиях, лишь бы это длилось дольше.

Ашер пьет аккуратно, скорее смакуя вкус, а не утоляя голод. В нем уже достаточно крови, чтобы при паре ритуальных фраз связать себя узами клятвы с новым принцем, но он, конечно, никогда не произнесет эти слова. И через долгие-долгие минуты Ашер отстраняется, предварительно коротко поцеловав ранку, продолжая бережно обнимать Клода и тяжело, возбужденно выдыхая. Появляются робкие мысли, что теперь они оба заведены и могли бы сбросить напряжение к обоюдному удовольствию, но Ашер старается не углубляться в эти дебри. Чувство собственного достоинства сильнее телесной тяги. Наверное.[icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

+1

23

Клод прекрасно понимает, с каким огнем играет. Чувство опасности, что порой ошарашивающей волной бьет по интуиции, что исходит от Ашера почти постоянно с момента, что они находятся в одном помещении, сродни наркотику. Оно пьянит, оно кружит голову. Если бы кровь могла течь по сосудам быстрее у немертвого, она бы непременно сейчас бурлила и шла внахлест – настолько это все остро ощущалось. И вместе с тем Клод отчетливо знает – он еще не перешел той черты, за которой его давний любовник начнет представлять для него настоящую опасность. И пока эта черта хорошо чувствуется, они в безопасности от необдуманных решений друг друга.

- Подумаешь, какая незадача, - в темных глазах с алыми проблесками снова плещется насмешка. Пальцы ерошат мягкие светлые пряди, порой накручивая одну-две, порой просто легко, расслабляющими движениями касаясь кожи. Клод знает, что Ашеру нравится это. А самому Клоду нравится наблюдать, как Ашер превращается в огромного едва ли не мурчащего от удовольствия кота, что жмурится от простых прикосновений так, будто его век не гладили. И – это особенно странно ощущается сейчас – Клод не чувствует в такие моменты даже превосходства, только такую же мягкую, постепенно окутывающую расслабленность.

Кажется на какой-то момент, что в помещении разливается идиллия. Совсем недавно Ашер скалился, да был готов атаковать, а Клод был готов защищаться и даже – наверняка – дорого бы продал свою жизнь блондину. Сейчас – в корне изменившаяся атмосфера, которую хочется пить до дна, до последней капли. Клод и не торопит секунды, позволяя пальцам скользить по чужой шее, касаясь ласковыми прикосновениями – даже не царапая, что удивительно, потому что это дело он любит – соскальзывать на лицо, без страха касаясь даже контура маски, что сейчас больше мешает, чем придает Ашеру дополнительную порцию загадочности. Потому что это могло работать с кем угодно, но явно не с ним, не с Клодом.

- Удивлен, - Клод мягко тянет слова: - Что ты вспомнил именно езду на лошади, а не на велосипеде, например. Это выражение сейчас как-то более в обиходе, потому что лошади стали развлечением не для всех, - Клод щурит глаза, да сам сейчас напоминает довольного кота. И думает невольно о том, что их с Ашером развлечения напоминают ему о временах в компании еще и Белль.

Потому что, конечно, она пыталась. Пыталась воссоздать красивую картинку, что всегда привлекала ее, когда Ашер с Клодом разворачивали свои игры. И разочарование старой вампирши можно было ощущать физически, когда она не получала в итоге тех же эмоций, пытаясь создать из Клода и кого-нибудь еще из молодежи такую же идеальную пару. Потому что повторить однажды случайно сложившуюся мозаику было сродни чуду. А Белль умела многое, конечно, но совершать чудес не могла.

Может, думает Клод на долю мгновения, стоит рассказать об этом Ашеру? И не рассказывает. Ни слова о тех временах не говорит, оставляя воспоминания о них до какого-нибудь другого случая. Потому что наверняка с ними можно будет сыграть интереснее, чем просто выбросить сейчас в расслабленную пустоту.

- Составишь мне как-нибудь компанию на конной прогулке? Давно не ездил верхом, - Клод, конечно же, задает вопрос, но на деле оставляет Ашеру – в лучших своих традициях – одну только иллюзию выбора, больше утверждая, чем спрашивая. И, конечно же, Ашер может отказаться. А потом в одну из ночей все равно оказаться в седле рядом с Клодом. И хорошо, если лошадь будет не одной на двоих по прихоти последнего.

- Зато представь, мог бы стать местным принцем и закрыть свою территорию от всех этих подковерных игр? – не менее шутливо тянет Клод, остро смотря в чужие голубые глаза, задерживая свой взгляд на несколько секунд дольше, чем стоило бы по правилам приличия. И руки от чужой щеки не отнимает, оглаживая бархатную кожу, чувствуя, как Ашер тянется к этой ласке всем своим существом. И не поймешь, чего в словах Клода больше: шутки или серьезности.

В какой-то момент Клод думает о том, что жизнь Ашера в его руках. Достаточно только выпустить когти, да полоснуть ими по беззащитному, доверчиво подставленному горлу. И, тем не менее, рука даже не дрожит, даже на секунду не сжимается на чужой шее сильнее, чем ей следует это сделать для того, чтобы приласкать очередным касанием. Клод ловит себя на мысли, что даже не наслаждается этой странной властью, но воспринимает ее, как должное. И ощущать это так странно, так непривычно.

Поцелуй выходит с привкусом крови. Впрочем, как это всегда у них. Клоду кажется, что он помнит вкус чужой крови наизусть, что способен вызвать ощущения на кончике языка в любой час дня или ночи, даже если его поднимут посреди сна или внезапно сдернут с какой-нибудь важной мысли. Более того, ему даже сосредотачиваться не придется, чтобы вспомнить этот вкус. А еще тот, что остается на языке, когда его кровь смешивается с кровью Ашера.

Клод слишком увлечен поцелуем, чтобы отдавать себе отчет в том, что делает. И он легко поддается ведущим чужим рукам, усаживаясь удобнее на чужих бедрах так, что колени оказываются по обе стороны, сжимая невольно, да обнимает Ашера за шею, путая пальцы в волосах, бессознательно и совершенно не до боли царапая кожу.

Он уверен, что на бледной коже останутся кровавые разводы, когда чувствует чужие губы на своей шее. Он уверен, что дорогая белая рубашка будет безнадежно испорчена кровавым потеком, потому что чувствует, как тонкая струйка крови скользит по коже куда-то под воротник. Все чувства – стоит только клыкам Ашера прокусить кожу на шее – будто обостряются до предела. И это удовольствие кроет волной, с которой не поспоришь, против которой не выступишь. Она – что-то безумно древнее и обладающее огромной силой. Что-то, что, наверное, может поспорить даже с самой Белль Морт.

Секунды растягиваются, кажется, в вечность, вынуждая Клода только сильнее сжимать пальцы на чужих плечах. Подобное не сравнить с укусом в запястье, которым пользуются вампиры, чтобы принести клятву крови. Это словно еще один шажок вдоль опасной пропасти и – вместе с тем – знак почти безграничного кредита доверия, в котором Клод едва ли не расписывается собственной рукой, позволяя Ашеру подобную выходку.

Чтобы немного отдышаться требуется несколько томительных секунд. И – он прекрасно читает это в чужих голубых глазах – возбуждение играет шутку не с ним одним. Клод вперед подается, чтобы долго лизнуть – нет, не поцеловать – Ашера по губам, слизывая с них собственную кровь, да пальцами путаясь в завязках на чужом корсете.

- Знаешь, - шипит почти по-змеиному недовольно: - Все еще ненавижу эти твои приблуды всем сердцем, - в темных глазах смешинки вперемешку с нескрываемым возбуждением, и Клоду совершенно плевать, что в какой-то момент он просто рвет шнуровку на корсете удлинившимися ногтями. Потому что расшнуровывать это безобразие по правилам просто нет никакого терпения. Рвет только для того, чтобы расстегнуть парочку пуговиц на чужой рубашке, да кусачим поцелуем до быстро сходящих синяков приникнуть к открывшейся ключице.

Пожалуй, не видь Клод в глазах Ашера такого же возбуждения, что плескалось в его собственных, он бы остановился. Но сейчас, когда он смотрел т а к, это было чем-то невозможным. [nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

24

Ашер улыбается, мучимый все тем же коктейлем чувств. Клод всегда был и, судя по всему, остается для него ядом, заставляющим кровь вскипать в жилах, пробуждающим запорошенные временем чувства. Ненависть, желание, ненависть, желание - его качает между двумя разными полюсами, как будто кто-то перебирает лепестки ромашки, гадая по ним. Ненависть... Ашер прикрывает глаза и подается ближе, подставляясь под нехитрую ласку и с тоской понимая, что дело не только в том, как волшебно они проводили ночи в постели. Ему так не хватало легких прикосновений к волосам, ощущения невесомого массажа. Он слишком закрылся от мира, позволяя видеть себя исключительно сильным, властным, жестоким и старым вампиром. И только Клод знал каким Ашер был много лет назад. Клод, Белль и те немногие вампиры, которые могли остаться при кровавом дворе.

- И правда, твоя свита и без того велика, - мурлыкает он, открывая глаза и ловя взгляд Клода, выглядя сейчас так расслабленно-умиротворенно, словно недавно вовсе и не было вспышки гнева. - К слову о свите, как там в Париже дела? Много наших из цветника Белль моих времен выжило или ты единственный счастливчик?

Ашеру просто интересно - он не был привязан к кому-либо из тех кровососов, что делили постель с Морт, не испытывал из-за них ревности, прекрасно зная, что он и Клод лучшие из лучших. Это ощущение сравнимо с превосходством сильнейшего зверя, от которого бегут остальные.

Яркие глаза снова полуприкрыты ресницами, Ашер жадно впитывает каждое касание, в свою очередь легко проводя по плечам и шее, поднимаясь кончиками пальцев к скулам и потом вновь зарываясь в волосы - такие мягкие и шелковистые, что хочется постоянно их перебирать. Если бы он хотя бы точно знал виновен ли Клод в случившемся, было бы немного проще. Если бы Клод относился к нему, как к уроду, было бы еще проще. Но Клод явно не хочет облегчать его задачу.

- Велосипеды, пф, - он пожимает плечами с ярко выраженным презрением, как будто несчастный механизм нанес ему несмываемое ничем оскорбление, - развлечение для плебеев, не больше.
При всей своей эпатажности и информированности, Ашер все еще во многих вещах оставался жутким консерватором, делившим мир на черное и белое. Машины и лошади - хорошо, велосипеды - удел простолюдинов. Вино и коньяк - отлично, пиво лучше оставить низшим прослойкам общества. Список получится довольно длинным, если Ашер когда-нибудь удосужится подумать о нем и записать. Впрочем, ему это без надобности, да и время личных дневников прошло много веков назад.

- Может быть. Давно не сидел в седле, кажется, еще с двадцатого века. - лениво соглашается Ашер, немного поколебавшись для вида. Лучше пойти на поводу у Клода сейчас, зная в точности время и место, чем потом оказаться внезапно выдернутым со своих дел просто потому что с улицы раздается ехидное ржание лошадей, которые словно знают о сложных отношениях между двумя бывшими любовниками.

Он качает головой - почти незаметно, чтобы не прервать телесного контакта, целует пальцы и устало улыбается. Закрыть территорию от подковерных игр: звучит слишком утопично и прекрасно, чтобы хоть когда-нибудь стать правдой. Вампиры слишком любят интриги, чтобы согласиться на принца, запрещающего их. К тому же постоянное напряжение и ожидание удара в спину совершенно не импонировало Ашеру.
- Еще скажи вымуштровать своих подопечных и создать армию вампиров, с которой потом отправиться покорять другие города, чтобы принести им мир без лжи и паутины лести, - он фыркает, сдерживая смешок. - О нет, mon amour, ты решил стать владыкой этой дыры, ты и продолжай, меня это как-то не интересует.

Ашер уверен, что если когда-нибудь ему придется, если он сможет убить Клода, то тут же сбросит обязанности принца на первого попавшегося вампира. Ну или кого-то из работников клуба, мечтающего о власти, чтобы быть уверенным, что на него тут же не откроют кровавую охоту. Иметь своего человека у руля удобно, вроде и не занимаешься всей этой грязью, а повлиять можешь в нужную для себя сторону.

Помнится, его рациональная часть уверяла, что спать с Клодом он не будет ни за какие коврижки, что лучше он совершит ритуальное самоубийство, чем хотя бы намерениями согласится с такой идеей. Сейчас рациональное заглохло, сметенное вкусом крови, заставляющей руки даже не теплеть - обжигать ласкающими прикосновениями. Ашер не заметил, как ладони скользнули под рубашку, пока он прижимался ртом к пульсирующей артерии, как пальцы с нажимом огладили светлую кожу, не тронутую никакими следами. Он царапает ее кончиками ногтей - мягко и аккуратно, не оставляя следов, скорее добавляя перчинку к желанию, наполняющему тело от укуса.

Рассмейся, скажи, что это шутка и ты никогда больше не позволишь этого, сделай хоть что-то, чтобы я тебя оттолкнул, умоляю...

Ашер задыхается, слизывая потекшие вниз капли, расстегивает мешающуюся рубашку, еле сдерживаясь, чтобы не рвануть ее так, что пуговицы затрещат и оторвутся. Клоду еще возвращаться назад, а швейных принадлежностей у него как-то не завалялось в кабинете.
- Смотреть на них тебе все еще нравится, - уверенно шепчет он, прогибаясь в спине, когда когти рвут шнуровку с отчетливым треском, тихо стонет от поцелуя, напоминающего больше укус. Если бы только можно было как-то остановить регенерацию и позволить каждому следу остаться на коже как можно дольше, чтобы напомнить потом о полученном удовольствии.

Или о падении, это еще как посмотреть.

Ашер распахивает глаза, вспомнив обугленную руку, тянущуюся к нему из пламени костра, в голубых зрачках плещется все то же острейшее возбуждение и вина перед рыжей знахаркой, не спасенной много лет назад.
- Mon amour, нет, - Ашер практически стонет это, лишь крепче прижимая к себе Клода за талию. Тот редкий случай, когда его разум и тело противились друг другу, требуя совершенно разного. И где-то в глубине души была надежда, что Клод проигнорирует его слова и заткнет поцелуем до тех пор, пока сознание окончательно не затуманится. Надежда и опасение одновременно. - Можешь... укусить меня тоже, но остановимся на этом.

И он запрокидывает голову, подставляя бледную шею, чувствуя как по коже бегут приятные мурашки от одной только мысли, как клыки Клода пронзят кожу, как тело захлестнет удовольствие и чувство принадлежности, всегда сводящее его с ума, когда дело касалось их двоих. [icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

+1

25

Медленный вдох сменяется таким же медленным выдохом. В идеале им – немертвым – вовсе не требуется дышать. Скорее это привычка, оставшаяся от жизни, да позволяющая не выделяться на фоне простых людей. Если, конечно, ты о ней не забываешь. Но с годами она въедается в кровь, и ты даже не замечаешь, как по привычке задерживаешь дыхание – порой чуть дольше, чем способен просто человек, а порой будто секунда в секунду угадывая нужные паузы. Этот шелк чужих волос под пальцами такой до одури знакомый, что Клоду на самом деле стоит некоторых усилий – заставлять себя дышать, а не отпустить этот бесполезный акт, совершенно увлекаясь чужим присутствием рядом.

- Да, мне тоже так думается, - Клод улыбается, и на секунду искорок кровавых в его глазах становится чуть больше, словно безумие, присущее в той или иной мере всем, кто долго живет в мире, проскальзывает на секунду в радужке. – Может, я ее даже прорежу для профилактики, - тянет задумчиво, очередную светлую прядь накручивая на палец, да слегка потягивая, вынуждая Ашера немного склонить голову за этим касанием, чтобы скользнуть пальцами по шее там, где должна бы биться венка пульса.

- Несколько человек, я даже не уверен, что ты их вспомнишь. Например, Анабель, - Клод щурится слегка, будто пытаясь вспомнить, застал ли Ашер эту чудную женщину. Она всегда была чем-то неуловимо на него похожа, и Клода всегда к ней тянуло. Порой даже больше, чем к давнему любовнику. И милостью последнего из-за этого Анабель никогда не пользовалась. Ну, или Ашер делал такой вид достаточно искусно, чтобы Клод не ощутил подвоха из-за неопытности. – Но в большинстве своем мы уступаем молодежи. Будешь удивлен, - Клод кидает этот факт в воздух, словно косточку для пса: - Но Бель на самом деле побаивается в глубине того, что у нее вместо души, некоторого молодняка. Они совсем другие в сравнении с нами. Будто сильнее.

Клод отклоняет немного голову, прикрывая расслабленно глаза, позволяя чужим пальцам, увенчанным легко удлиняющимися ногтями скользить по собственной шее. Эти касания приятны, и он почти готов мурлыкать от удовольствия, растянувшись вот так просто на коленках другого вампира, что порой готов разорвать его на множество частей, а порой раздевает взглядом, и сам Клод отлично ощущает это.

- Согласен, я тоже не проникся. Хотя некоторые штуки современности мне по душе. Сноуборд, например, - Клод щурится весело. Ему современность нравится скорее. Особенно тем нравится, что инквизиция ушла в прошлое, а на тех, кто выживает после столкновения с вампирами смотрят криво, да отправляют в психиатрические лечебницы, а не пытаются поймать «виновного», да спалить на костре. Хотя и благам цивилизации Клод рад, и адаптировался он к ним легко. Судя по убранству кабинета Ашера тот тоже не остался в стороне. Но все же интересно, насколько он прижился в этом совершенно новом для них мире. Однако вопроса Клод не задает. Потому что слишком много вопросов для сегодняшнего вечера.

В глазах, прикрытых густыми темными ресницами, вспыхивают на секунду довольные искорки, когда Клод слышит согласие на свое предложение. Не то, чтобы у Ашера всерьез был выбор, но он мог бы и поотпираться. Не стал, и Клод считает это хорошим знаком, думая о том, что как-нибудь точно позовет своего старого приятеля на конную прогулку. Всего-то и нужно, что найти лошадей, что не шарахнутся от немертвых. Если постараться, сделать это будет не так уж и сложно.

- А что, звучит как утопия, - пальцы еще на секунду задерживаются на чужих губах, будто бы слегка вздрагивают от поцелуя, или это только показалось – поди, разберись: - Но не звучит, как что-то невыполнимое. Скорее как что-то, на что придется потратить вечность.
Клод не делает предложений. Клод не говорит вслух той мысли, что на секунду мелькает в его собственной голове. Только глаза туманит на секунду образами, что вряд ли когда-то превратятся в жизнь. – Не смею сомневаться в то, что тебе не интересно, - он уверен, что мысль останется в голове не только у него одного. И, возможно, когда-нибудь в будущем даст интересные результаты. В конце концов, пока торопиться некуда.

Клод по-кошачьи спину прогибает под этими прикосновениями. Царапающими слегка, но больше все же ласкающими кожу, стремящимися добавить немного иных ощущений к укусу. Прижимается ближе, чувствуя всем своим существом ту близость чужого тела, которой не ощущал уже очень давно, даже если делал с кем-то постель. Даже если кто-то очень и очень ему нравился.

Шнуровка рвется легко, с легким надсадным треском. Клоду совершенно не жаль это безобразие из кучи переплетений, которые невозможно распутать. Клоду гораздо сильнее хочется рвануть чужую рубашку, что еще совсем недавно была прикрыта этим корсетом, открывая взгляду и прикосновениям больше голой кожи. Приходится остановить себя на полужесте, лишь оглаживая вниз по груди, касаясь легко чужой груди, открывающейся под дорогой тканью.

- Нравится, - соглашается легко, готовый сейчас, кажется, согласиться, не глядя со всем, что скажет или предложит ему Ашер. Ловит чужой стон с удовольствием еще одним коротким поцелуем, тратя время на то, чтобы расстегнуть чужую рубашку до конца. Знал бы Ашер, каких трудов Клоду стоило справляться с пуговицами, а не превратить чертову ткань в бесполезную тряпку, место которой лишь в одном месте – в мусорном ведре.

Голос пробивается сквозь поплывший слегка рассудок не сразу. Единственное, что Клод улавливает очень четко – это сначала так полюбившееся Ашеру обращение к нему, а затем короткое «нет». И это «нет» работает, словно отрезвляющее ведро ледяной воды, вылитое куда-то на голову. Не бьет по самолюбию – нет. Клод гладит податливое тело еще, прижимается, следуя прикосновению чужой руки на талии, но колеблется не долго.

Прикосновение губ к чужой шее выходит легким, почти невесомым. Он даже позволяет себе легкое касание клыками, но кожный покров так и остается нетронутым. Клод отстраняется редко, поднимаясь с колен Ашер, да одергивая демонстративно рубашку, приводя себя в пристойный вид.

- Извини, любовь моя, - улыбается открыто, и в этой улыбке, словно в противовес – откровенная издевка, а за ней легкий отголосок боли, который и не распробуешь даже, если увлечен собственной ненавистью слишком сильно. А если и распробуешь, примешь за наваждение – не больше. – Я, кажется, забылся, - последнее слово выделяет интонацией легко. – Выход найду сам, можешь не провожать.

Клод не дает Ашеру что-то сказать. Не дает даже опомниться, как следует, распробовать отказ от предложения в полной мере. И Клод не появится на пороге чужого заведения пару недель к ряду после всего этого. Пока одним из вечеров Ашеру лично в руки не передадут неподписанный конверт. А в нем короткая записка из трех слов.

«Ты мне нужен».
[nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

26

[icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]Ашер не сомневается - проредит, если это будет необходимо. Жалость и сочувствие - не те чувства, которые можно ожидать даже от молодого вампира, которому едва перевалило за первую половину века. Он смотрит на сияющую алым тьму в холодно любимых и нежно ненавидимых глазах, послушно склоняясь вслед за рукой, чтоб не тянуть волосы. Клод такой же непредсказуемый как Белль и потому с ним всегда интересно. Сложно оставить того, чей следующий шаг почти невозможно просчитать, потому что он будет совершенно хаотичным и на первый взгляд даже не ведущим к какой-то высшей цели. Ашер тоже стал таким, когда начал жить для себя и делать то, что хотел он, а не его кровавая королева.

Он смотрит с невыразимой гаммой эмоций, в которой на секунду всплескивает раздражение короткой вспышкой. Анабель не нравилась Ашеру как минимум тем, что выглядела, как его сестра, при том, что ей не являлась. Живучая, хитрая змея, знающая, как выводили его из себя все знаки внимания, которые Клод ей так или иначе оказывал. И все же они друг друга не трогали, даже сохраняли какую-то видимость дружеских отношений.
- Да, ее я помню. - Ашер говорит это легко и непринужденно, как будто для него это ничего не значит. - Говоришь, боится молодняка? Но они ведь слишком наивные дети, уверенные в своей силе. Все, что они умеют - гуглить и изображать из себя опасных вампиров, взяв в качестве Библии "Дракулу" Стокера.

Впрочем, рядом с Клодом его мысли занимают отнюдь не эти глупые создания, верящие в силу своих клыков, не сноуборды и даже не создание утопичного мира, где не будет закулисных игр. Рядом с Клодом его мысли занимает только Клод, на которого остро, как будто он вновь живой, реагируют все чувства, все нервные окончания. И все же он может отказать, а Клод способен это услышать. И Ашер ему благодарен за это, потому что еще немного и он окончательно сорвался бы в сладкую пропасть.

...И он не успевает ничего сказать, переваривая все, что произошло. В кабинете становится пусто и слишком тихо, как будто недавно и не звучал жаркий шепотом и тихие стоны. Взгляд падает на убитый корсет, которому теперь самое место в мусорке, потом Ашер на автомате застегивает рубашку, продолжая смотреть на дверь так, словно Клод стоит за ней и собирается заскочить через пару минут с криком "Сюрприз". Да, он благодарен. И в то же время чувствует ужасное неудовлетворение.

Он поднимает корсет и пропускает его сквозь когти, разрывая на лоскуты. Хочется так порвать все, к чему прикасался Клод, пока в голове живо воспоминание о издевательской улыбке. Его бокал летит в стену, разбиваясь на множество осколков, рассыпавшихся по всей комнате от силы удара, диван жалобно трещит, пока когти упорно вспарывают обивку. Ашер уничтожает все, к чему прикоснулся его бывший любовник и даже в ванной трет кожу так сильно, будто надеется снять ее с себя.

Я снова проиграл.

Эта мысль не дает покоя. Он меняет декор - не очень заметно, лишь добавляет чуть больше современности, он то и дело поглядывает теперь в толпу посетителей, выискивая там знакомую фигуру, но нет. И постепенно Ашер расслабляется, надеясь, что Клод слишком оскорбился и теперь оставил его в покое. Или слишком занят делами Белль. Или еще что-то, в чем он не будет принимать участия. Он вновь обрастает на вид нерушимой стеной спокойствия, дарящей умиротворение его котятам.

Вот только вся броня разбивается вмиг, когда в руки попадает письмо, написанное до боли знакомым почерком. Ашер чуть ли не разрывает глотку посыльному, остановив руку в последний момент, отпуская его - испуганного и побелевшего, сминая лист бумаги потом вновь разглаживая. Всего три слова. Всего три чертовых слова, которых хватает для того, чтобы испытывать непреодолимое желание накинуть плащ и вызвать такси до особняка принца. Три слова и он вновь теряется, не зная, что таится за ними. Мольба о помощи? Признание чувств? Очередная издевка? Зная Клода - скорее последнее. Проверка, как быстро он прибежит.

Ашер распахивает шкаф, выбирая одежду. Если он пойдет, ему будет больно. Если он не придет, то изведется от неизвестности. Бывалый вояка выбирал боль с упорством настоящего мазохиста, поэтому сейчас его пальцы скользили по шелку рубашки, застегивая крохотные пуговицы.

Но если это мольба о помощи? Если его наказала Белль?

Он натягивает высокие сапоги на платформе, добавляя своему почти невинному облику эпатажности. Все эти деловые костюмы так скучны и безлики. Волосы закалывает длинными шпильками - покрытыми серебром на случай, если там действительно будет опасно. Теперь золотые кудри не прикрывают шею, а только подчеркивают ее и нетронутую половину лица, скрывая ожоги и шрамы. Пока пальцы набирают такси, Ашер устало улыбается, вдруг вспомнив, что дал Клоду свой номер и так и не узнал его. Было бы проще позвонить и спросить в чем дело.

Все та же трость, черный плащ - Ашер будто в трауре, в его образе лишь черные тона, облегающие тело, как вторая кожа. Он просит остановить чуть раньше, пробираясь к особняку не через парадный вход, а через сад позади, чтобы не привлекать внимание слуг, неслышной и невидной тенью втекает внутрь, останавливаясь в главном зале, претерпевшем заметные изменения. Пальцы скользят по новому "трону", а потом Ашер тихо зовет, зная, что хозяин дома уже в курсе его прибытия:
- Mon amour, что тебе нужно от меня?

Секунды слишком томительны. Если Клод не отзовется, придется прошерстить особняк и постараться при этом не встретиться ни с кем из его свиты. Если Клод не отзовется, то он может быть заперт в гробу, обитом серебром - голодный и злой, испытывающий тянущую боль от каждой секунды, проведенной в узилище. Белль любила так наказывать тех, кого было невыгодно убивать. Если Клод не отзовется, он может быть уже мертв. И это худший изо всех возможных вариантов.

+1

27

Уходить было тяжело. Даже больно в какой-то мере, почти физически. И, тем не менее, Клод даже не обернулся, захлопывая за собой дверь, отрезая себя от этого кабинета, сочетающего в себе модерн с пафосом старых времени. И, самое главное, пожалуй, отрезая себя от старого любовника, что остался за дверью. И нет, он даже на секунду не допустил мысли о том, что Ашер ринется его останавливать, попытается помешать ему уйти.

Оборотни на редкость чувствительны к изменениям настроения – Клод не уставал удивляться этой простой истине. Вот и сейчас, будто чувствуя неладное, персонал клуба не рискнул просто напросто болтаться у него под ногами, не рискнул показаться даже в поле зрения. Это было на удивление верным решением. Той зеленоглазой девчонке-пантере он с удовольствием вспорол бы горло ногтями, да даже понаблюдал за тем, как она будет корчиться на полу, наскоро затягивая смертельную для любого просто человека рану, да задыхаясь в собственной крови. А потом вспорол бы еще раз. А может, и еще – для верности и чтобы убедиться, что Ашер наблюдает, но то ли не рискует, то ли не хочет вмешиваться.

Клод не делает ничего такого. Аккуратно обходит кого-то из гостей, кто не столь чувствителен к изменившейся атмосфере, и даже когти на его руке не удлиняются, когда кто-то задевает его плечом. Просто потому, что Клод давно уже перерос все это ребячество, и привычка вымещать злобу на окружающих, как бывало раньше, осталась лишь красивым развлечением, эдаким экстравагантным росчерком, которым он лишь порой пользовался, чтобы произвести впечатление.

Пожалуй, Ашер даже отлично это поймет, если покинет сегодня свой кабинет. Впрочем, не факт, что он сделает это, не услышав в зале возгласов или звуков борьбы. А ведь вполне мог ожидать, если не сделает скидку, что не только он поумнел за годы, что они не виделись. Поумнел и заматерел.

Улицы Нового Орлеана тонут в ночном освещении, в ярких вывесках других ночных клубов, ресторанов, магазинчиков, работающих двадцать четыре часа напролет. Клод останавливается в паре шагов от входа в клуб, да достает сигареты. Эта мерзкая привычка смертных так от него и не ушла. Разве что он перешел на дорогую марку с явственным вишневым запахом, да перестал бояться рака легких или еще какой гадости, что способен вызвать никотин.

Клод усмехается уголками губ, делая затяжку. Он уверен: на ладонях Ашера остался его запах. Запах его хвойно-цитрусового одеколона, да дорого вишневого табака. И даже если Ашер решит вымыться с ног до головы в хлорке, он не избавиться от этого запаха просто потому, что он у него в голове. Клод благосклонно решает, что это его небольшая месть, тушит сигарету носком ботинка, да легко взмахивает рукой, останавливая такси.

Клод пользуется. Бессовестно пользуется тем, что взял номер Ашера, но взамен не оставил ему никаких своих контактов. Ни номера, ни адреса электронной почты, ни какого-либо еще способа связи. Оставил единственный путь, если вдруг возникнет необходимость: явиться к нему лично. И он отлично понимает это, выводя на листе бумаги привычным слегка острым почерком, что – тем не менее – отлично читается, три слова. А затем передает записку тому, кто точно принесет ее адресату, да смотрит на смартфон, засекая время. Будь его память немного хуже – непременно поставил бы секундомер, чтобы не ошибиться. Но у Клода отличная память, развитая веками.

Время пошло.

Сад будто оживает, стоит только Ашеру ступить на территорию особняка. Клод, прикрыв глаза, остается сидеть в кабинете, не торопясь гостю навстречу. Он просто знает, что его бывший любовник уже здесь, как положено хорошему хозяину знать обо всем, что творится на вверенной ему территории. Ловит себя на мысли, что соскучился. Представляет себе, как скривится лицо Ашера, если он с порога назовет ему истинную причину своей записки. Думает о том, что придется поиграть.

Они слишком хорошо друг друга знают. Они оба буквально пропитаны этими знаниями, и поэтому когда Ашер пользуется задним ходом, чтобы попасть в особняк, Клод даже не удивляется. Более того, Клод уверен: его старый друг подозревает какую-нибудь ловушку, какую-нибудь подлость и не факт, что не от него. Впрочем, у Ашера наверняка достаточно врагов, исключая и его самого. Последняя мысль даже неприятной ревностью отдается где-то в глубине разума.

Ашер зовет из главного зала, совсем тихо, едва ли не на грани слышимости. И, тем не менее, Клод был бы плохим хозяином этого места и еще более худшим вампиром, если бы не расслышал. С ответом он не торопится. А точнее вовсе не планирует отвечать на чужой зов, прикусывая губу, потому что отозваться – хочется.

Клод чувствительный. По крайней мере, чувствительный в отношении всего, что касается Ашера. Просто потому, что слишком много они времени провели вместе, слишком часто пили кровь друг друга, делились эмоциями, жертвами, возбуждением и многим другим. И чужое постепенно затапливающее особняк волнение он отлично ощущает, хоть и уверен: Ашер всеми силами гонит эмоции прочь от себя. Губы трогает легкая усмешка. Он с ногами устраивается в кресле, оставляя обувь на полу, да снова смотрит на смартфон, засекая второй промежуток времени.

Когда Ашер найдет его, Ашер наверняка будет зол. А Клод будет улыбаться почти по-мальчишески, да с легкой насмешкой в глазах клонить голову к плечу, отложив на колени книгу, позволяя чужому взгляду скользить по обнаженной шее, выглядывающей из-под самой простой шелковой рубашки глубокого синего цвета. Когда Ашер откроет дверь в кабинет, Клод назовет две цифры.

- Полтора часа и десять минут. Ты приятно меня поражаешь. Долго подбирал гардероб? – первое значение – время, прошедшее с момента, как Ашер получил записку. Второе значение – время, что он потратил на поиски Клода по особняку, давая тому в полной мере распробовать собственное беспокойство.

- Соскучился. Решил, что хочу тебя видеть, - сообщает легко, предвосхищая вопросы. И даже готов к праведным возмущениям. Правда, в глазах ни отблеска стыда за свой поступок. Напротив, наслаждение тем, что он заставил Ашера волноваться. И, кажется, волноваться всерьез. [nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

28

Он ждет смеха и помпезного выхода Клода, ждет, что тот появится со спины, накрывая ладонями глаза и весело комментируя его беспокойство. Ничего. Тихо и пусто, как будто он в склепе, а не шикарном доме, где должна кипеть жизнь. Это все больше выглядит как ловушка, как лабиринт, не хватает только следа из крошек, приманивающего к гильотине. Ашер перехватывает трость удобнее, готовый извлечь шпагу в любой момент, и идет вперед, решив проверить все комнаты: от подвала, до чердака.

Если бы это была компьютерная игра, он получил бы самый высший балл за свой стелс. Впрочем, слуг было не так много, лишь немногочисленная стража на случай нападения какого-нибудь сумасшедшего. Будто Клод сам не мог справиться, даже смешно. Он не чувствует запаха Белль - этих пропитанных кровью роз - и потому волнение не доходит до точки невозврата. Он чувствует только аромат хвои и цитруса с ноткой вишни, которым, кажется, до сих пор пахнет его кабинет, его руки, его шея и волосы. Ашер ненавидит этот запах и в то же время хочет в него завернуться, пропитаться каждой клеточкой своего тела.

Он не знает карту особняка, не представляет, где тут спальня, а где кабинет, что не мешает скользить из комнаты в комнату, почти физически ощущая, как волнение становится все отчетливее, перерастая в неврозность. Что его будет ждать в последней комнате? Может быть собственная смерть? Ашер не питает иллюзий по поводу Клода и своей значимости для него. Выкинул из жизни один раз - не погнушается убить в следующий, если таково будет желание прекрасной смерти.

Заходя в кабинет, Ашер бросает трость в угол, чтобы не извлечь клинок и не добавить бывшему любовнику несколько новых дырок. Все беспокойство мгновенно смывает ярость - такая сильная, что черты лица искажаются, придавая сходство с диким зверем, клыки и когти удлиняются. Всего секунда - и он вновь выглядит спокойным, пусть внутри все кипит и горит.
- Не угадал. Долго думал, что с тобой сделать, когда увижу. - холодно произносит Ашер, осматривая кабинет. Что ж, его, видимо, Клод переделал под себя в первую очередь - здесь не было помпезной роскоши и излишней вычурности алого с золотом, которую так любил прошлый хозяин.

Он в пару шагов пересекает расстояние, разделяющее их, опираясь на стол и угрожающе нависая над Клодом.
- Знаешь, мистер-заноза-в-заднице, у тебя есть мой номер телефона. А в телефоне есть такая функция, как смс, а еще всяческие скайпы, дискорды, еще десятки программ, где есть возможность видео общения. - когти пронзают стол так легко, будто он сделан из пластилина, уходят в глубину дерева. Лучше так, чем вцепиться в податливую плоть. - И там, ты не поверишь, можно увидеть друг друга, не накручивая секретность. Потому что такие записки шлют тем, кого однажды предали, если больше нет другого выхода!

"Я думал, что ты совершил ошибку и теперь умираешь в руках Белль.
       Я думал, что ты разозлил кого-то из высших и тебе нужна помощь, любая помощь.
          Я думал, что у тебя уже нет другого выхода, что я твоя чертова последняя надежда.
             Больной, эгоистичный нарцисс, уверенный в своей безопасности".

Когти извлекаются из стола, оставляя щепки на когда-то гладкой поверхности. Вдох-выдох. Хочется закурить, пусть Ашер и не курит, забить легкие густым дымом и постепенно его выдыхать, успокаиваясь. Хочется ударить красивое лицо Клода так, чтобы его откинуло от силы удара, чтобы на коже сразу расползся огромный кровоподтек. Хочется разорвать его на маленькие кусочки, чтобы они никогда не собрались в целого вампира, забрать себе сердце и оставить его в питательной жидкости - пульсирующее, агонизирующее, вечное. Хочется забить на все и поцеловать изогнутые в усмешке губы, продолжить прерванное прямо здесь, на столе.

- В следующий раз тебе придется придумать что-то новенькое. Я не приду даже если записка будет написана кровью на твоей выделанной коже. - он шепчет это в губы Клода, сжимая его руки и заставляя приложить палец к сенсорному экрану, разблокировывая смартфон, а потом не глядя набирает свой номер и делает звонок. Все, теперь они точно в равном положении, у него есть способ связи, если, конечно, Клод не станет ребячиться и менять номера. А потом Ашер откладывает чужой телефон в сторону и садится на стол без тени смущения, закидывая ногу на ногу. Запах вишни забивает нос, оседает на волосах. Наверное, придется вылить на них бутылку шампуня, чтобы хоть как-то перебить, забыть, стереть из памяти перед сном, чтобы не видеть смутные сны, полные желания.

- Что ж, ты хотел меня видеть. И ты соскучился. - надменно произносит он, приподняв подбородок и делая акцент именно на желании Клода. Образ холодного господина, вызывающий восторг у посетителей клуба, для полноты картины не хватает только плетки в руках и раба в ошейнике у ног. Впрочем, роль последнего любезно отдавалась сейчас собеседнику. - И вот я тут. Можешь говорить то, что хотел сказать и делать то, что собирался сделать. Считай это моей тебе последней поблажкой.

По нему сейчас и не скажешь, что несколько веков назад Ашер предпочитал скорее роль принимающего. По крайней мере с Клодом, потому что один его укус заставлял задыхаться от удовольствия и просить о большем. Но многое изменилось, изменился и сам Ашер, постаравшись если не вырвать из себя эту часть, то запрятать ее как можно глубже.

Ашер подбирает щепку со стола, задумчиво ею надавливая на подушечку пальца до тех пор, пока не выступает капля крови, окрашивающая древесину. Боль до сих пор успокаивает и отвлекает. Боль долгое время была его спутником и лучшим другом.
- Может подарить тебе свой портрет? Соскучишься - так посмотришь и отпустит, а мне не нужно будет тратить время на тебя. - издевательски произносит он, откидывая щепку и стараясь не думать, что очень давно не видел Клода таким - домашним и открытым.[icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

+1

29

Клоду труда не составляет представить, какие именно мысли вертелись в голове Ашера, когда он получил записку, написанную узнаваемым почерком, да состоящую из трех простых до безобразия слов. Клоду было бы очень интересно послушать о том, какие картины успел нарисовать в своей голове его старый друг, подбирая костюм, вызывая такси, да вскрывая одну комнату особняка за другой так, словно был у себя дома. Потому что услышать самому, собственными ушами всегда интереснее, чем додумывать. И вместе с тем Клод готов голову на отсечение дать: если он спросит, Ашер просто пошлет его с такими вопросами ко всем чертям. Поэтому остается только гадать.

Догадки легко подтверждаются, стоит только увидеть, в каком состоянии Ашер переступает порог его кабинета. Он ожила увидеть Клода беспомощным, а увидел лениво читающим книгу, свернувшись в кресле. Он ожидал увидеть Клода обреченным на смерть, а его встречают умиротворение, домашняя одежда без лишних вычурных аксессуаров – однако Клод все еще следит за тем, чтобы ткань была приятна к коже, а потому никакой синтетики – да ленивая усмешка на губах. Он ожила выступить спасителем.

Клод, вопреки всем ожиданиям, в спасении не нуждался.

Так и тянет отпустить на этот счет шутку. Однако Клод очень четко ощущает всегда ту грань, за которой стоит немного попридержать острый язык, да дать Ашеру немного остыть, если не хочется доводить до открытого конфликта, до откровенного, грязного мордобоя, в котором нет ничего привлекательного. Вот и сейчас Клод прикусывает язык, не позволяя себе никаких комментариев, но просто наблюдая за тем, как меняется Ашер на глазах, теряя над собой контроль на какие-то доли секунд. Смертный этих изменений, скорее всего, даже не заметил бы, настолько они были молниеносны. Но от немертвого подобного не скрыть.

- Не порть мне мебель, - запоздало одергивает Ашера, что уже в несколько широких шагов преодолел расстояние от двери до стола, да запустил когти в лакированную поверхность стола. – Хотя, - признается, откладывая книгу с колен на край стола: - Ты все еще восхитителен в своей несдержанности. Некоторые вещи все же не меняются, - на обложке можно увидеть какого-то современного автора. Клод читает современную фантастику и даже не думает этого скрывать.

- Нет, все эти дискорды и прочие чатики – это не то. Тем более, мне бы пришлось усилия приложить, чтобы ты взял трубку и не бросал ее. А тут уже никуда не денешься, - посмеивается нагло. Клоду нравится наблюдать за тем, как спокойствие Ашера в считанные секунды сменяется вспышками гнева, а потом – словно волна – спадает обратно до относительно-ровного настроения. Вот он вытаскивает из покалеченного стола когти – Клод думает о том, что не будет его даже менять, возможно, после такой экзекуции – и почти физически можно почувствовать то напряжение, что повисает в воздухе. Почти физически можно ощутить это обоюдное желание вцепиться друг другу в глотки. Возможно, не только для того, чтобы отправить на тот свет.

- Знаешь, у меня достаточно приемов, чтобы не оставить равнодушным. Я много тренировался, пока ты был в своих скитаниях, - в голосе сквозит даже оттенок упрека в духе «ты меня бросил». Да, Клоду хватает наглости, глядя Ашеру честно в глаза, даже не сбавить оборотов. А если точнее – он делает это намеренно, уверенный, что Ашер отлично уловит эти нотки в его интонации, не пропустит их мимо. А еще – наверняка скажет пару ласковых о том, как у Клода вообще язык поворачивается.

- Доволен? – улыбается в чужие губы, что сейчас так близко. Борется с желанием податься вперед и то ли коснуться их своими губами, то ли сразу клыками, не церемонясь. Но не делает этого, только выдыхая, стоит только Ашеру отпустить его руку, да отступить на шаг назад, к столу. – Мамочка, - интонацией издевательской ударение на этом слове: - Не учила тебя, что сидеть на столе в гостях – это невежливо?

Но взгляда Клод не отводит. Откровенно любуется вырисовывающейся картинкой, скользя взглядом по чужой фигуре, вольготно расположившейся на столе. И взгляда с этими так хорошо знакомыми Ашеру промелькнувшими искрами вожделения не отводит. Потому что пусть Ашер видит. Пусть знает. Клоду, в отличие от его давнего любовника, скрывать совершенно нечего. По крайней мере, в их непростых отношениях. И Клод беспощадно, как это всегда бывало, делает из правды оружие. Убить – не убьет, но ранит наверняка.

- Тебе идет этот надменный вид. Хотя мне он, конечно, обычно шел больше, - не удерживается все же от небольшой шпильки, что сопровождает комплимент. Конечно, Ашер может чувствовать себя хозяином положения – сейчас, по крайней мере. Клод может даже сесть у его ног – последнему это ничего стоить не будет, у него очень специфические представления о гордости. Единственное: никаких ошейников с цепями. Вместо них шелк на плечах, легкие темные джинсы, клешем расходящиеся к полу, да босые ноги.

Вот только роли от этого не изменятся. И Ашер может сколько угодно тренироваться на оборотнях, косить кожу и корсеты, сжимать в пальцах плетку – их с Клодом роли не поменяются. А пока, коль его другу нравится, Клоду совсем не сложно уступить и дать почувствовать себя хозяином ситуации хотя бы на короткий промежуток времени. Тем более, если это доставит Ашеру удовольствие.

- Портрет на будет так на меня смотреть, а еще так мне огрызаться, - он тянется гибко, даже не думая встать с кресла, в котором только удобнее устраивается. И все еще не сводит с Ашера взгляда, запоминая этот образ, буквально впечатывая его в память. – Но вообще, ты нужен мне на самом деле, - Клод умеет скакать с заигрываний на серьезность, с провокационного тона на почти равнодушный – этого у него точно не отнять. – Мне нужно будет сопровождение на одно мероприятие, - жестом останавливает Ашера, который наверняка начнет возмущаться: - Сопровождение равного, а не кого-то из моих подчиненных. Поэтому мне хочется знать, что ты хочешь взамен на эту небольшую услугу? [nick]Claud Alkan[/nick][status]услышь меня сквозь пустоту[/status][icon]http://s9.uploads.ru/BP4oZ.png[/icon][sign]***
[/sign]

+1

30

Не портить мебель, ха. Будь Ашер помоложе, он бы мстительно вновь вонзил когти в дерево, чтобы стол окончательно стал непригоден для использования. Он всегда отличался не то, чтобы бешеным характером, скорее необузданным в моменты, когда его переполняют эмоции - негативные или позитивные. Впрочем, в случае последних Ашера частенько пробивало на острую нежность, когда был готов подставлять шею, целовать и шептать всякие глупости, не сводя влюбленного взгляда. И стадия конфетно-букетного периода в его случае могла длиться вечность. Впрочем, это неважно и не мешает вытащить еще одну щепку, вертя ее между пальцами. Лучше он раскромсает на кусочки деревяшку, чем сорвется и накинется на Клода.

Ярость затихает, пусть все еще и расходится по телу, как круги по воде от брошенного камня. Ашер не успокаивается, просто соглашается с собой и первоначальными ожиданиями. Он знал, что Клод в порядке и бессмысленно надеялся спасти его, чтобы... А зачем? Чтобы получить язвительную благодарность? Чтобы Клод наконец-то сказал правду? Честно говоря, Ашер уже сам запутался в том, чего именно он хочет от Клода и хочет ли вообще.

- Ничего, купишь новую. - почти ласково произносит он, бросая короткий взгляд на книгу. Что-то незнакомое и явно не классическое. Ах, Клод, современность совсем захватила тебя.

Ашер продолжает лениво расковыривать проделанную дыру - уже не успокоения ради, а скорее чтобы пораздражать Клода. Он ведь наверняка потратил много времени для создания этой обстановки, а теперь придется искать новый стол. А так как стол выглядел как далеко не потоковая вещь, искать Клоду придется долго. Одно это греет душу.
- Ты мог отправить сообщение и я на него ответил бы. - он безмятежно говорит это, раздвигая губы в светлой и совершенно неискренней улыбке. - А там уже договорились бы на созвон или встречу в более спокойных условиях.

На мгновение ему становится интересно были ли предупреждены слуги или подняли бы тревогу, застань его в доме. Во втором случае многие умерли бы совершенно зазря. Ашер не любит бессмысленные смерти, считая, что каждая из них должна быть заслуженной. Другой вопрос, что заслужить ее порой можно косым взглядом или неверным словом, особенно в адрес попорченной внешности. Вот за нее он убивал без раздумий, действуя на автопилоте. Наверное, в современности ему предложили бы пройти психотерапию, но найдется ли хороший терапевт для того, чья жизнь порой была одной сплошной травмой?

Ашер улавливает упрек и его взгляд становится серьезным, пусть перед этим зрачки и расширяются, как от неожиданного удара. Клод иногда мог одним предложением вставить в сердце нож и провернуть его, заставляя плотно сжимать губы и резаться о собственные клыки, сглатывая кровь.
- Ты знаешь, что раньше я не оставил бы тебя по своей воле. - он говорит правду, делая упор на слово "раньше" и напоминая себе, что сейчас все иначе. Сейчас он легко оставит прошлое позади, честно-честно, забудет Клода как только он вернется в Париж. Смог же он не ошиваться возле особняка с момента последнего ухода своего бывшего любовника. Пара недель, пара лет, столетия - какая разница вообще.

Самовнушение как обычно не работает. Ашер знает, что какая-то часть его - очень большая часть - только и ждет момента, чтобы Клод сделал что-то, за что ему можно простить все и сразу. Еще одна причина для самоненависти.
- Но на уловки твои погляжу с удовольствием. Издалека. - улыбается он перед тем, как поудобнее устроиться на столе, намеренно вольготно подставляясь под взгляд Клода. Сегодня Ашер не повторит ошибку того вечера и не рискнет даже целоваться. Наверное. - Мамочка учила меня быть незабываемым гостем. Уверен, что ты мое появление точно не забудешь. - насмешливо воркует он, прищурившись. - А этому столу я и вовсе врезался в память на-мер-тво.

Под взглядом Клода Ашер чувствует себя раздетым. Ну или участником ролевой игры, в которой они отыгрывают тех, кто ненавидит друг друга, чтобы удовольствие в итоге стало острее. Помнится, как-то они разыгрывали сценку, где генерал пытал пойманного голландского шпиона, дабы разузнать важные сведения. Понятное дело, как пытал.

Ашер прикрыл глаза, справляясь с тут же откликнувшимся на воспоминания желанием. Нет, его память слишком охотно воскресила картинки прошлого, яркие настолько, будто это было вчера. Может быть дело в том, что Клод стал последним, кому Ашер позволял быть выше себя, кому подчинялся, кого был готов умолять о большем. Первый и последний, черт бы его побрал. С тихим вздохом Ашер все же признал, что так и не поборол в себе мазохиста - нужно еще, наверное, века три, чтобы окончательно избавиться от всего этого.

- Шел. В прошедшем времени. - не меняя интонаций соглашается он, опять напоминая, что те времена прошли - даже не зная точно себе или Клоду говорит это. А потом вскидывает брови, уже собираясь сказать, чтобы Клод поискал себе эскорт где-нибудь в другом месте - на специальных сайтах, например. Но все же дослушивает, все так же иронично выгибая бровь и текучим движением перемещаясь со стола на подлокотник кресла, склонившись к Клоду так близко, что тот может легко почувствовать легкий запах мяты - легкий и морозный, максимально ненавязчивый.

- Значит, это какое-то официальное мероприятие, ради которого мне придется пожертвовать своим прекрасным гардеробом и нацепить скучный пиджак? - сладко шепчет он на ухо, почти касаясь его губами. - Я бы сказал, что голову Белль, но на это ты точно не согласишься. Так что я слушаю твои предложения. А еще хочу знать цель мероприятия и кто на нем будет присутствовать.

На самом деле в голове Ашера чуть ли не сразу вспыхивает то, что он хочет - информацию о возможности исправления этих ожогов. Клод в своей тусовке наверняка может раздобыть контакты. Вот только если он озвучит свои мысли, то распишется в собственном бессилии и доверии к бывшему любовнику. А этого Ашер не мог позволить. [icon]http://sd.uploads.ru/ANHka.jpg[/icon][nick]Asher d'Ambroise[/nick][status]Страсть со вкусом обмана[/status]

+1


Вы здесь » ELM AGENCY » Альтернатива » Слушай зов крови


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно