Младшие инструкторы штурмовиков. Особенная стая, состоящая из тех же истребителей, только с небольшим "алмазным напылением". Дело не только в должности и дополнительной оплате, но и в особенном, на грани помешательства, стремлении стать лучшими по части физической выносливости. Они были злыми, беспощадными и категоричными, только вот все эти отрицательные качества направлялись ими больше на самих себя - на тренировках каждый убивался вусмерть, переступал через свой собственный предел, причем добровольно, без протестов, без скулежа и жалоб. В Эльме каждый из них числился, как первоклассный штурмовик, как тот, кому "неделя ада" морских пехотинцев покажется игрой в "горячую картошку". Среди них редко встречались распухшие от мышц качки. Да, все были крепкими и тренированными, но далеко не перегруженными - в основном поджарые и сухожильные, как волки, укрепленные стальной закалкой. И если наковальней им служили полосы препятствий и спортивные площадки, то роль молота для них исправно отыгрывал Старший Инструктор Дайс.
   В раздевалке, смежной с душевой, как обычно после общей тренировки, стоял бравурный гомон. Инструкторы галдели, без конца шутили, делились своими успехами, попутно переодеваясь в чистую одежду. У Сида свело судорогой икроножную мышцу, причем так сильно, что можно было видеть, как активно сокращаются под тонкой кожей мускулы, больше похожие на злобно дергающихся змей. Вместо того, чтобы сидеть и корчится от боли, мужчина с энтузиазмом демонстрировал свою "бешеную ногу" всем желающим, попутно выдавая шутки из разряда: "Ребят, щас оно оторвется из захватит мир, спасайтесь!". У Освальда нашлось кое-что поинтереснее - он каким-то непонятным образом сорвал себе ногтевую пластину на руке, что не помешало ему спокойно охладиться в душе. Выйдя из него, он тоже решил похвастаться своим мясистым "трофеем", а уже после соизволил полить палец антисептиком и забинтовать его. Для них все это было мелочью, забавной шуткой и не более, причем не только потому, что Эльм являлся цехом по первоклассному ремонту рваных тел, но и из-за самого отношения этих ребят к ранениям и боли. Они жили на пределе, постоянно, день за днем, и радовались этому, как сумасшедшие, приветствуя новые испытания одержимым восклицанием: "Чего так просто, врубайте дьявольскую сложность!".
   На их фоне Артур Стреттер, замечал он этого или же нет, явно выделялся. Флегматичным норовом и поведением, которое нередко называли "дымчатым". Создавалось впечатление, что он никогда не высыпался - его веки редко поднимались выше середины глаз, отчего его лицо всегда казалось равнодушным и предельно утомленным. Монотонный голос лишь усиливал то впечатление, которое он мог оказывать, из-за чего коллеги все время пытались как-нибудь его растормошить, встряхнуть, заставить среагировать хоть как-то. Единственное, с чем к нему не лезли, так это с упоминаниями об отце - все знали, что это особенная для Артура тема, затрагивать которую себе дороже. После того, как один тип решил конкретно докопаться до того, кем был родитель Стреттера, мужчина хорошенько разукрасил ему рожу, и это притом, что тот паршивец был его больше раза в два. Многим известна фраза "бойся гнева терпеливого человека" - и в отношении Артура она была очень кстати.
   Когда Стреттер, уже переодетый в черную водолазку и классические брюки, застегивал на своем запястье наручные часы, в раздевалку прошагал Главный Инструктор. Как и всегда, в антихристовом настроении, то бишь с неизменной улыбкой, рассекающей пол головы, и колюще-режущими глазами. Накинув на плечи легкий плащ, он, видимо, уже готовился выйти на улицу, но решил немного задержаться, пока вся "шайка" была в сборе.
- В следующий вторник будет проведена проверка теоретических знаний по охране труда, - несмотря на низкий голос, говорил он преднамеренно негромко, много тише, чем умел на тренировках. Этот трюк всегда работал без осечек - чтобы услышать, что он говорит, инструкторы сразу притихли, замерев в статичных позах. Один из них не до конца напялил на себя теплую кофту, из-за чего застыл, словно завязанный мешок на двух ногах.
- Бля, опять вспоминать все это, - подал голос Сид, продолжив застегивать ремень.
- Мало того, что не знал, так еще и забыл, - посмеиваясь, парировал ему коллега.
- Я все знаю, надо просто освежить.
- Все инструкторы сдадут, - янтарный взгляд Дайс медленно прополз от одного лица к другому, чем-то походя на лезвие ножа, ласково приставленное к горлу. Все понимали, что этим утверждением он не стремился успокоить их, напротив - выдвигал свое условие. Что и подтвердилось следующей фразой: - Кто не сдаст - тот больше не инструктор, - его приветливым оскалом можно было рекламировать пытку "железной грушей", вставленной в задний проход. - Артур сделает вам распечатки, чтобы каждый подготовился, - услышав свое имя, Стреттер дождался, когда их с Вольген зрительные траектории пересеклись, и лишь затем кратко кивнул:
- Хорошо, - ему не нужно было пояснять, где именно достать нужные текстовые файлы. Как и всегда в подобных случаях, Дайс либо выдаст ему все на флешке, либо отправит по электронной почте.
   Ничего не добавляя к сказанному, Вольген развернулся и направился к двери - низкий каблук его остроносых туфель звучал так же угрожающе и гулко, как и голос. Артур наспех обмотал шею легким шарфом, сам облачился в длинный демисезонный плащ и торопливо зашагал следом за Дайс. На улице они оба закурили, а затем шли молча мимо стадиона, прямо к корпусу Истребления, где и находился кабинет Инструктора. Стреттер уже не первый месяц был аналогом секретаря для Вольген. В основном он занимался всей бумажной волокитой - отчетами, согласованиями, информированием о предстоящих тестах и инструктажах. Видимо, его вдумчивый и перманентно скучающий вид оказал ему медвежью услугу, раз на него единственного взвалили дополнительные хлопоты. Но Артур никогда не жаловался, напротив, относился ко своим некогда внезапно появившимся обязанностям, как к чему-то донельзя закономерному и необременительному. Его "босс" являлся человеком, чья занятость достигла терминальной стадии - если бы он возился с тем, что вверил Артуру, наверняка бы точно бросил сон, как вредную привычку.
- Дайс, у меня возник вопрос, - невыразительно произнес Артур, ловко словив подкинутую ему флешку. Заперев дверь в кабинет, чтобы направиться дальше по своим делам, Вольген снова обернулся к подчиненному и приподнял правую бровь:
- М?
- Как Вы перебрались через трехметровую стену без чужой помощи? - интонации Артура были неизменными, шершавыми, бесцветными, словно сухой асфальт. Встав прямо перед ним, Дайс наклонил голову - Стреттер был ниже его на десять сантиметров. 
- Я знаю, что Вы высокий, - расшифровав намек, Артур убрал флешку в карман брюк. - Но.. как именно? - в мимическом резервуаре младшего штурмовика ничего не шелохнулось - даже маленькая рябь его не оживила. Он просто смотрел на Вольген с терпеливой ровностью, будто был готов к любому из ответов.
- Тебе не интересно узнать это самому, Артур? - Инструктор чуть сощурил взгляд, сделал малое усилие, чтобы смахнуть пыль с чужого, деланно-бесстрастного образа. Разумеется, он видел больше, чем ему пытались демонстрировать. 
- Я и хочу узнать. С Вашей помощью.
   Вольген вытянул одну руку вверх.
- Хлопни своей ладонью по моей.
   Артур поднял взгляд, понимая, что, с учетом роста и длинны конечностей, ладонь Инструктора находится примерно на том же уровне, что и край упомянутого им трехметрового барьера. В коридоре, в котором они стояли, повисла вдумчивая тишина. Стреттер перестал моргать, таращась на далекую ладонь, будто та была кроной высокого дерева - неприступной, поразительно недосягаемой. Или досягаемой?
- Мне нужно оттолкнуться ногой от Вашего живота, чтобы сделать это, - подытожил Стреттер через несколько секунд.
"Дерево" с пятью пальцами покачнулось, а после рухнуло прямиком на младшего инструктора - Дайс сдержанно похлопал его по плечу.
- Обращайся, - а уже после, намекая, что ответил на вопрос, уверенно ретировался.

Отредактировано Wolgen Deiss (02-10-2019 00:13:52)

Вечером того же дня, когда Артур встретился с Дайс в кафетерии, Старший Инструктор решил наведаться к своему старому знакомому. Причем "старому" и в прямом и в переносном смысле слова - Элгару тогда пошел уже шестой десяток. Заранее договариваться о встрече им было не нужно, да и разыскивать этого седого отщепенца Вольген тоже никогда не приходилось - Элгар был статичен, как родимое пятно, и по "коже" Эльма странствовал довольно редко. Может, он был бы и рад сменить свой адрес проживания, но уже который год ему настойчиво советовали ограничиться в передвижениях - во всяком случае до той поры, пока он не начнет смотреть на вещи под другим углом. Элгар пару раз пытался это сделать - вставал на руки и глазел на перевернутые лица, но этот вариант так никого и не устроил. Как еще менять свои "углы" Элгар не знал. Точнее знал, но не мог выдать иной альтернативы, кроме как ходить все время на руках или добровольно окосеть.
   В комнату для встреч Вольген прошел так буднично, будто то был облюбованный им ресторан с одним единственным столом посередине. Однако окон здесь не наблюдалось, как и услужливых официантов - только холодный свет прямоугольных ламп, голые стены и много стульев у стены. Интерьером это место походило на дешевенькую комнату для тренингов или всеми забытый школьный класс. Здесь не было той устрашающей гротескной обветшалости, какую ожидаешь встретить в сырых подвальных помещениях - все прилично, без запущенности, но "за пол цены". Присев на стул, Дайс закинул ногу на колено, а чуть позже зажег сигарету, решив, что Элгар не откажется пассивно покурить в его присутствии. В этом месте, созданном явно не для расслабления, он чувствовал себя вполне комфортно, как на затененной автобусной остановке или на скамейке в парке.

Через пару минут двое агентов ввели к нему облезлое и будто неумело выстиранное существо - худосочного мужчину в выцветших джинсах и жеваной черной футболке. Одежда на нем висела и болталась, хотя годами ранее опрятно облегала его, на тот момент, сбитую фигуру. Его поступь была шаркающей, ленивой, но упрямо отрицала всякую болезненность - мужчина переставлял конечности с таким гнилым довольством, будто его мышечная слабость была вызвана не немощностью, а пережитой бурной ночью. Вполне возможно, что бурная ночь действительно была, только вот проведена она была в Преображении - Элгару время от времени предлагали поучаствовать в тестировании новых препаратов, а он, время от времени, давал свое согласие, прекрасно понимая, что его отказ им все равно, что причитания японской девственницы - нагнут при любом раскладе. Жилистые руки, обтянутые тесными тату-рукавами, были отведены за спину и там же скованы наручниками. Придерживая заключенного за жесткие предплечья, охранники не провели, а, скорее, проволокли его к столу, опасаясь, как бы он не рухнул и не превратился в половую тряпку. Когда Элгар приземлился на сидушку, стул под ним тревожно дернулся и заскрипел - так неумело опускаются на ветви старые, потерявшие сноровку, стервятники. Его блеклые седые волосы были насильственно расчесаны и приведены в порядок - сам Элгар никогда не стал бы заниматься этим пыльным "стогом сена", разве что хранил бы в нем какие-нибудь мелочи, вроде помятых вырезок из порно-журналов. Откинувшись и широко расставив ноги, он с наслаждением втянул в себя густое курево, а после шумно выдохнул:
- Пхххааааа.. храни господь курящих людей, - голос Элгара, как и он сам, был невзрачным и иссохшим, надорванным до тусклой сиплости. Но, как и в походке, в нем не чувствовалось измождение или страдание - он просто шипел, как старая гадюка, не могущая крикнуть, но гораздая вцепиться в горло.
- Сообщите, как закончите, - кивнул Инструктору один из двух сопровождающих, а затем строго добавил, обращаясь уже к Элгару. - Мистер Стреттер, ведите себя подобающе.
- Ты не видишь что ли в каком я состоянии, мать твою? - насмешливо заскрежетал мужчина, зыркнув на агента с таким умильным снисхождением, с каким взрослые люди смотрят на годовалого ребенка. - Боишься, что я ему цыганский чардаш спляшу что ли? - снова переведя взгляд на Вольген, будто только он мог оценить безоговорочную презабавность сказанного, Элгар устало мотнул головой, игнорируя дальнейшие угрозы своих надзирателей. Стоило им покинуть комнату, как мужчина сполз на стуле и запрокинул голову, укладывая ее на спинку. Сухая кожа под щетинистым подбородком растянулась, и Дайс увидел многим знакомую татуировку в виде тонкого, будто вырезанного гвоздем, креста. Элгар чем-то походил на кобру, что угрожающе расправила свой капюшон. Только вот старик сейчас был не опасен, что он подтвердил, издав натужный стон. - Шея умирааает.
- Составил что-нибудь? - с непринужденной деловитостью поинтересовался Дайс, игнорируя страдания того, кто некогда был его наставником - гонял по стадиону и по полосам препятствий, точно так же пренебрегая его болью и ранениями. Дела у Элгара шли хорошо, но шли в могилу. В его светло-голубых глазах виднелись бурые участки радужки, похожие на маленькие гематомы - наверняка побочные эффекты препарата. Эльм не мог позволить ему сидеть без дела - раз он отказывался содействовать агентству, выполнять любую из предложенных ему работ, значит, будет до конца дней пребывать в должности "подопытной крысы", испытывая препараты с далеко не самым безобидным действием. Если Инструктору не изменяла память, за десять лет, проведенных здесь, в карцере, Стреттер раза три был в коме. И все для того, чтобы именно это предупреждение - "возможна кома" -  было вписано в инструкцию очередного NPFS.         
- Да, в левом кармане, - пресно отозвался Элгар, не меняя позы. - Я бы достал, но.., - он пожал плечами, звякая наручниками. - ..лень.
   Зажав сигарету в зубах, Вольген поднялся с места, сделал пару шагов и, наклонившись, вытянул из кармана его джинсов сложенные вчетверо листки. Вернувшись на свое место, он начал жадно их рассматривать, вчитываясь в неровный пьяный почерк. Над вопросами громоздилось некое подобие кроссворда - все чертилось от руки, без помощи линейки, а потому о ровных линиях даже речи не шло. Вот как Элгар проводил досуг в перерывах между одним "отходняком" и следующим - составлял головоломки, используя резервуар тех знаний, которые успел скопить до попадания в тюрьму. Так он, должно быть, пытался держать в тонусе свой скисающий от препаратов мозг. 
- Хмм, кто написал труд "История народа чичимеков?", - прочитав одну из строчек, Вольген издал одобрительный зычный смешок. В кроссвордах бывшего наставника, в отличие от напечатанных аналогов из газет и сборников, частенько попадались настолько заковыристые вопросы, что на поиски ответов могли уйти недели. - Полагаю, будет интересно.
- Твои мозги либо взорвутся и разлетятся в стороны, либо станут еще крепче. Третьего не дано, - Стреттер иронично усмехнулся, но затем резко поднял голову, впивая взгляд в штурмовика. Его лицо посерьезнело. - Ну что скажешь? Живой он там? - Инструктор знал, что Элгар спрашивал про сына. Про Артура Стреттера.
- Работает, учится на факультете журналистики. Детали я не узнавал. Он ведь не мой сын.
- Пхах.. все-таки журналистика? И на кой черт она ему сдалась? - поморщившись, видимо, от все той же боли под затылком, Элгар наклонил голову к плечу и звучно хрустнул позвонками. - Знаешь, я не привык жалеть о чем-либо. Но если бы у меня была возможность изменить прошлое, я бы запретил ему две вещи.. да, я бы запретил ему соваться в Эльм и получать образование, которое ему не пригодится.
- Ты изменил бы только это? - не отрывая взгляда от исписанных страниц, негромко спросил Вольген, будто бы совсем не слушая мужчину. Хотя в действительности ему было интересно, жалел ли Стреттер о совершенных им проступках. Его ведь упекли сюда не просто так. Он был агентом, в свое время подцепившим гадкую заразу, имя которой - "осознание своей пожизненной зависимости". Весьма коварная болезнь - хотя бы потому, что о ее возникновении его предупреждали с той же тошнотворной искренностью, с какой фото на пачках сигарет предупреждают о вреде курения. Он ошпарился об это понимание, когда было уже слишком поздно, когда сыворотка Нортона уже арендовала его тело, чтобы сделать из него "цирк Барнума", в котором сам Элгар нашел себя главным уродом с фиктивными способностями полубога. Он всю юность грезил о свободе, мечтал оседлать ее, как непокорную кобылку, а потому и прибежал в агенство, будучи подростком - полный огненного возбуждения, будто бы в свой первый бордель. И поначалу он действительно был счастлив. Нашел себе возлюбленную, получил от нее сына, заработал репутацию профессионального агента и наставника, который, несмотря на строгость, взращивал всех будущих "легенд" среди истребителей. Элгар всегда знал о том, что пожизненно сидит на препаратах, но никогда не успевал по-настоящему задуматься об этом - его постоянно отвлекали новые задания, любимые занятия и другие люди, что носили в своем спинном мозге такое же "проклятье". А ближе к пятому десятку он, неожиданно для самого себя, прозрел. И понял, что вне Эльма, вне заданий и желтых, как ядрёная моча, таблеток он всего-лишь инвалид, жалкое подобие свободного человека. Стреттер понял, что от этой чертовой организации ему теперь не скрыться, не уйти, не оторваться - что в отставке, что на пенсии его жизнь полностью зависит от агенства. Он сам, весь, с ног до головы, ей с потрохами продан, он лишь беспомощный наркоман, запертый в конторе наркодилера. Эти мысли привели к тому, что Элгар решил стать раковой клеткой, воплощенным деструктивом, осмелившимся посягнуть на самого директора организации - Стивена Розбери. Видимо, ему долго не давал покоя факт того, что глава их "славного" агенства не стремился стать агентом - чай не дурак, чтобы впускать в свой спинной мозг всякую дрянь. Наглотавшись препаратов, Стреттер выкрал сыворотку Нортона и попытаться вколоть ее в позвоночный столб директора, а тех, кто ринулся ему наперерез, он хорошенько обогрел пирокинезом. За всю устроенную в тот день вакханалию он хорошенько поплатился, причем не одной только своей свободой, но и обновленной репутацией - теперь его припоминали, как бешеную псину, у которой напрочь отказали тормоза.
- А? Хах.. да, Дайс, только это. Себя мне не жалко. Кто-то же должен был решиться на это.
- Больше не тешишься надеждами выйти отсюда? - то ли похвалил, а то ли укорил его Инструктор - неизменная улыбка, как обычно, сильно размывала его интонации. Он перелистнул страницу грязных рукописей.
- Знаешь, быки сражаются на арене только один раз, не больше. Иначе они запоминают действия тореро, и биться с ними становится опасно. Поэтому меня никогда и ни за что не выпустят - я уже сломан, понимаешь? Сломан и никогда не вернусь в стойло. А вот Артур.. я опасаюсь, как бы ему не передалось это генетически. В нем ведь тоже это есть. Только еще вызревает, как и во мне вызревало в его возрасте. Знаешь, такая черта характера, когда тебя всю жизнь прессуют, и ты долгие годы терпишь, терпишь, а потом БАМ - и происходит озарение. И ты видишь все, как на ладони, всю эту гребаную систему. И начинаешь брыкаться и сажать всех на рога.
- На данный момент он неплохо держится, - в последний раз отведя фильтр ото рта, Вольген погрузил окурок в пепельницу. - Очень спокоен. Даже ты в молодости вел себя оживленнее.
- Это еще хуже, - цокнув языком, Стреттер глянул куда-то в сторону, о чем-то глубоко задумавшись. Через пару секунд он снова подал голос. - Слушай, Дайс.. Ты единственный из моих воспитанников, кто не брезгует меня вспоминать. Могу я попросить тебя кое о чем?
- Ты хорошо подумал? - оскал Инструктора блеснул особенно недобро.
- Хах.. окееей, я понял, о чем ты. Хорошо, услуга за услугу. Так вот слушай, - Элгар попробовал устроиться поудобнее, но все, что ему удалось, так это навалиться грудью на край столешницы. - Артур хороший малый. Но ему нужно почаще "срать", понимаешь? - он криво улыбнулся, перейдя на шепот, будто бы действительно затронул крайне деликатную тему. - Люди которые редко "срут", их может.. разорвать, понимаешь? И они наложат такую кучу, что потом вовек не ототрешь. Ты можешь проследить, чтобы мой сын нормально "срал", Вольген? - заметив, что Дайс вновь начал посмеиваться, он раздраженно прошипел. - Я сейчас не об акте дефекации, если ты, мать твою, все-таки не понял.
- Я понял, - примирительно кивнул Дайс.
- Ну хорошо, - Элгар выпрямился. Его лицо снова наполнилось саркастической невозмутимостью. - А теперь валяй, проси что хочешь. Если я еще могу что-то дать тебе, кроме кроссвордов.
- На твое счастье - можешь, Элгар, - чуть ли не со смаком утвердил Инструктор, сложив пальцы рук в замок.

Отредактировано Wolgen Deiss (07-10-2019 00:38:29)

16. 03. 2019
20:10

   Весенний ветер бодрящими хлопками обдувал фигуру, запертую в алгоритме повторяющихся действий. Отстраниться, разогнаться, броситься на трехметровую преграду, оттолкнуться от нее ногой и потянуться вверх, словно пружина, чтобы триумфально грохнуться обратно наземь. Артур приземлялся ловко, почти грациозно, словно кошка - неизменно на ноги и никогда на спину. Но верхушка бетонного забора оставалась для его раскрытой пятерни недосягаемым пределом, до которого стабильно не хватало проклятущего "чуть-чуть". Дайс прекрасно понимал, что Стреттер не отступится. Будет совершать попытку за попыткой, пока не обнаружит себя переброшенным через барьер - безжизненно повисшим на нем, словно выжатое полотенце. Вольген неспроста отказывался пояснять ему все тонкости. Не зря так часто повторял "неужели ты не хочешь разобраться в этом сам?". Ему хотелось, чтобы в этих бесконечных поисках, увязнув в собственном преодолении, Артур полностью зациклился, стал белкой в колесе, неспособной думать о чем-либо еще. Не об этом ли четыре года назад попросил его отец? Элгар опасался, что его сын, с детства сдержанный и молчаливый, может когда-нибудь взорваться, окунуться в ту же деструктивность, что и он. Дайс тогда отнесся к его страхам с львиной долей скепсиса, но сделал все возможное, чтобы Артур всегда был при делах. Точнее так - чтобы ум Артура всегда был чем-то занят. Чтобы каждый божий день парень имел возможность выплеснуть и израсходовать скопившиеся в нем "моральные фекалии" - через безжалостные тренировки в компании других младших инструкторов. Возможно, если бы Стреттер ограничился работой рядового истребителя, чередуя миссии и посещение спортзала, то нашел бы время соскоблить с себя тротил, из которого затем могла слепиться поведенческая бомба. Но такой возможности ему не дали. Он постоянно убивался, причем добровольно, с искренней самоотдачей, и вряд ли в его теле и сознании оставались хоть какие-то свободные участки.
   Небо постепенно гасло, медленно проглатывало солнце, втягивало его, как анаконда - антилопу, спазматическими интервалами. Полосы препятствий постепенно выцветали, остывали, забывали гомон взмыленных агентов и усердный топот их сапог. Старший Инструктор продолжал посматривать на тщетные попытки Стреттера, стоя вдалеке, дабы не смутить его своим присутствием. Его руки были убраны в карманы черных штанов, а к лицу была пришита безмятежность - та самая, с которой так не сочетались острые, полные пытливой колкости, глаза. Артур вновь не дотянулся и поддался уговорам гравитации. Выпрямился, мотнул головой и зашагал обратно, к незримой стартовой черте, прочерченной в его воображении. Младший инструктор не казался ни воодушевленным, не раздосадованным, не изможденным - только толику уставшим, но не более того. Еще одна попытка. И еще одна ошибка - не под тем углом поставил ногу, которой все пытался вытолкнуть себя, как рычагом, повыше. Грудная клетка Вольген беззвучно дернулась, как если бы под ребрами ожил и тут же сдох краткий смешок. Его не забавляло то, за чем он наблюдал. Его смешило то, с каким упорством Стреттер уже много лет пытался перекрасить себя в чужой цвет. Так старается быть не похожим на отца, так отвергает все, что связывает их, что пытается стать негативом, его абсолютной противоположностью. Наверняка лишь потому, что самому себе Артур не доверял. Не верил, что, если будет развиваться самобытно, не пытаясь походить хоть на кого-нибудь, кроме себя, то собственной тропинкой не притопает на автостраду своего родителя. Отсюда ведь пошла вся эта скупость на проявление эмоций и непробиваемая отрешенность? Элгар в его глазах - безумец, отвернувшийся и от супруги, и от сына, пренебрегший ими ради бессмысленных стремлений. К черту близких, главное - идея, эта гадкая и бестолковая идея, из-за которой он устроил беспорядки в Эльме. Его отпрыск одержимо вел себя иначе - тихий, флегматичный и почти невозбудимый, но в отношении своих стремлений - до беспамятства упрямый. Как заевшая пластинка. Упал, поднялся, упал, поднялся, упал..
"Забавно не то, что ты пытаешься. А то, что даже не подозреваешь, что на этой самой полосе препятствий твой отец вел себя точно так же. В твоих глазах он психопат, несдержанный и необузданный. Но до последнего момента он был таким же, как и ты - собранным до накрахмаленного хруста. Стараясь убежать подальше, ты повторяешь каждый его след, Артур Стреттер".
   Дайс размышлял об этом с таким выражением, будто осознание происходящего наполняло его упоенной радостью. С таким же видом он мог наблюдать за чьей-то неизбежной смертью. Или за проклюнувшимся полоумием. Или ядерным грибом, прогнавшим облака в открытый космос. Его улыбка почти ничего не значила. Она была как кляп - затыкала собой подлинные мысли, истинные ощущения и отношение к разным вещам. Она казалась дьявольской не потому, что источала зло или любовь к чужим страданиям, а потому что начисто отказывалась уважать все гадкое и скверное, отказывалась стягиваться в знак почтения к чужой и своей боли. Улыбка будто говорила: "Это ничего не значит. И это - тоже. Ничего".
   Только Инструктор сделал шаг назад, собравшись прервать лицезрение чужих "сизифовых трудов", как со стороны барьера что-то глухо хлопнуло, после чего раздался еле слышный, будто бы стершийся сам о себя, возглас. Подтянувшись, Артур все-таки забрался на трехметровую возвышенность, а затем уселся на нее, как на каменную изгородь. Видимо, собрался вдоволь насладиться высотой, на которую смог взлезть.

   Стреттер восстанавливал дыхание, зачем-то запрокинув голову, и будто спрашивал у вызревшего неба, каким таким макаром ему все же удалось достичь желаемого. Разумеется, он знал ответ. Решив сделать последнюю попытку, он вспомнил руку, выросшую к потолку, как древняя секвойя. Он вспомнил слова: "Хлопни своей ладонью по моей". Не просьба и не предложение. Но, как кажется, и не приказ. А как.. установка. Сделай это, Стреттер. Просто сделай. И плевать, знаешь ли ты как или же нет. Просто возьми и сделай, ведь я знаю, что ты сможешь, если постараешься. Как ни странно, только вообразив, будто Старший Инструктор в нем не сомневается, Артур и сам пресек возможность проигрыша. Такой возможности.. не существовало. Он только успел подумать: "Как бы он это сделал? С какой силой напряг бы мускулы, как бы поставил ногу?". Артур и сам не заметил, что в последнее мгновение перед прыжком конвульсивно улыбнулся. Не так, как делал это ранее. Не своей улыбкой.
- Прогресс на лицо, Артур, - Стреттер вздрогнул, но не телом, а сознанием, ошеломленным, что на полосе препятствий он оказался не один. Веки еле заметно дрогнули. Но сам мужчина вида не подал - только опустил взгляд вниз, спикировав на Дайс своим вежливо отсутствующим интересом.   
- Спасибо. Я.., - он замедлил изъяснение, невольно провалившись в паузу. Словно его дальнейшие слова могли хоть как-то помешать тому стремительному бегу, какой он распознал внизу. Рослая тень промчалась до стены, агрессивно шкрябнула по ней подошвой ботинка, вытянулась вверх и в сторону, и метко зацепилась пальцами за край. Раздался шорох форменной одежды, стянутое ноздрями дыхание. И рядом с Артуром образовался Вольген, усевшийся вблизи, словно на парковой скамье. Стреттер мог подумать: "Наверное, Старший Инструктор решил похвастаться своей сноровкой". Вместо этого он догадался: "Он просто не хочет задирать голову, общаясь со мной". И оказался прав. -..Я сделал распечатки. Раздам их на следующей совместной тренировке, - все же продолжил он, насильно оторвав взгляд от начальника.
- Отлично, - прозвучал ответ сквозь сомкнутые зубы - Дайс сжал ими сигарету. Вторую Стреттер обнаружил у своего лица, когда Инструктор протянул ее, даже не спрашивая, будет штурмовик курить или же нет. Какой курильщик сможет отказаться после такой физической нагрузки?
   Над двумя фигурами, сидящими на трехметровой высоте, поплыло никотиновое марево. Порою Стреттеру казалось, что только тяга к сигаретам хоть как-то породняла его с Вольген. Объединяло их хоть на каком-то уровне. Странная привычка. Может появиться даже у тех людей, которым ничего не стоит бросить. Молчание было слишком глубоким, чтобы его допускать. Поэтому спустя пару затяжек Артур произнес:
- Дайс, у Вас когда-нибудь был пример для подражания? Тот, на кого Вы равнялись?
- Нет, Артур. Таких людей у меня не было.
   Стреттер даже не выдохнул дым, а, скорее, позволил ему просочиться наружу - густым ленивым смогом. Попутно он смотрел перед собой, в сторону корпуса Истребления, но левым ухом ощущал присутствие Инструктора.
- Ни одного? Родители, коллеги, наставник? - он перечислял без любопытства, ведя себя так, словно разговор с Дайс был своего рода медитацией - с таким же успехом он мог считать желтые машины за окном автобуса.
- Мой наставник был из того сорта людей, чью судьбу мало кто захочет повторить. Но если он окажется в твоей собственной - можно считать, что тебе крупно повезло, - Вольген, как обычно, говорил с неторопливой расстановкой. Будто в его речи были важны не предложения, не фразы, а каждая произнесенная им буква. Очень сложно не прислушиваться. Сложно пропускать мимо ушей. Каждый звук словно письмо, написанное исключительно для твоего нейронного ящика.     
- Устраивал Вам муштру? - предположил Стреттер, не переменившись и не оживившись - его как будто что-то увлекало вдалеке, очаровывало и захватывало, погружая в беспробудную задумчивость. Но ухо все еще предательски горело.
- Нет. Скорее.. всегда держал в состоянии боевой готовности.
- Хм.. это как?
- Это.., - тающие сумерки сгустились, превратившись в перекладину жесткой руки, которой Дайс ударил по грудине Стреттера. Хотя то был не совсем удар. Предплечье просто появилось перед Артуром, как турникет, и сильно сдвинуло его назад, так что недокуренная сигарета тут же выпала из его пальцев. Застигнутый врасплох, Стреттер напрягся, как если бы надеялся врасти кожей в забор. Но покосившееся туловище и голова уже успели перевесить - через мгновенье он непременно свалится и полетит к ядру земли. Благо, высота была не самая большая. Рефлекторно суетящиеся руки Артура еще пытались ухватиться хоть за что-то, и в последнюю секунду ткань футболки на его груди крепко схватили, скомкав в сжатом кулаке, и с силой потянули на себя, обратно. Когда мужчина вновь почувствовал себя в сидячем положении, то заметил, что, оказывается, на время перестал дышать. Сердце колотилось с осуждением - адреналин пришелся ему не по вкусу. Артуру хотелось что-то выкрикнуть или же просто чертыхнуться. Ему стоило больших усилий утихомирить суматоху собственных инстинктов. Отпустив его, Дайс снова затянулся и спокойно пояснил:
- Примерно так.
- Занятно, - на щедром выдохе прокомментировал Артур. Ему снова протянули сигарету. Щелкнул огонек.
- Он говорил, что агент, как и любой солдат, всегда должен быть на чеку, - убирая зажигалку обратно в карман, продолжил Вольген. - Какая-то часть тебя может расслабиться, выглядеть непринужденно, но другая обязана все время подмечать происходящее вокруг, приглядываться к каждой мелочи, - он промолчал, утяжеляя значимость последующих слов. - Потому что в этом мире нет ничего, что тебя не касается.
   Артур хмыкнул. Но теперь не выпускал Инструктора из виду. Умом понимал, что дважды молния в одно место не вдарит, но и оставлять Дайс без визуального контроля ему больше не хотелось. Не в ближайшие минуты точно. Стреттер не знал, кем был наставник Вольген. Но, если учесть услышанное, тот не чурался нападать исподтишка на собственных воспитанников, ставить им подножки, сталкивать с заборов - делать все возможное, чтобы они не теряли бдительности даже вне миссий. Нечто подобное практиковалось и в других военных спецподразделениях. Когда не только на учениях, но и в быту, в простой казарме или комнате, тебя поджидало нападение товарищей или замаскированное взрывное устройство. После такого сон становится предельно чутким, внимание стократно обостряется и все вокруг становится предельно важным, подозрительным, способным стать чьей-то ловушкой. Достаточно жестокий, но при этом эффективный метод воспитания бойцов. Артуру подобное казалось поразительным, но очень дальновидным.   
- Интересный подход. Хороший, наверное, был наставник.
- Еще он часто цитировал одно изречение, - докурив, Вольген потушил окурок о подошву своего армейского ботинка, но удержал его в ладони, видимо, не собираясь мусорить на тренировочной площадке. - "Слабость может позволить себе только человек без цели. У того, кто принял вызов, на это просто не остается времени".
- Что-то знакомое, - Артур нахмурился, подметив, что Дайс собирается спуститься. Рывок, грузный удар ботинок о твердое покрытие - и Инструктор снова на земле, поднимается из приседа. - Помнится, мне это часто говорил мой.., - Стреттер ошпарился о понимание того, что машинально собрался произнести. Теперь он дернулся не только внутри себя, но и снаружи. Молния все-таки ударила еще раз, только глубже. Ослепила до слепоты и немоты.
- Не забудь завтра принести распечатки, Артур.

Отредактировано Wolgen Deiss (10-10-2019 01:28:48)

Элгар вглядывался в Артура с какой-то заторможенной и отрешенной вдумчивостью, будто перед ним сидел не сын, а призрачный мираж, галлюцинация, болезненно отхарканная его побитым мозгом. Он проглаживал чуть ли не каждый миллиметр своего "видения", накладывая поверх него ту фотографию, которую всегда хранил в собственной памяти. Малышу Арти уже за тридцать. Оказывается, жизнь способна принудить к взрослению даже твоих детей, хотя, казалось бы, у них нет причин стареть, пока за них стареешь ты. Стреттера-старшего ничуть не напрягало, что его руки неизменно скованы наручниками. Ему не хотелось ни обнять своего гостя, ни потрепать его по волосам, ни похлопать его по плечу - ничего из того, что он мог позволить себе пятнадцать лет назад. Артуру это не нужно. А Элгару подавно. Глупо делать вид, что все нормально. Имитировать какие-либо чувства, которым не могло быть места. Все, что старик взаправду ощущал сейчас - так это сожаление, что он позволил сыну пойти добровольцем в Эльм. Что понял суть этого рабства слишком поздно и не успел предостеречь своего отпрыска. Артур сейчас мог быть.. да, он мог быть гребаным журналистом, пусть даже так, но не шестерней столь отвратительного, облагороженного всеобщим благом, механизма. Лучше быть замшелым наркоманом, чем впускать в себя сыворотку Нортона. Потому что в случае, к примеру, с героином - ты выживешь, если сумеешь бросить. В случае с таблетками агенства - ты подохнешь, если перестанешь их глотать. И при каком же раскладе зависимость страшнее? Когда шансов ничтожно мало или когда их нет вообще?
- Да, давно, - отозвался сын, усердно пряча под кожей прожитое. Как в нем уместилось столько долгих лет? Из-за скудного однообразия, которым пичкали Элгара в карцере, его сознание жило чуть медленнее, чем его физическая оболочка. Сказалось отсутствие нормального общения и пестрых впечатлений. Из-за этого Элгару часто думалось, что его упекли сюда либо всего два года назад, не больше, либо два тысячелетия назад, не меньше. Истинный свой срок он знал, но никогда не мог его как следует прочувствовать. Дни походили друг на друга, словно манекены общей партии - даже если ты собственноручно приоденешь каждого, напялишь парики разных расцветок, суть останется одной, скопированной и размноженной. Но там, где обитал его отпрыск, песок сыпался в часах с правдивой точностью. День за днем, месяц за месяцем, год за годом - и все они сказались на Артуре, сплели в нем свою тайную историю, закрытую и спрятанную от его отца. - На днях я узнал, что ты был Наставником для Вольген Дайс.
   Стреттер-старший схмурил брови, но без недовольства или осуждения. Его мимика будто спросила "кого-кого? это что за хрен такой?".
- Допустим, - согласился он через секунды две, постаравшись оттолкнуть и скомкать млечную вату, распухшую в его черепной коробке. Она мешала четкости и ясности, все время лезла на глаза, обезоруживая острое мышление. Учитывая, сколько препаратов было протестировано на Элгаре, его перманентное "нейронное похмелье" было объяснимо. - Хочешь поговорить об этом? Спустя 14 лет? - Элгар усмехнулся, измываясь не над сыном, а, скорее, над самим собой. Разумеется, Артур не мог сюда явиться лишь затем, чтобы увидеть своего батька. Поговорить о прошлом и о будущем, рассказать о своих планах, достижениях, спросить, как сам папаша поживает, чтобы услышать в ответ краткое: "хреново, но достаточно оппозиционно, меня все устраивает". Конечно же, он приперся для того, чтобы узнать о.. Хотя, на кой черт ему выведывать что-то про Вольген? Неужели запалил, что Дайс наведывался в карцер?
- Да. Больше у меня не было причин приходить к тебе, - умиротворенно заявил Артур, после чего чуть шевельнулся, чтобы вжаться в спинку стула поудобнее. Казалось, будто они оба - что отец, что сын - пребывали в полу-коматозном состоянии. Элгар вел себя невыразительно и чахло из-за проведенных над ним экспериментов, а Артур умышленно запаковал себя в невозмутимость, стараясь быть отличным от отца. Только вот сейчас они смотрелись донельзя похожими - две чашки с человечиной на квадратных блюдцах показушного спокойствия. Стреттер-старший не мог отделаться от чувства, что ему безумно нравится общаться с сыном. Просто понимать, что Артур наконец-то его слышит, отвечает, реагирует, пускай и скудно. Что напротив него, Элгара, сидит единственное, родное ему, существо, от которого приятно получить и ненависть, и теплоту, и презрение, и сострадание. Мужчина никогда не считал себя сентиментальным, а потому не мог не поразиться, откуда в нем подобная, почти безоговорочная привязанность к сидящему напротив человеку. К тому, кто так усердно и безжалостно демонстрировал ему свой пофигизм. 
- Артур, сколько тебе уже? Тридцать три? В твоем возрасте уже пора вытереть сопли и перестать жалеть себя, - жалкая попытка. Все равно, что махнуть рукой, надеясь прогнать муху. Стреттер-старший понимал, что Артур никогда не сознается в том, что его отрешенность - своего рода скорлупа, барьер, не позволяющий затаившимся обидам просочиться в его действия и интонации. Лучшее средство уничтожить своего обидчика - отказаться признавать, что он тебя задел. Заклеить пластырем сквозную рану, а затем заштукатурить - и вроде так и было.
-У меня нет времени на то, чтобы себя жалеть, - Артур тут же нашелся, что ответить. Видимо, предвосхитил слова родителя. - Ты думал, я пришел к тебе, чтобы помириться? Чтобы показать, что я простил тебя? Нет, отец, не простил. Потому никакой обиды нет. Ты мне никто. И я тебе - тоже. Нас связывает только место работы.
- И общие гены, - пожав плечами, Элгар комично выпучил глаза, иронизируя на тему этой "сущей мелочи".
- Можешь вспомнить, как именно ты его тренировал? Была какая-нибудь особенная программа? - парень, видимо, не собирался дальше пережевывать тему их раздельно прожитого прошлого. Надел медицинские перчатки, чтобы не пачкаться в дерьме, пока будет выковыривать из него нужный бриллиант. Элгар признавал за ним такое право, но сейчас он в самом деле не мог сообразить, откуда в его сыне подобная заинтересованность в Инструкторе Штурмовиков. Почему именно в нем? Да, его сын теперь младший инструктор - Дайс ему теперь начальник, пусть и не единственный, но почему именно он?
- Какая программа, мать твою? У меня было три правила: меньше сидеть на жопе, всегда быть начеку и НЕ ЛАЖАТЬ.
- Это все? И как он справлялся? Его что-то выделяло? - в вопросах Артура мелькнул заметный интерес, почти оживление, которого он почему-то не стеснялся. Как показать отцу, что тот для него не пустой звук, так это мы воздерживаемся, а как выпытывать что-то о Вольген - так смотри, как увлечен! Стреттер-старший крепче стиснул зубы - да, он попытается ответить, раз это так важно, но..
- Что его могло выделять? Ты.., - не сдержавшись, он запрокинул голову и выплюнул хриплый смешок в потолочную лампу. - ..ты серьезно пришел сюда, чтобы обсудить этого трикстера? - он снова опустил взгляд на Артура, не зная даже, то ли ему злиться, то ли потешаться. - Нашел себе кумира? Серьезно?
- Ответь на мой вопрос.
- С какой стати? - Элгар попытался повысить голос, но по итогу лишь проскрежетал. - Четырнадцать гребаных лет от тебя ни весточки. Но да черт с ним, раз мы ЧУЖИЕ люди. Но явиться ко мне только ради этого? Ты о какой угол разбился, Артур?
"Ты хоть понимаешь, что стремиться походить на Вольген все равно, что вдохновляться гнилым трупом? Я знаю его много лучше, чем ты, малыш Арти. И знаю, что этот человек, каким бы сильным он тебе ни казался, на деле просто суицидник, у которого ничего нет, дурья твоя башка. Который несется по инерции, и переедет тебя, как дворовую собаку, если ты ему хоть чем-то помешаешь. Думаешь, мой поступок был безумием? Чем-то неразумным и бестолковым, да? Но притом нашел себе пример для подражания в виде того, кто совершенно полетел кукухой. Какой же ты балбес..".
- Мне нужно знать, как Дайс..
- Дайс! - сипло выкашлял Стреттер-старший и, подтянув к себе колени, вдарил подошвой ботинок по краю столешницы. Так, чтобы противоположный ее край вжался в грудную клетку сына. - Да я в гробу видел твоего Дайс, - несмотря на истощение, ноги у Элгара были крепкими - попытки Артура оттолкнуть от себя стол успехом не увенчались, так что ему пришлось сдвинуться на стуле и подняться с места. - Может уже пойдешь и отсосешь ему, а? - тон отца был совершенно невеселым, а тусклые выкрики - почти отчаянными. - Серьезно, вставай, прополосни рот или как там у вас это делается, - он дико таращился на то, как его сын, резко развернувшись, идет к двери. - ..почисти зубы и.. Артур! - дверь комнаты для встреч шумно захлопнулась.
[nick]Elgar Stretter[/nick][icon]http://s8.uploads.ru/VRPH6.jpg[/icon]

Отредактировано Wolgen Deiss (13-10-2019 14:09:10)

Зеркальный мир был тихим и отрешенным, как пустая сцена с потухшими софитами. Агенты, оказавшиеся здесь, мысленно сравнили это место с эластичной полостью обескровленного внутреннего органа. Да, на вид все кажется невзрачно-мертвенным, неорганическим, походит на бездушную пещеру, но в воздухе витало нечто, отрицающее полную безжизненность. Это "нечто" нельзя было увидеть, но оно все время ощущалось, как невидимая взвесь в прозрачной жидкости, состоящая из одноклеточных частиц. Оно неощутимо билось о забрало шлемов, протестующе скреблось о плотное покрытие костюмов, хотело просочиться в "скорлупу" своих гостей, но не могло. Ученые и штурмовики уже успели ознакомиться с коварством местной экосистемы. Стоит им отключить кислородные баллоны, насытить альвеолы своих легких этим обманчивым безмолвием, как тихие подмостки тут же вспыхнут, утонут в вихре ярких декораций, и начнется пестрый карнавал, как в Рио-де-Жанейро, проспонсированный их же подсознанием. Чтобы миссия прошла успешно, необходимо тщательно следить за полотнищем этого "психотропного кинотеатра" - оно должно и дальше оставаться скучным куском ткани и не более того.
   Стены и твердь под ногами состояли из чего-то плотного, застывшего, но при этом маслянистого, похожего на воск или на спрессованную пудру. Только выйдя из разрыва, Форестеры сразу начали сбор образцов. Разложив на земле свои, внушительных размеров, кейсы, наполненные всем необходимым, они вытащили лазерный пробоотборник, похожий на хромированный цилиндрический поршень - установка этого прибора заняла не более минуты. Ученые планировали унести с собой как можно больше иномирного материала, чтобы хватило на огромное количество исследований и экспериментов. Сама экспедиция при этом обещалась завершиться быстро. Никаких блужданий от одной темной стены до следующей, никакого изучения пространства и прокладывание путанных маршрутов. Именно поэтому Мария и Терри не нуждались в большом числе своих "защитников" - двух опытных штурмовиков им должно было вполне хватить.
- Я пока запущу, а ты доставай второй контейнер, - обратился к сестре Терри, кивком указав ей на кейс. Мария скупо отозвалась, начав оперативно, но с толикой взволнованности, подготавливать инструментарий.
   Стреттер и Дайс стояли неподалеку от ученых и тихо осматривались, стараясь не мешать их спорой работе. НЕХов вокруг не наблюдалось, да и подача кислорода работала исправно, защищая их от "отравления". Все должно было пройти гладко, как по маслу, пускай Зеркальный мир упорно продолжал ощупывать защитное покрытие вторженцев на предмет хотя бы крошечных лазеек. Ноги, туловища, руки, пальцы, голова.. все тщетно, все наглухо заперто и закупорено. Нейронная сеть протестующе кривилась, недовольно фыркала беззвучным треском, будто бы не веря, что уже знакомые ей представители человеческой расы смогут уйти отсюда безнаказанными и нетронутыми.
- Ой.. твою мать! - вскрикнул и тут же чертыхнулся Терри, не удержав протянутый сестрой контейнер. Вольген и Артур резко повернулись к медикам, но быстро убедились, что ничего серьезного не произошло - подняв выпавший из рук предмет, ученый сразу же продолжил заниматься своим делом.
- Будь осторожнее, - посоветовала ему Мария, на что брат небрежно отмахнулся.
   Дайс не сразу заметил, что при резком повороте головы тот шланг, что был не до конца провернут в пазе его шлема, слетел и повис безвольной трубкой прямо на баллоне за его спиной. Видимо, тот лаборант, что был ответственен за их экипировку, прокрутил его не пару раз, как полагалось, а лишь один, после чего отвлекся на инцидент со случайно пролитыми химикатами. Небольшое отверстие на задней части шлема в данных обстоятельствах больше походило на ровный прострел - только вот через него не вытекали бурные потоки крови, а, наоборот, втекала окружающая атмосфера мира. На грани осязаемой радости, на грани неистовой восторженности - наконец-то путь был полностью расчищен. Целая псарня крошечной пыльцы промчалась по зачесанным светлым волосам, скользнула по впалым щекам Инструктора, добралась до ноздрей и окунулась в слизистую, чтобы слиться вниз, вместе с глубоким вдохом, прямо по трахее - в легкие.

   С тех пор, как Артур стал младшим инструктором, его не отпускал один навязчивый, почти зудящий интерес - что происходит в голове у Дайс? О чем он думает и почему так часто улыбается, что было в его прошлом, почему он, при всей своей немногословности, всегда как будто говорит чуть больше, чем озвучивает? Почему, даже ответив прямо и открыто, оставляет чувство недосказанности? Что должно творится в голове таких людей? Какие мысли и какие чувства, какая подноготная у действий и поступков - то крайне странных и непредсказуемых, то донельзя уместных и как будто бы просчитанных на сто шагов вперед? Стреттер жаждал получить ответы на свои вопросы, предвосхищая, видимо, что вместе с ними сможет обрести заветный ключ к тому, как стать.. таким же? Или уже нет? Возможно поначалу так и было. Полная противоположность его безумного отца - разумность и рациональность, сухая сдержанность и здравомыслие, прекрасный пример того, каким мог стать Артур, чтобы уничтожить даже малую похожесть на своего родителя. Но со временем это стремление немного видоизменилось. Пропали глупые надежды стать чьей-то тусклой копией, закончились попытки повторить чужой оскал в зеркальном отражении, исчезла вера в то, что он осилит эту роль и, в новом амплуа, ловко обогнет капкан ошибок, некогда допущенных Стреттером-старшим. Младший штурмовик был абсолютно убежден, что его курс ничуть не изменился, что он все так же расшифровывает мимику и жесты Дайс лишь для того, чтобы почерпнуть из этого нечто полезное, хотя в истинном мотиве он не решился бы признаться даже самому себе.
   Когда Вольген нажал кнопку на своем защитном шлеме, дабы тот сложился округленными пластинами и упаковался под затылком, оставив только черный респиратор, Артур не поверил собственным глазам. Неужели Дайс забыл о всех инструкциях и предостережениях? Он же вдыхает этот "живой" воздух, позволяет миру управлять своим сознанием - зачем он отказался от подачи кислорода? Разум трубил тревогу, утверждая, что старший Инструктор либо не в себе, либо стал жертвой форс-мажора, но убежденность в том, что он не допускает промахов и не совершает необдуманных поступков, сковала Стреттера немым оцепенением. В голову закралась извращенная идея, что, возможно, все не так опасно, как им говорили? Если Вольген не боится, может, ему известно нечто большее об этом мире? Нечто засекреченное? Штурмовик собрался подать голос, спросить коллегу, все ли с ним в порядке и зачем тот отключился от баллонов, но Дайс резко растоптал зародыши его вопросов, опустив широкую ладонь прямо на его плечо. Как будто бы еще секунда - и Артура сдержанно похвалят за хорошую работу. Или расскажут что-то по-секрету. Или..
- Дайс..? - сорвалось с губ Артура, когда он ощутил, что пальцы Вольген ловко прокарабкались за его голову и шустро прокрутили шланг, заставив тот мгновенно отстегнуться. Стреттер тут же задержал дыхание, чтобы не впустить в себя "отраву", сделал шаг назад, пытаясь отстраниться, но тут же получил удар под дых, заставивший его согнуться и рефлекторно втянуть воздух в легкие.

     
- Он никогда не узнает.. Ведь иначе он убьет меня.. убьет меня.. убьет..

- Серьезно, вставай, прополосни рот или как там у вас это делается..?!
- Отец? Откуда здесь..
- Ты же понимаешь, что все это иллюзия, Артур?
- Он никогда не узнает..
- Дайс? - Стреттер открыл глаза, не понимая, где он находится. В лицо подул прохладный ветер, причем порывисто и сильно, как долгая воздушная пощечина. Он осознал себя в автомобиле, несущемся по какой-то трассе на огромной скорости. Его правая рука и половина головы были высунуты в окно - как если бы секундой ранее он наслаждался чумовой поездкой. Втянув себя в салон, чтобы отдышаться, Артур глянул на водительское место - за рулем сидел Старший Инструктор. Однако что-то в его позе было странным, несвойственным обычному водителю - одна его рука лежала на колене, в то время как вторая упиралась локтем в подлокотник двери. Рулевое колесо крутилось без его воздействий и усилий. Значило ли это, что и тормоз с газом справлялись без нажима его ног? Вольген выглядел спокойно, но притом как-то задумчиво, будто находился в кинозале и смотрел какой-то интересный фильм.
- Что случилось? - растерянно спросил Артур, скосив взгляд на лобовое стекло, за которым бодро развертывалась пустая и широкая дорога, похожая на межштатную автомагистраль. Небо было ослепительно красивым, золотисто-красным, будто кто-то смешал жидкий металл с артериальной кровью. Солнце больше походило на недоваренный и лопнувший желток, растекшийся по облакам. 

- Ненавижу закаты.
- Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что, если я не разгерметизирую твой костюм, то тебе грозит опасность, - усмехнувшись, безмятежно произнес Дайс, словно с ними не происходило ничего экстраординарного. - Теперь-то я, конечно, понимаю, что то было сторонним воздействием, - только сейчас Стреттер подметил, что оба они одеты совсем не так, как были изначально - на них привычная гражданская одежда, брюки и рубашки. Не было ни шлемов, ни баллонов, ни даже респираторов. Будто бы поход в Зеркальный мир им только приснился, а сами они на выходном, отправились в соседний город на черном маслкаре Вольген.

- Он не закрепил его. Слишком отвлекся и забыл провернуть дважды. Это недопустимо.
- Ничего, я сразу понял, что у Вас что-то случилось, - отозвался Стреттер, чувствуя, что напрягается всем телом. Он слышит свои и чужие мысли - они витают в воздухе, как никем не пойманное эхо, отражая то, что царствует в их с Вольген головах. Теперь все полностью открыто, как ему и хотелось, но разве он готов к тому, что Дайс тоже услышит его размышления?
- Черт возьми, я не хочу, чтобы он узнал что-то лишнее. Я не хочу думать, не хочу думать, заткнись, я не хочу, чтобы..
- Сейчас это не главная проблема, Артур, - с бездушной строгостью прервал его Старший Инструктор.
- Мне плевать на твои мелочные секреты. Сейчас главное выбраться отсюда невредимыми. И не навредить друг другу.
- Я понимаю, - Стреттер схмурился, чувствуя укол вины за собственную меркантильную тревогу. - Алекс будто знал, что так случится.
- Тот лаборант. Он еще сказал - что бы Вы ни увидели, помните, что все это галлюцинация..
- Да, только вот этот мир изо всех сил будет пытаться убедить нас в обратном, - Дайс вздернул подбородок, указав вперед, чтобы привлечь внимание Артура к тому, что происходило за пределами машины. Вдалеке, прямо на дороге, замаячил чей-то силуэт. Через несколько секунд он стал отчетливее, принимая очертания какой-то темновласой девушки, ковылявшей им навстречу. Она болезненно держалась за бок, будто кто-то выдрал кусок мяса под ее ребром, и без конца прихрамывала, волоча за собой сломанную ногу. Несчастная выглядела изможденной и убийственно бледной - странно, как у нее вообще оставались силы на ходьбу. Лицо искривлено немой мольбой - она плелась к ним, как к последнему спасению. На ее плече виделась круглая нашивка - и Стреттер сразу же узнал ее. Эмблему ELM.
- Ахахахах, прекрасно, просто чудесно, - будто бы узнав незнакомку, с зычным довольством произнес Старший Инструктор, тут же выпрямляясь, чтобы взяться за руль. Его колено дернулось, видимо, вдавив педаль - и автомобиль действительно ускорился.
- Что Вы хотите..? - Артур тут же понял, что задумал Дайс. И это понимание повергло его в ужас.
- Он хочет ее задавить? Зачем? Пусть она ненастоящая, но, черт возьми, зачем..?

- Я знаю, что убил ее, я знаю, я знаю, ахахахах, и сделаю это еще раз, сука!
- Дайс! - крикнул Стреттер, сунувшись к чужим рукам, чтобы вырулить машину на обочину, но было уже поздно - от капота до девушки-агента осталось не больше метра. Последнее, что Стреттер смог увидеть - ее испуганное и изуродованное лицо, все перебитое, с содранными лоскутами кожи. Ее губы тихо и смиренно прошептали:
- Вольген..

Отредактировано Wolgen Deiss (21-10-2019 04:06:57)

Мозг Артура подвергался беспощадному насилию. Он не хотел верить в то, что чувствовал и видел, но Зеркальный Мир, узурпировав его извилины, понажимал все кнопки, опустил все рычаги, подкрутил все регуляторы, и без конца плевался острыми сигналами, слишком уж правдоподобными, чтобы в них не верить. Стреттер был распят перед целым океаном из голов и лиц, причем детально "прорисованных" - все были абсолютно разными, можно сказать уникальными. Каким образом в его подсознании уместилось столько самобытных личностей? Он не помнил даже треть из них, а тех, которых помнил, вряд ли бы узнал. Сердце принялось отплясывать чечетку, комкаться внутри и снова раздуваться, омываясь волнами адреналина. Да, все это лишь галлюцинации - разумом он это понимал, но организму было все равно. Тело, как доверчивый ребенок, принимало все за чистую монету - поджималось, напрягалось, готовилось к сражению или же бегству. Студёный ветер продувал материю одежды и хлестал по коже, попутно наполняя легкие Артура осенней обреченностью. Еще раз оглядевшись, мужчина обнаружил, что на сцене он один - рядом не было точно такого же огромного креста, на котором мог висеть Инструктор. Видимо, Вольген настигла совсем другая участь, но где он сам? Неужели его бросило прямо туда, в эту толпу, откуда он сейчас любуется на жалкие потуги Артура сохранять спокойствие?
- Эй, Элгар, получай! - вместе с возгласом из душной массы вынырнул темный остроугольный предмет. Когда он жестко вмазался в край деревянной перекладины, заставив перекрестие нервозно вздрогнуть, Артур понял, что в него только что бросили тяжелый камень. Его предплечья тут же напряглись и натянули путы, но это лишь усугубило боль и дискомфорт. Он не сможет выбраться без чужой помощи. Эти пароксизмы можно только переждать, вытерпеть каждую сцену в этом безумном фильме - любое физическое сопротивление будет бесполезным. Но, может, у него получится противиться хотя бы мысленно?
- Вот же.. Я не Элгар, хватит думать об этом.. хватит думать..
   От толпы начало разить едким гневом и агрессией. Она сочилась гнойным перешептыванием, негодованием и извращенным предвкушением расправы. Следующий снаряд попал прямо в колено Стреттера - с внезапной меткостью, словно кувалдой по кости. Мужчина стиснул зубы и натужно промычал, а после сильно поджал губы, стараясь разубедить свои обхитренные рецепторы. Это неправда, неправда, неправда! С его ногами, с ним самим все будет хорошо, ему лишь кажется, что там что-то сломалось или треснуло, на самом деле все в порядке. В порядке. Пусть мозг не верит в это, но рассудок - должен. Артур все еще в Зеркальном мире, а рядом с ним ученые - Мария и Терри Форестеры, просто он не может их увидеть. Они наверняка заметили, что случилось с их штурмовиками. Это скоро завершится, оборвется, улетучится, как гадкий сон. Очередной удар, теперь уже в плечо, заставил Стреттора натужно рыкнуть, выплюнув клубок самовнушений.
- И чего ты добился, Элгар?! Они что, были виноваты в том, что у тебя поехала крыша?! Ты хоть знаешь, как они страдали от ожогов, больной ублюдок??!!
- А вы.. чем вы лучше, придурки.. дай вам только повод, сделаете то же, что и он, только под предлогом праведного гнева.. Он хотя бы не оправдывал свое безумие..
   Разумеется, Артур даже не пытался обратиться к этой дикой псарне вслух. Они все равно его не услышат, не образумятся, ведь они - безмозглая массовка, выполняющая алгоритм запрограммированных действий. Они ругаются, швыряют в него камни, воют, улюлюкают, как если бы действительно существовали, но проведи по ним ножом - и обнаружишь мятый плюш и тонкую, из спаянных нейронов, леску, за которую активно дергает его же память и Зеркальный мир. Последний камень озверело сотряс челюсть. В голове мгновенно зашумело, а мир волокнами порвался в нескольких местах. Стреттер поперхнулся кровью, а после сплюнул вниз какой-то плотный сгусток, фаршированный осколками его зубов.
- Там тебе и место! - штурмовик хотел проигнорировать и этот выкрик, но не смог. Открыв глаза, он всмотрелся в бесконечные ряды людей и быстро отыскал свое лицо. Да, это была его точная копия, истинное отражение, только не привязанное к кресту - стоит в толпе, один из тысячи, в темном пальто, с убийственно холодными глазами, с тем выражением, которое казалось отвратительнее остальных. Другие обвинители были наряжены в тупую карнавальную ненависть, пылкую и яркую, увлеченную и вовлеченную в процесс общественного самосуда. Стреттер-младший напомнил сам себе обычного прохожего, которому определенно было, что сказать, но все свои претензии он наверняка оставит при себе. Он бросил самый крупный камень, заявил о своем презрении, но стоял вполоборота, будто бы намеревался развернуться и пойти своей дорогой. Он не палач. Но и не помощник. Он не будет тем, кто довершит расправу, но и не станет тем, кто снимет самого себя с креста. В сторонке, он всегда стоял в сторонке. Ничего не решал окончательно. Обида, глупая, ничтожная, оправданная пережитой болью - и не важно, против чего именно выступал его отец. Артуру ведь всегда было плевать, скольких людей он ранил, когда совершил покушение на Розбери. Ему было все равно, кого он прикончил, а кого отправил в отдел интенсивной терапии - он винил отца не за сам бунт, не за проявленную девиацию, а за то, что Элгар даже не подумал о последствиях для собственной семьи. Будто он никогда и ничем не был им обязан. Получил любовь и от супруги, и от сына, но поставил свой протест и идеалы много выше их любви. Отдал их за пустоту, за шаг, который даже ничего не изменил.
- Если бы ты.. черт возьми, если бы ты действительно смог вколоть ему в спину эту чертову сыворотку, если бы оставил за собой последнее слово, это не стало бы таким нелепым и бессмысленным. Ты бы добился, чего хотел. А ты.. не смог сделать ничего.. Ты даже не получил того, ради чего рискнул всем, что у тебя было. Ты проиграл нас с матерью в слепое казино. И даже не извинился. Даже не..
- Брось еще! - крикнул он самому себе. Его копия развернулась и посмотрела вверх с брезгливым бездушием. - Давай же, иди до конца, - Артур еще раз сплюнул кровью, что хлестала из пробоины в десне. - Ты же ненавидишь меня, так ненавидь полностью. Кишка что ли тонка..,- через миг он усмехнулся и добавил. - ..мать.. твою.
- Давай же.. чего ведешь себя, как маменькин сынок.. Либо прикончи меня, либо помогай, чего ты строишь из себя? Хочешь показать, что тебе плевать на мою участь? Хочешь показать, что тебе нет дела? Я же знаю, что у тебя внутри. Потому что я - это ты. И у тебя намного больше поводов злиться на меня, чем у других. Так давай же, пока я связан. Только заканчивай этот спектакль, мать твою, заканчивай - либо выскажи все в лицо, как мужик мужику, либо прекрати наматывать сопли на палец!
   Артур не знал, кому принадлежали эти мысли. Он был их автором, их сочинителем, но в какой-то миг он ощутил, что обратился к самому себе чуть ли не так же, как это мог бы сделать Элгар. Этого ждал отец, увидев сына после четырнадцатилетней разлуки? Чтобы тот либо наконец-то отпустил обиды, либо не прятал скопленное и невысказанное. Он был бы счастлив, даже если бы Артур решил начистить ему морду. Он бы гордился им даже такой ценой - лишь бы Артур избавился от этого дерьма и наконец-то смог отпустить прошлое. Но его отпрыск повел себя иначе. Снова спрятался внутри своей демонстративной флегмы, сделал вид, что все уже давным давно прошло и ничего не значит. Лелеял свою боль, словно медаль за храбрость. И что в итоге..?
   Копия Артура-младшего замешкалась, как если бы раздумывала, что ей предпринять. Прикончить своего израненного и потрепанного двойника, в котором он видел Элгара, или продолжить начатый путь "на выход" из толпы. Сделав шаг назад, он потянулся руками к волосам, вцепился в них своими пальцами, словно когтями коршуна, а после принялся тянуть их в стороны, попутно издавая сумасшедший вопль. Сначала настоящему Артуру показалось, будто виной тому накал эмоций, но когда он заприметил кровь на голове своей взбешенной копии, то сразу понял, что причины были несколько иными. Стреттер-младший разковыревал себя на части, сжимал в кулаках и рвал свой скальп, как мусорный мешок, в котором крылась отвратительная падаль. В ноздрях зашевелилось что-то гибкое и тонкое, как кончики чьих-то облезлых хвостов. Из рваной раны на макушке, изо рта и из глазниц тоже что-то вылезало и проталкивалось выше, еще выше, к самому небу. Оно разбухало, множилось, росло и вылуплялось, как из мягкой скорлупы, сминало кожу и одежду, пока не показалось полностью - мерзкое чудовище, похожее на НЕХа со множеством конечностей, клыкастых челюстей и жирных извивающихся щупалец. Высотой он был примерно метра три, не меньше.
- Ооо черт, - только и смог произнести Артур, осознав, что эта гадина направилась прямо к нему. Измазанные в дегте лапы грубо отпихивали стоящих на пути людей, толкали их, как перевязанные стога сена - то в головы, то в поясницы, и человеческие массы неуклюже расступались сломанным и шатким домино. - Нет, это уже не мое творение, не нужно мне такой встречи, - Стреттер снова попытался дернуться, но дальше предыдущего прогресса не продвинулся - веревки за это время не ослабли. - Черт, черт, черт...
  Позади штурмовика что-то громко хлопнуло, завыло и с шумом пролетело мимо его ног. Нечто вытянутой формы, как реактивный снаряд, которому придали бешеное ускорение.
- Противотанковый.. гранатомет..? - Артур даже не успел додумать, как стальная капсула, напичканная смертью, настигла НЕХа и утопила его в оглушающем и мощном взрыве, от которого в воздух, словно перепуганные птицы, взлетело несколько десятков оторванных конечностей. Звуковые волны оседлали жар и бумерангом ринулись обратно, к сцене, грозясь вызвать сильные ожоги и контузию. Пространство перед сценой заволокло грозовым дымом. Глянув в сторону, но слыша лишь сверлящий раскаленный звон промеж ушей, Стреттер увидел Старшего инструктора, удерживающего на плече ручной титановый гранатомет. Такая ноша Вольген, как кажется, нисколько не смущала - он просто стоял и скалился, как полоумный, наслаждаясь зрелищем. Даже если бы Дайс что-то произнес в этот момент - Артур все равно бы его не услышал. Он задыхался в гари и осколках чужой крови, однако ему были открыты мысли, что бурлили и плавились в диком янтарном взгляде.
- Ты не представляешь, как тебе повезло, Артур. Ты увидишь самую лучшую бойню за последнее тысячелетие.

Отредактировано Wolgen Deiss (24-10-2019 22:03:11)

Комната, в которой они находились, была иллюзией рассудка. Бездушного и чем-то явно обделенного, но все-таки рассудка, что держался на вертикалях ровных стен, исписанных поставленными целями. Могло создаться впечатление, как будто буквы, аккуратно вписанные в клеточки кроссворда, были единственной опорой потолку, не позволяющей ему сомкнуться с полом. Распахнув окно, Вольген нарушил герметичность замкнутого помещения. Он не хотел этого делать, прекрасно понимая все возможные последствия, но не мог сопротивляться внедренной в него убежденности, что сделать это - жизненно необходимо. Стоило раме раскрыться, как разум моментально затопило помешательством, долгое время скрываемым от самого себя. И все, абсолютно все начало ломаться и раскалываться вдребезги. На сотни мелко нашинкованных секунд, хаотично перемешанных в один уродливый мыслительный процесс. Границы двух рассудков стерлись, заразив друг друга подсознательным. Но одно из них оказалось много ядовитее. 

   Идея, замкнувшаяся сама на себе. Мысль, жрущая сама себя подобно уроборосу. Зацикленность. Зацикленность. Зацикленность. Можно ли думать об одном и том же десять лет подряд? Без передышки, без просвета, без ремиссии. Глаза слегка приоткрываются - еще сонные, еще заспанные - и тут же расширяются, когда в глазницы прорываются изголодавшиеся за ночь змеи. Они проедают путь до мозга, заполняют его собственными кольцами и начинают шевелиться в черепной коробке одним пульсирующим комом. Ты ни секунды не думал не об этом. И ни секунды не подумаешь. Твое существование - всего-лишь средство достижения. Твой пульс - всего-лишь импульс маленькой электростанции, за счет которой ты вбиваешь буквы в мелкие квадратики, чтобы в тщательно расчерченном безумии произошло отгаданное слово. Когда ты впишешь каждое, ты сложишься вместе с газетой и будешь брошен в урну. Кроссворды не хранят на полке. Их не перечитывают перед сном. Их не хранят в библиотеках. Заполненные, они лишаются всякого смысла. Они забываются и комкаются, становятся куском испорченной бумаги, которую не жалко выбросить.
   Понедельник. Вторник. Среда. Четверг. Пятница. Суббота. Воскресенье. Понедельник. Вторник. Среда. Суббота. Вторник. Пятница. Понедельник. Четверг. Воскресенье. Среда. Суббота. Пятница. Вторник. День. Еще месяц. Еще год. Еще тысяча лет. Еще десять тысяч. Еще миллион. Еще. Еще. Еще.
   Ты ненавидишь сновидения, потому что не находишь в них покоя. Нет, они не плохие, не хорошие, не какие-либо еще, но они ничем не отличаются от бодрствования. Ты точно так же связываешь сотни нитей - одну с другой, одну с другой, одну с другой. Ничто не может оставаться неподвязанным. Если есть даже крупица информации - ее нужно куда-то примостить, пристроить, приютить, словно бездомное животное. Все должно быть брошено в общую топку и сгореть, чтобы жаровня никогда не остывала. Ты же понимаешь, что без прогресса нет смысла делать вдох - даже один. Ты сделал все, что мог? Ты уверен, что сделал все, что мог сегодня сделать?
   Нейронные соединения раскалены, словно вольфрамовая нить. И каждое из них насквозь пронизано истошным криком, которому не суждено стать звуковой волной. Что еще можно сделать? Что еще? Люди перестали быть людьми. Что ты умеешь делать? Чем ты можешь быть полезен? А ты? А вы? Знания, умения и связи - синонимы телесной и моральной привлекательности. Невыгодных людей не существует. Для тебя. Они становятся тусклыми призраками с размытым контуром и важностью. Не забывай делать вид, что слушаешь их. Не забывай делать вид, что умеешь общаться с недействительными.
   А еще не забывай улыбаться. Потому что это - счастье. А ты - самый счастливый человек на свете. У тебя все лучше всех, все превосходно, все прекрасно. Особенно, когда все плохо. Ты существуешь в двух местах одновременно - под землей, в могиле, и прямо на ней, у самого надгробия. Гниешь внутри и танцуешь снаружи, разлагаешься с одной стороны зубов и празднуешь с другой. Атрофия жалости к себе дошла до терминальной стадии. Жалость - это ручной тормоз. У пущенного в цель снаряда не предусматривались тормоза - он летит, пока это возможно. Ты когда-нибудь думал о том, что произойдет, когда тебя не станет? Если что-то случится не по плану, не по твоему умыслу - и ты подохнешь не по расписанию? Облегчение? Это будет досадное облегчение. Ты не узнаешь, чем все завершится. Но ты сделал все возможное, чтобы детально прописать сценарий. Ты не зря скормил воспитанникам свое время - они отработают его, даже если над ними не будет надзирателя. А он над ними будет, ты ведь и об этом позаботился. Пусть только попробуют не сделать то, что обещали в случае твоей внезапной гибели - отправятся туда же следом за тобой. Тебе не жалко их? А разве есть возможность пожалеть?
   Сострадание, сочувствие, эмпатия - это неплохие амплуа. Они тоже могут быть полезными, если люди их не ожидают. Проявляй, когда это уместно, делай вид, что можешь еще что-то чувствовать - и еще одна веревка будет связана с другой. Та личность, которой стыдно за тебя, та личность, которой больно видеть то, что ты творишь - это и есть та часть, что делит гроб с червями. Барабанит о гнилую древесину остатками хрупких костей, а до тебя доносится лишь ее слабый отголосок. Ты не тот человек, которому еще хоть сколько-нибудь важен его моральный облик. Кредо и принципы из прошлого размолоты в труху - ты продал душу сам себе. А за желаемое нужно заплатить - иначе как ты доберешься до финала? Мир отомстит тебе, когда отомстишь ты сам. Тебе обязательно воздастся, причем сполна, но лишь тогда, когда все завершится. Потом ведь ты умрешь? Потом-то ты себе позволишь сдохнуть? Обещаешь?
   Ступень, еще одна, еще одна. Живешь на лестнице, не зная ровной плоскости. Когда ложиться спать, чтобы через пять часов ты был в состоянии решать задачи? Какую пищу потреблять, чтобы замедлить процесс старения и приближающейся немощности? Как нагружать свой мозг, чтобы он как можно дольше прослужил тебе? Ты ведь не знаешь, когда это случится. Когда наступит день, когда все скопленное тобой пригодится. Завтра? Через год? Еще через десятки лет? А может - никогда? Разве есть какая-нибудь разница? Ты делаешь уже не потому, что веришь, а потому что по-другому не имеешь права. Отказываешь себе даже в сущих мелочах, способных даровать хотя бы крошечное облегчение. Ничего не делается ради удовольствия, потому что удовольствие никогда не было и никогда не станет для тебя мишенью. Нужно просто шевелиться в одном и том же направлении - раз за разом, раз за разом. Нижние ступени исчезают - тебе нужно подниматься, иначе ты провалишься в самоубийство. Ты сделал все, что было в твоих силах? А сегодня - все?
- Это невыносимо, я не могу больше..
        - Я не могу больше..
                    - Не могу больше...
- ..могу больше.
- Я могу больше.
- Я могу сделать намного больше!!     
- Это превосходно, я могу сделать намного больше чем уже сделал!                 

   Остроносая туфля вдавилась в подоконник, позволяя Дайс сгруппироваться перед тем, как выброситься из окна - в тот мир, в котором тлели все его стремления. Пальцы подцепили крайнее из слов, написанное на стене, сцапали его, как припечатанную ленту, и потянули за собой - туда, в обрыв из липких мягких тканей. Квадраты заскользили следом, как вагоны поезда - местьаутоиммуннаяинфециябиооружиеуникальныйпрепаратагентыэльма.. - словно резиновый канат, предназначенный для банджи-джампинга. Артур таращился на это, не зная, как он может не последовать примеру Вольген. Он даже не успел понять, что почти полностью сошел со своего ума и пересел в другой ум, полный злокачественной устремленности. Нет ничего важнее этого момента, нет ничего важнее цели - хоть начисто забыться, хоть абсолютно спятить, хоть подохнуть. Его собственные мысли оказались слишком уж здоровыми и невесомыми - их перекрасило и раздавило прессом из чужих, из-за чего Стреттер лишился какого-либо самоощущения. Ты сделал все, что был способен сделать? Да, конечно, все было готово - и он кинулся следом за Инструктором, прекрасно понимая, что встретит и увидит за пределами той комнаты, от которой почти ничего в конечном счете не осталось. Он умрет в этом бою. Умрет, как обособленная личность, помнящая, кем она является на самом деле.

Отредактировано Wolgen Deiss (09-11-2019 11:01:25)