Миссия 103, Мир Топи
Преображение отправило агентов раздобыть образцы тканей недавно обнаруженного НЕХа Кротуса для изучения. Требуется кусок как минимум одного щупальца, лучше - двух разных. Уничтожать НЕХа необязательно, главное как можно быстрее после отсечения доставить образцы в лабораторию.

Миссия 107, Доминикана
На побережье на довольно большом расстоянии друг от друга были найдены трупы двух Когтецов, когда нашли третьего - он еще вяло шевелился, но к прибытию агентов тоже умер. Местонахождение разрыва неизвестно, людей не эвакуировали, так как нападений НЕХов не было. Нужно убедиться, что живых НЕХов не осталось, найти и закрыть разрыв. Также стоит убедиться, что разрыв был только один и что поблизости нет НЕХов из того же или других миров - ведь нет гарантии, что Когтецы ранили друг друга сами.



Телеграм-канал Agency ELM

Наша тема Объявления от администрации!

[12.01.20] Появилась новая игра, визуальная новелла по миру Эльма! К вашему вниманию представляем ELM AGENCY: SHORT DATING SIMULATOR!

ELM AGENCY

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ELM AGENCY » Альтернатива » Burn, baby, burn


Burn, baby, burn

Сообщений 1 страница 30 из 135

1

BURN, BABY, BURN

https://i.pinimg.com/originals/5e/f1/08/5ef1087a46541cd83a7cad5a07b49652.jpg

В этом мире полным полно ведьм и прочей нечисти. С нею может справиться только великая инквизиция, попасть в ряды которой великая честь. Пистолеты заряжены, клинки начищены, псы Господа идут по остатки душ темных тварей. Amen.

Участники: Ivo Wald, Cillian St. Clair

Локация: альтернативная современность

+1

2

Альва медленно, расслабленно выдыхает дым, позволяя привкусу вишни осесть на своих губах. Он не чувствует от никотина удовольствия, но почему так происходит – разобраться не может до сих пор. То ли дело в том, что организм слишком сильно адаптировался к этой отвратительной привычке смертных, то ли дело в том, что ему в принципе сложно чувствовать удовлетворение от чего-либо с тех самых пор, как он способен стал себя осознавать.

Пепел оседает на паркетный пол под ногами, и его это ничуть не заботит. Гораздо интереснее смотреть с высоты тридцатого этажа на огромный город, что постепенно погружается во тьму ночи. Солнце еще не до конца скрылось за горизонтом. Солнце еще бросает длинные, изломанные тени на улицы. Однако совсем скоро власть дня сойдет на «нет», и настанет их время.

Впрочем, в отличие от всяких низших проявлений зла, Альва никогда не ощущал дискомфорта и при солнечном свете. Как и упадка сил не ощущал. Не слишком приятно – это одно. Проблемно – совсем другая градация, и она совершенно точно не про Альву.

Сигарету он тушит в пепельнице на рабочем столе. На часы, скрытые рукавом рубашки, идеально пошитой по фигуре, даже необходимости смотреть нет. Чувство времени, выработанное за многие столетия, не подведет. И сейчас оно подсказывало, что до назначенной встречи оставалось совсем немного времени. Как раз, чтобы добраться до ночного клуба, где столик забронирован еще несколько минут назад.

Альва чувствует себя на своем месте. Альва чувствует себя хозяином если уж не этого мира, то этого города – точно. И даже периодически маячащая на горизонте Инквизиция заботит его очень и очень мало. Просто потому, что он уверен – на все 100% уверен – что его прикрытие идеально. Никто и никогда за годы, что он живет в этом городе, не мог бы обвинить его в том, что он связан с той стороной. А тех, кто рискнул бы это сделать, Аьва бы лишь публично высмеял, даже побрезговав марать о них руки.

В конце концов, пускай Инквизиция охотится на тех, кто им по зубам. Сил скалить зубы на высшего демона – в этом Альва также уверен, как и в идеальности своего прикрытия – у них попросту нет, хотя ресурсами они не обделены.

Альва пренебрегает возможностью сесть за руль и добраться до клуба на собственной машине. Решает, что они наверняка будут пить сегодня, и что садиться пьяным за руль ему не хочется. Правда, внутренний голос напоминает о том, что даже если он попадет в аварию, будучи нетрезвым, ничего ему не будет. Но вопрос не в возможности наказания за проступок и не в теоретических жертвах. Вопрос в коротком «не охота», и не более.

Машина представительского класса – секретарша не сплоховала, выбрав идеальный вариант – ждет у выхода из здания ровно в то время, в которое это необходимо. И до клуба они добираются без проблем, несмотря на загруженность на дорогах. Не обходится без использования небольшого количества демонических сил. Буквально чуть-чуть, чтобы поменять линии вероятности, да обеспечить зеленый коридор для машины. Альва не злоупотребляет, рассчитывая все так, чтобы его магия, если называть ее по-простому, не вызвала лишних подозрений. И эта привычка к умеренности – один из столпов его маскировки.

Просто не злоупотребляй, и все. То, чем многие его коллеги грешат, как и положено демонам. То, на чем они попадаются, оказываясь в лучшем случае изгнанными на пару столетий или веков на ту сторону. В худшем они платят за это игнорирование простого правила жизнями. Если, конечно, псам Инквизиции хватает силы на то, чтобы не просто изгнать, но уничтожить.

Клуб встречает пестрой, на первый взгляд, публикой. Стоит, однако, присмотреться, и  становится ясно, что публика здесь тщательно отобрана. Никого лишнего. Нет тех, кто мог бы вести себя слишком вызывающе, нет тех, кто напьется до беспамятства, да устроит отвратительную пьяную драку. Слишком тщательный отбор клиентов, прославивший клуб не столько как увеселительное заведение, сколько как отличное место для различного рода встреч.

Его спутник на сегодняшнюю ночь еще не появился, о чем и сообщает вежливый хостес. Альва пожимает плечами – он не удивлен, что приехал первым, потому что специально явился немножко раньше назначенного времени. Ему так было привычнее, и изменять своим привычкам он не планировал. Все что остается – ждать. И Альва ждет, только растравливая интерес к грядущей встрече.

Раньше они общались только через третьих лиц. Конечно, он знает, что увидит перед собой серьезного мужчину лет тридцати пяти, но очно это будет впервые. И придется приложить усилия, чтобы встреча была успешной. Ведь ему так нужна эта информация о том, что творится сейчас внутри Инквизиции.

И Альва, увлеченный собственными мыслями, переступив порог комнаты, даже не чувствует подставы. А когда понимает, что что-то не так, становится слишком поздно. Остается только уповать на ту сторону и ее милость, которая порой хуже проклятия.
[nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

3

Поговаривают, что эльфы ушли из этого мира, испугавшись за свою сохранность, поняли, что человечество и, что еще хуже, демоны, уничтожат их, сделают своими рабами, из которых так удобно забирать магию, ведь она - сама кровь детей природы. Хочешь успешно провести любое темное заклятие - принеси в жертву эльфа и ты сможешь уничтожить целый город, проклясть сотни тысяч людей и остаться при этом в живых. Они ушли, забрав с собой тонкие и словно хрустальные дворцы в глубинах лесов, забрав перезвон колокольчиков на ветру, меллорны и надежду на восстановление баланса в этом хрупком мире. Они плотно закрыли за собой дверь, заперев ее множеством замков, чтобы никогда и никто не последовал за ними. Остались лишь единицы, слишком любящие этот мир.

Мать его была из тех, кто остался. И, честно говоря, он не помнил ни ее лица, ни голоса - только тепло рук и тихий звенящий смех. Ему было три, когда ведьмы прознали, что в доме на самом отшибе живет человек и чистокровный эльф. Ему было три, когда он остался совершенно один, а потом был сдан в приют при церкви, потому что родственников не нашлось. Повезло, что ведьмы не вернулись за ним. Может быть дело было в том, что мать заколдовала его уши, сделав их похожими на человеческие, а может в том, что магия в нем совершенно не ощущалась.

Он отказался от прежнего имени, взяв новое, чтобы отринуть прошлое. Теперь его звали Габриэль. Габриэль Вайт, почти как Гендальф, если на то пошло. И за прошедшие годы он даже не подозревал, что каким-то боком относится к эльфам, лишь сетовал, что волосы глупого цвета, да мышцы с трудом накачиваются. Но он старался, мазал лицо средствами для роста волос, чтобы добиться хоть какой-то щетины, проводил чуть ли не сутки в зале, чтобы не казаться хилым задохликом. И человеческие гены наконец-то взяли свое, как и его упорство. В двадцать он смог стать одним из членов святейшей Инквизиции. К тридцати занимал уже один из командующих постов, потому что всегда и безошибочно находил демонов и просто темных тварей среди простых людей. У него просто волоски встали дыбом на руках, когда мимо проходил кто-то из них.

Он бездумно и жестоко уничтожал всех, кто шел против человечества и воли Господа. Пытки не канули в Лету, просто теперь они были чуть более изящны. И когда Габриэль занимался очередным отродьем, оно ломалось, готовое хоть сейчас расписаться во всех существующих грехах, лишь бы это закончилось. Его называли цепным псом, ублюдком, его ненавидели и боялись. Габриэлю было как-то... плевать. Существовала лишь высшая цель, которую следовало исполнить - убить всех выродков, чтобы больше ни один человек не пострадал.

В успешном бизнесмене Вайт приметил демона не так давно и лишь по воле случая: оказался рядом, когда шел по своим делам мимо какого-то открытого выступления, где вдохновленно вещал в микрофон мужчина в костюме, стоившим как любимый пистолет Габриэля. Ватикан предложил не вмешиваться, но Габриэля не зря звали цепным псом: он смыкал челюсти и не отпускал - не лая, не подвывая, просто молча вгрызаясь до самых костей. Ему нужно было просто выманить тварь из уютного кабинета туда, откуда ее можно увести, не вызвав возмущение у людей. Все же они до сих пор иногда странно реагировали на задержание.

Сделать это можно было простым способом - дать демону желаемое. Он через множество третьих лиц дал понять, что есть тот, кто готов слить секретную информацию о своей организации, назначил встречу в клубе в комнате, где был потайной выход, договорился обо всем с персоналом. Под ковром скрывалась начертанная клетка, лишающая демонов сил, все углы были окурены специальными травами, а когда мужчина вошел внутрь, то последние слова молитвы были произнесены. В устах Вайта они всегда были в десятки раз эффективнее, чем у коллег по цеху.

Габриэль впечатал демона в стену грубо и без церемоний, с удовольствием слыша треск костей, завел его руки за спину и защелкнул на них крепкие особые наручники. Ни тени сострадания, ни капли милосердия - он обращался с ним, как с конченным отбросом, у которого не было шанса на помилование.
- Ну что, отродье Сатаны, ты хотел узнать побольше об Инквизиции - ты узнаешь. Изнутри. - почти ласково прошептал он на ухо, чтобы потом развернуть и встряхнуть демона и, ухватив того за шкирку и безжалостно разрывая крепкой хваткой ткань добротной одежды, потащить за собой к машине через потайной ход. Пыточная ждала их, впереди был вечер и целая ночь, если тварь будет артачиться. А утром на освященной земле случится обряд развоплощения. И Габриэль очень постарается, чтобы оно было окончательным.

- Будешь рыпаться - развоплощу во имя Господа раньше отпущения грехов, - буднично проговорил Вайт, закидывая обессиленного демона, в котором сейчас сил было как у обычного человека - его молитвы не давали осечек - на заднее сидение служебной машины. - А пока мы едем, можешь вспоминать что и как с кем сотворил, чтобы Всевышний простил тебя. Сэкономишь время нам обоим. Не люблю отмывать инструменты от вашей крови - вязкая, мерзкая, разъедает даже благословленную сталь.

Забавно, что если не принимать во внимание ситуацию, можно подумать, что это беседа двух старых знакомых - так спокойно звучит голос Габриэля - тихий и немного хриплый от обилия выкуренных сигарет. Машина срывается с места, полиция не имеет права останавливать Инквизицию, чем Габриэль бессовестно пользуется, превышая положенную скорость раза в два. Внутри все поет: опасного демона оказалось легко поймать и он не ошибся - существо точно не человек, чутье его не подводило еще никогда. А сейчас у него даже чуть неровно обстриженные на затылке волосы не шевелятся от внимания твари. [icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/24642.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Верный пес Инквизиции[/status]

Отредактировано Cillian St. Clair (03-01-2020 02:28:24)

+1

4

Когда Альва взывает к Силе, Сила остается глуха к его зову. Одно дело – раскрыть себе зеленый коридор, чтобы пролететь без пробок по улицам большого города. Совсем другое дело – это противостоять Инквизиторским штучкам. Это не просто разные уровни магии – это кардинально разное вложение сил.

Сила остается глуха, и на Альву на несколько секунд накатывает паника. На несколько секунд – пока он не чувствует специфичного запаха трав, что до того был заглушен запахами клуба, пока не видит начертанных на полу узоров – ему кажется, что Сила покинула его навсегда, и что он разом потерял все, чего добивался десятилетиями. И на эти несколько секунд в светло-голубых глазах демона можно даже заметить отблески настоящей паники. И списать их на что угодно.

Впрочем, вопрос еще интересный, что лучше – остаться без Силы жить короткую человеческую жизнь или оказаться в руках Инквизиции. Впрочем, предложи Альве выбор сейчас, и он сам даст защелкнуть на своих запястьях сдерживающие наручники. Это менталитет демона. Лучше быть развоплощенным без права восстановления. Лучше вернуться на ту сторону на неопределенный промежуток времени, будучи изгнанным. Все что угодно лучше, чем навсегда потерять свою Силу.

- Блядь, - коротко резюмирует Альва сложившуюся ситуацию. В этот момент в его глазах уже нет той паники просто потому, что кусочки пазла сложились, все встало на свои места. Только в груди отдает тупой болью от малоприятной встречи со стеной. Альву тянет смеяться – он несколько десятилетий вполне успешно скрывал свою сущность, оставаясь в человеческом мире, занимаясь своими делами. И теперь ему интересно, где же он так наверняка по дурацки прокололся, чтобы теперь оказаться одним из тех, с помощью кого Инквизиция и ее цепные псы гладят свое чувство собственной важности.

- А понежнее как-то можно? - дыхание после встречи со стеной восстанавливается с трудом, и сомкнувшиеся на запястьях наручники, что не дадут колдовать, только способствуют неприятному самоощущению. Альва примерно представляет, что именно его ждет в ближайшем будущем. С демонами здесь не церемонятся. Максимум – сутки, а обычно не более 12 часов на сомнительные беседы, а затем развоплощение на святой земле. Перспективка, как ни глянь, очень такая себе.

А самое смешное было в том, что даже на помощь не позвать, потому что это совершенно бесполезно. Общество привыкло к тому, что Инквизиция порой работает в открытую. Никто не кинется тебе на помощь, если ты обвинен в связи с демонами или в том, что ты сам – демон. На помощь, сочувствие и понимание, которыми можно было бы воспользоваться, рассчитывать не приходится.

Поэтому Альва не унижается и никого не зовет. И не упирается даже, шагая за Инквизитором – что-то в его образе, в его ощущении не дает демону покоя, за что-то будто бы цепляется взгляд как обычный, так и интуитивный – по одному из боковых коридоров клуба. И даже под ноги не смотрит, спотыкаясь несколько раз, когда Инквизитор дергает особенно сильно. Внезапно очень не хочется умирать, не разобравшись, что именно в чужом образе цепляет взгляд.

- О, - оживляется Альва, усмехаясь уголками губ. Ловит темный взгляд Инквизитора через зеркало заднего вида, оказавшись на заднем сиденье служебной машины. – А что, можно пропустить стадию отпущения грехов и пыток и сразу перейти к развоплощению? Так я готов, хоть сейчас! А в машине слабо? – можно подумать, что за бравадой этой скрывает страх. На деле же ему на самом деле любопытно. И не приходилось слышать, чтобы развоплощение проводили вне святой земли. Объективно говоря, Альва подозревал, что что бы сейчас не говорил его успешный охотник, это попросту невозможно.

Руки неприятно тянет из-за ограничивающих наручников. И дело не только в том, что они блокируют Силу, но и в том, что защелкнуты на запястьях банально слишком туго, так что те начинают потихоньку затекать. Вот только Альву цепляет что-то не только в образе Инквизитора, но и в этих чертовых наручниках. И это что-то стучит в голове надсадным набатом.

Спасти может или чудо или удача. Альва больше надеется на последнее, потому что он всегда был чертовски везучим сукиным сыном. Иначе ему не удавалось бы скрывать свою природу так долго.

- Вспомнить грехи, говоришь? – откидывается на спинку сиденья, прикрывая глаза. – А что считать за грехи? Убийство парочки ваших считать? А изнасилования? Хотя ладно, так грязно я давно не играю. А совращение политиков и превращение их из образцово-показательных во взяточников, лжецов и самодуров? – склоняет голову к плечу, улыбаясь издевательски. Знает прекрасно, что дорога будет недолгой. Минут десять-пятнадцать максимум, и за это время стоит если уж не сделать что-то, то хотя бы придумать.

Вот только машина уже тормозит на территории Инквизиции, на святой земле – демон отлично это ощущает. А у Альвы все еще нет даже намека на план. Есть только зацикленность на наручниках, что не дают покоя, потому что ощущаются как-то неправильно – будто что-то в них не так, будто нарушена где-то вязь святого писания и святого узора – да зацикленнось на Инквизиторе.

Он тоже ощущается неправильно. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

Отредактировано Ivo Wald (02-01-2020 23:22:58)

+1

5

Паника на этом холеном лице существа, не знающего ранее лишений, греет сердце Габриэля. Даже опасных демонов можно напугать банальной внезапностью, которая слишком неожиданна для тех, кто живет столетиями. Или даже тысячелетиями? Сколько конкретно этот демон существует?

- Может мне еще тебе ручку поцеловать и предложить проследовать за мной в машину, чтобы распить бутылочку красного вина с шоколадными конфетами пока мы едем в святой оплот? - иронично поинтересовался Вайт у демона, бесцеремонно таща его за собой и цокая языком, когда тот спотыкался. Вообще какая-то на удивление смирная тварь: не кричит, не плачет, не умоляет отпустить во имя исполнения всех потаенных и не очень желаний, даже не падает на попу ровно и не ждет, пока его понесут на ручках. Приятно иметь дело с такими демонами, всегда бы так.

Он задумчиво смотрит в зеркало, встречаясь с прозрачно-голубым взглядом. Смирная и уверенная в себе тварь, такое чувство, будто все идет по плану этого бизнесмена. Габриэль даже проверяет наличие хвоста за собой и потом успокаивается - чисто. Никто не стремится спасать демона, так почему же он спокоен? Или это лишь маска, скрывающая страх? Что ж, если он боится, будет только легче разговорить и уничтожить.

- Отпустить грехи я могу и без пыток, я же не садист. - соглашается Габриэль, проворачивая руль. - Это ваша братия почему-то всегда упорствует и не хочет рассказывать о своих деяниях. - он поворачивает к нему голову, когда они все же останавливаются на светофоре, который он решил не проезжать - все равно святая земля близко. - Так хочешь поскорее перестать существовать?

Голос звучит кротко, как у священника в исповедальне, но глаза - о, глаза Габриэля всегда пугали даже его соратников своей неутолимой свирепостью, яростью, тлеющей на дне зеленоватых глаз. Наверное, обладай эльфы хоть половиной его решимости, их раса не ютилась бы в лесах и не сбежала из этого мира, а была господствующей, жестокой, всесильной, уничтожающей всех, кто замешкался бы на пути. Но они были слишком мягки, как мягка и природа.

Он взъерошивает ежик коротких волос, закатывая глаза, когда демон издевательски интересуется о том, что же считается грехом. Господи, кто вообще придумал эту стадию отпущения, понятное же дело, что души у этих существ не осталось, спасать нечего. Но приходится подчиняться законам, его и так по головке не погладят за самовольство.
- Убийство, растление, ложь, кража, изнасилование - все это считается. Можешь рассказать в подробностях сколько каких грехов совершил и как сильно в этом не раскаиваешься, мне для отчетности надо. - Габриэль усмехается, въезжая через тяжелые ворота, распахнувшиеся перед машиной. Настоящая твердыня, на территории которой располагается действующая церковь, стоящая веками. - Кстати, из-за нее же я и привез тебя сюда. Надо все запротоколировать, бумажки подписать, разрешение получить, бюрократия, сам понимаешь. Ее же дьявол придумал, верно?

Габриэль уверенно улыбается, он уже изничтожал мелкую шушеру за пределами этого места, поэтому уверен, что смог бы провести обряд изгнания и в машине. Другой разговор зачем, если можно сделать все с удобствами. Он тормозит, аккуратно паркуясь и потом бесцеремонно вытряхивает свою жертву из машины. Демонам больно даже просто находиться здесь, но этот держится молодцом. Видимо, действительно сильный. Высший? Да нет, бред какой-то, высший не попался бы так просто. Но убил же он каких-то охотников...

Все с тем же невозмутимым выражением лица Габриэль тянет мужчину за собой до тех пор, пока они не оказываются в помещении, которое тянет больше на лабораторию, чем на пыточную. Белый потолок с ярким светом, режущим глаза, белые стены, украшенные серебристой вязью молитв. Все слишком белое, сияющее. Непрактично по мнению Габриэля, когда приходится применять крайние меры. Жалко уборщиков, им же потом все снова делать белым и блестящим.

Он сажает демона в твердое кресло, защелкивая короткую цепь на наручниках, задумчиво на него смотрит перед тем, как достать диктофон, а потом разложить на столе футляр, давая возможность как следует рассмотреть его содержимое. Сталь с серебряным покрытием: освященная, начищенная, острая. Габриэль встряхнул небольшую ампулу и радушно улыбнулся демону:
- И вот мы приступаем ко второму акту нашей пьесы. Будешь упрямиться или быстренько подробно опишешь свои грехи и отправишься в уютную камеру ждать казнь? В первом случае ожидание омрачится безумно сильной болью, которая будет сопровождать каждый твой вздох. Во втором случае подождешь в спокойствии. Я даже могу ужин тебе организовать последний за сотрудничество.

На самом деле Вайту совершенно точно не нравилось пытать, пусть занимался он этим со всем рвением. Упиваться чужой болью - удел демонов, его же устраивало их окончательное развоплощение. Но демоны, как и ведьмы, колдуны и прочие почему-то упрямились до последнего, как будто надеялись, что чем больше они потянут время, тем больше шансов, что придет Сатана и спасет их. Не спасал еще ни разу за все время существования Инквизиции.

Он поймал взгляд собеседника поневоле и щелкнул ногтем по ампуле:
- Серебро и освященная вода с небольшими добавками. Как только я вколю это, первые полчаса-час ты даже не сможешь думать от боли. Потом действие начнет ослабевать и мы будем пытаться договориться снова. Если не придем к консенсусу, то процедуру придется повторить, но уже с большей концентрацией. И так до тех пор, пока ты не начнешь петь про свои прегрешения. Раскаяния я не жду - от вас это бесполезно - мне нужен список уголовных нарушений, чтобы закрыть некоторые полицейские дела.

Габриэль удобно сел напротив, включая диктофон, чтобы потом перепрослушать на случай, если что-то забудет. Пока что он давал демону шанс, благо тот показал себя довольно разговорчивым, пусть и ехидным.
- Ах да, и личный вопрос. Почему Ватикан был не в восторге от идеи расправиться с тобой? Ты же слабак даже по внешнему виду. - он пренебрежительно качнул в его сторону иглой шприца, который неспешно доставал из упаковки. Одноразовый, конечно же, Инквизиция заботилась о своих пленниках. - Наверняка прошлых охотников убил лишь из-за счастливого стечения обстоятельств.[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/24642.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Верный пес Инквизиции[/status]

+1

6

Альва все же находит. Находит эту небольшую совсем лазейку, которую и не обнаружишь, не обладая достаточным количеством силы, да опытом. Да и – говоря объективно – наверняка обычно этой лазейки не существует. Вот только ручное производство – тонкое и нередко все же грозящее банальным браком, потому что любой человек не безгрешен. И даже Инквизитор, ведущий машину по улицам города – Альва улыбается про себя – наверняка не без греха за душой, иначе откуда такое рвение служить Господу Богу. В тонкой святой вязи наручников есть брешь. И она – его шанс.

А еще Альва понимает, что ему потребуется время. Время и сосредоточенность, чтобы выпутаться из сложившейся ситуации, да еще и на чужой земле. И стоить это все будет совсем недешево. Но, по крайней мере, он теперь почти уверен, что его не то, что развоплощение не ждет, но и банальное изгнание. Только бы хватило этого самого времени. Остается надеяться, что способности заговаривать зубы он не утратил.

- Не хочу, как и любой, кто жив, - сообщает демон, делая ударение на последнем слове, как ни в чем не бывало. – Просто не люблю боль, так что перспектива этих ваших средневековых пыток меня пугает, - Альва знает, что Инквизиция давно уже отказалась от мер, что использовала раньше. Сейчас пыточные – светлые помещения с хорошей звукоизоляцией, и набор инструментов для их оснащения вовсе не такой разнообразный, как был пару-тройку столетий назад. Но Альва сознательно вовлекает в разговор уже сейчас. Просто потому, что не сомневается, что Инквизитор заметит его попытки, и придется предпринять несколько, как минимум, чтобы получить достаточное время.

Он не говорит о том, что готов подписать все необходимые бумаги, которые ему дадут. Однако это легко прочитать по взгляду, что демон кидает через зеркало заднего вида на инквизитора снова. У того – пронзительно-зеленые глаза, в которых видится отголосок старой силы. Почти потухший, втоптанный в грязь, но все же достаточный для того, чтобы понять, кто перед ним. И становится ясно, почему клетка оказалась такой мощной, почему наручники все еще держат крепко, хоть и имеют в вязи брешь. Становится понятно, несмотря на то, что человек перед ним усиленно гасит в себе все, что может связывать его с той стороной или с теми, кто когда-либо владел другими формами магии.

Тянет смеяться. Будь Альва несколько в ином положении, он бы непременно припомнил Инквизитору, что его место рядом с ним, с Альвой. Не по другую сторону баррикад, потому что стоит коллегам узнать, что он обладает силой, отличной от Божьей, как его нарекут дитем демонов, да сожгут следом за теми, кого с таким рвением сжигал он. Альва ни слова не говорит, ни взглядом ни жестом не дает понять, что понял что-то.

Приходится с силой сжать зубы, стоит только машине пересечь границу святой земли. Обжигает тупой болью, которая только усилится, стоит покинуть салон машины – в этом Альва уверен. Эта боль пульсирует в висках, растекаясь постепенно от головы вниз по телу, добираясь до каждого нервного окончания. Она не из тех, от которых кричал в голос, нет. Она сродни мигренозной боли, что требует от тебя одного: забиться в темное тихое помещение, да замереть в простом желании – чтобы никто не трогал.

Альва ступает на освященную землю, и боль прокатывается теперь уже не сверху вниз, но снизу вверх. Он уверен, что заставь Инквизитор его пройтись босиком по земле, и на асфальте остались бы кровавые следы просто от того, что чертова местность способна разъедать кожу не хуже кислоты. Приходится закусить губу, да надеяться, что выглядит он не слишком уж бледно. Несмотря на место в иерархии, находиться тут все равно невыносимо-тяжело, почти невозможно. И Альва уверен, что любой из высших реагировал бы также с поправками на характер.

Пыточная оказывается именно такой, как ходят слухи. Чертов минимализм, чертова белизна стен, покрытых святой вязью, как и наручники. Исчезнуть отсюда будет непросто, хоть и менее невозможно просто потому, что прямого контакта с кожей нет. На квадратный миллиметр слишком много святого. Альве больно даже дышать и он кашляет, облизывает пересохшие вмиг губы.

- Боюсь, - тянет с почти ласковой насмешкой, все же заставляя себя улыбнуться, да радуясь тому, что темные волосы прикрывают глаза, не давая рассмотреть в них отголоски этой боли: - Описать прегрешения за несколько столетий как-то слабо вяжется с понятием быстренько. Но ты можешь расслабиться. За последние двадцать? – вопросительно вскидывает бровь: - Тридцать? Сколько там срок давности преступлений по современному закону; откровенных уголовных дел на мне нет. Я же, - щурится, очень хочется прикрыть глаза от слепящего света лампы, но руки скованы наручниками: - Слабак, так что это не мой профиль, - повторяет слово в слово, да еще и интонацию почти в точности воспроизводит.

Альва не врет. Он давно оставил откровенную уголовщину демонам помельче и играет на совсем других уровнях. И даже готов рассказать кое-что Инквизитору, пока мысленно распутывает сложную вязь наручников. И, учитывая ту непроходящую боль, что в проблему превращает каждый вдох, дается процесс очень и очень непросто.

- Можешь не вдаваться в подробности. Мы прекрасно знаем, что это такое и как оно работает, - фыркает с долей даже пренебрежения. – Ты никогда не думал, что использовать запугивающие тактики – это низко? – задает он встречный личный вопрос, прежде чем ответить на тот, что озвучил Инквизитор. Подбирает слова медленно, в какой-то момент из-за боли теряясь в тонкой вязи, теряя место, на котором остановился, пытаясь распутать ее.

- Потому что, - демон вскидывает голову, смотрит внимательно в глаза Инквизитора: - Ватикан почти наш, - шепчет так, что слова могли бы и потеряться, если бы не гулкость помещения для допросов. Эти его слова наверняка останутся на пленке, потому что сказаны все же недостаточно тихо. Эти его слова вполне могут даже разозлить Инквизитора, что так уверен в непогрешимости организации, ради службы на которую он положил всю свою жизнь.

Смеется, откидываясь назад. И на долю секунды проглядывает в Альве безумие той стороны. Смех снова переходит в кашель. Альва снова теряет нить вязи, чувствуя, как драгоценное время утекает, как песок сквозь пальцы. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

7

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/24642.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Верный пес Инквизиции[/status]Сообщение о так называемой жизни Габриэль встречает насмешливо вскинутыми бровями. То, что живет, паразитируя на других, а демоны именно этим и занимались, будучи одной огромной опухолью на теле человечества, не имели права говорить, что они живут. Они существуют. И это существование необходимо прекратить так или иначе.
- Не беспокойся, если будешь разговорчивым и хорошим демоном, обойдемся без пыток. - почти как ребенку проворковал он, убеждаясь все больше, что ему попался кто-то довольно странный. Даже не обещает убить и вот это всё, не пытается выкупить свое жалкое бытие, обещая исполнить все желания, познакомить чуть ли не лично с лордом Асмодеем и осыпать золотом без всяческих последствий. Оно же и к лучшему на самом деле.

На самом деле Габриэль даже близко не представляет, как себя чувствуют демоны здесь, на святой земле, что это уже само по себе для них жуткая пытка. Он полагает, что им как-то слегка неприятно, поэтому не видит ничего зазорного в дополнительных муках, пусть и не любит их. Он слышит кашель и наливает в стакан воду - обычную воду в обычный стеклянный стакан, поднося его к губам демона, чтобы тот продолжал рассказывать все то, что знает, не останавливал исповедь.
- Подавился чем-то? Похлопать по спине? - Габриэль придерживает стакан, действуя умело, как опытная сиделка, словно он полжизни провел в лазарете. - И что же в таком случае твой профиль? Что ты делаешь в мире смертных, демон? Не стесняйся рассказывать, мы тут одни и я очень хороший слушатель.

Возможно, они сейчас действительно были совершенно одни в крупном здании, все же время позднее, а оно и так не пользовалось популярностью, демонов и прочую нечисть ловили не так уж часто, чтобы здесь был аншлаг. Собственные интонации в чужих ярких устах кажутся насмешливыми и раздражающими, но он не подает вида, привыкший уже к их манере высмеивать, изливаясь бессильным ядом. Чем еще заниматься, когда в наручниках перед палачом?

- Чудненько, раз ты знаешь, что это и как тебя будет ломать, то мы можем не доставлять друг другу неприятных минут и начать уже таинство исповеди. - он откладывает шприц к стакану и улыбается, чуть подаваясь к нему, положив подбородок на перекрещенные пальцы. - К сожалению, эти тактики против вас самые действенные, поэтому чем богаты, тем и рады.

Он быстро набирает на клавиатуре что-то и принтер запускается, беззвучно выплевывая запятнанные черными буквами листы. Слова демона пробегаются мурашками по коже, поднимая волну раздражения и желания хлестнуть по идеальному лицу плеткой с острыми шариками, чтобы разорвать его в клочья и эти глаза не смотрели словно бы в душу, оценивая ее на прочность. Впервые Габриэль испытывал такое раздражение к своей жертве. Но вместо этого он собирает листы и соединяет их степлером, сохраняя лживое спокойствие, не треснувшее даже от чуждого этой реальности смеха, от которого на кончиках пальцах закололо словно электричеством, а в ушах на миг зашумело.

- Если верить твоим словам, то ты один из высших вплоть до принцев даэдра, если прогнившему Ватикану угодна твоя жизнь, демон. Но вот незадача, высший меня проглотил бы и не поморщился, так что ты пытаешься выдать желаемое за действительное. В принципе, я не удивлен, вы грешите этим довольно часто. - он заполняет бумажки именем бизнесмена, вписывает в графу принадлежности слово "демон" и потом поднимает голову, глядя на него в задумчивости: - Ты демон какого рода? Похоти, желаний, чревоугодия, насилия, еще какие-то эпитеты, чтобы потешить твое эго и бюрократический механизм напоследок?

Он расписывается в конце, оставляя еще несколько граф незаполненными, даже не подозревая, что сейчас каждая лишняя минута играет против него, ведь они в центре святая святых, а демон в мощных наручниках.
- Так вот, Ватикан, который почти ваш, - Габриэль лениво откладывает бумажки, взявшись за шприц и подходя к демону, чтобы потом свободной рукой зарыться в его волосы, заставляя запрокинуть голову, глядя сверху вниз на это молодое, не тронутое временем лицо. На самом деле довольно соблазнительное зрелище, будь он садистом или любителем мужчин. - Имена, пароли, явки, то, чем совратили, то, чем ты им полезен. Я даю тебе минуту собраться с мыслями, а потом вкалываю этот симпатичный и очень едкий препарат. - он освобождает пальцы из длинных волос, брезгливо их вытирая о штанину - неизвестно еще какой истинный облик у этой твари, вдруг там слизь какая-то. И такое случалось.

Шанс того, что демон лжет - 99%, шанс того, что демон знает, что ему не поверят и потому с усмешкой выдает правду - такой же. Ничто не мешает потом немного проследить за теми, кого назовут, чтобы убедиться в беспочвенности возможных подозрений, потому что они возникли, когда ему действительно почти запретили трогать этого бизнесмена. Габриэль мрачно щурится, не представляя даже, как на дне его человеческих глаз снова вспыхивают изумрудные огоньки силы, чувствующей присутствие своего чуть ли не природного врага, являющегося ее отражением.

- Как закончишь петь мне всю правду, отведу в камеру ждать казни, поэтому не тяни время. Ах да, и последнее желание? - спохватывается он, проверяя не попал ли пузырек воздуха в шприц. - В твоем случае это может быть только последний ужин, сам понимаешь, так что не стесняйся, заказывай.

+1

8

Воздух вдыхать приходится мелкими глотками. Так это доставляет меньше боли и практически не провоцирует кашель. Альва уверен, что низшие, попадая сюда, просто напросто выкашливают легкие, а если совсем слабые – могут и вовсе развоплотиться. Хотя таких и нет уже, наверное, в их мире. Не выживают еще до того, как добираются до мира людей.

- Это так мило с твоей стороны, инквизитор, - в голосе елейные нотки: - Просто как бальзам на душу, которой у меня, конечно же, нет, - Альва остро щурит голубые глаза. Если бы взглядом можно было оставлять порезы, один глубокий – смертельный – непременно пересек бы горло инквизитора. Но взгляд на это не способен, да и уничтожать частичку древней силы, которой в мире итак осталось совсем не много, совсем не хочется. Демон просто заставляет себя дышать под счет. На три вдох, на восемь выдох. Не то, чтобы от этого сильно легче, но можно чуть меньше думать об ощущениях тела и чуть больше о вязи, сковывающей запястья вместе с наручниками. 

Альва мог бы разыграть типичного низшего. Мог бы пуститься в предложения всего и вся на свете, заговаривая зубы, отвлекая, суля несметные богатства. Альва этого не делает, потому что уверен, что вязь ему поддастся. Альве хочется посмотреть, как скоро сила, что сейчас принимается за интуицию, даст о себе знать, да намекнет инквизитору, что что-то идет будто бы не по плану. Он уже засек мысленно время, отсчитывая секунды. Потому что не может чужая интуиция смолчать, когда что-то явно идет не так, как должно.

Альва подается от стакана назад, смыкая губы. Пить отказывается. Вода, что простояла так долго в святом месте, просто не может оставаться обычной, и Альве будет очень смешно, если инквизиция этого не понимает. И ведь он не видит в конкретно этом человеке перед собой просто садиста под присягой, которому в удовольствие пытать кого-то, прикрываясь благими целями.

- Благородный, конечно, порыв, но не стоит, - почти шипит, но через несколько секунд берет голос под контроль, выравнивает интонации и тембр. – Сбиваю с пути истинного сильных мира сего. Знаешь же истории про начинающих политиков, которые были такими прекрасными, такими подающими надежды, а затем получили власть и покатились по наклонной? – Альва усмехается самодовольно. Усмехается и думает о том, что ему не жалко рассказать инквизиции все, что угодно. Все равно на расклад деталей понадобится явно не несколько часов в пыточной, а без этих деталей сильно нарушить планы нельзя. Поэтому пускай знают. Знают и боятся сильнее. За свои шкуры, да за шкуры той толпы, что оберегают, якобы, от чистейшей тьмы. 

Впрочем, яда в словах, да в интонациях Альва не жалеет. Мог бы обходиться и без него, но надо же как-то подтвердить, что ты демон. А еще уверить в том, ты слабее, чем есть на самом деле. Просто для того, чтобы подстраховаться, потому что пара лишних секунд никогда не помешает в жизни. Это одно из тех простых правил, что усвоил Альва, выросший среди таких же демонов, как и он. Пусть и с поправкой на принадлежность к высшим, но это обычно вообще не значило, тебя минет стилет под ребро или еще какая-нибудь сомнительная радость. Вся разница лишь в изяществе интриг.

- Предпочитаете действенность сохранению благородства? – демон склоняет слегка голову к плечу в вопросительном жесте. Есть многие вещи, что он не понимает ни в морали людей, ни в морали света в целом. И почему бы не воспользоваться случаем и не обогатить собственные знания. Хочется добавить, что это очень по светлому и очень сильно по-человечески, но Альва только кусает губы, сдерживая очередной позыв закашляться. 

На несколько секунд, пока инквизитор бумаги заполняет, повисает почти тишина. Альва пользуется ей для того, чтобы сосредоточиться на вязи. И сознательно оставляет последний шаг для свободы на последний момент. Уверенность в собственной свободе теперь для него стопроцентная, хоть и придется восстановить силы, прежде чем возвращаться в человеческий мир. А вот когда еще доведется повидать древнюю силу в человеке – вопрос очень интересный. 

- Чисто для общего образования, инквизитор. Высшие не питаются человечиной – это считается дурным вкусом. Да и низшие этим развлекаются именно, а не едят от голода, - Альва следит за движениям инквизитора, за его повадками, не отрывая внимательного, пронзительного взгляда. И чем больше смотрит, тем больше начинает замечать. И плавность некоторых жестов, что людям не свойственна, и сглаженность линий, и еще несколько сотен отличий, что чувствуешь на уровне интуиции, но никогда не опишешь вслух. – Тебе нужна именно специализация, или достаточно будет моего, - Альва хмурится – и понимает, что в затылке от этого простого жеста отдает острой болью –пытаясь вспомнить, как это называется здесь: - Мирского имени? 

Заглядывая в чужие зеленые глаза, в которых все ярче разгораются искорки Силы, Альва облизывает демонстративно губы. Воздух от этого обжигает их только сильнее, разве что ожогов не оставляет, въедаясь неприятно в кожу, забирая еще немного силы. Прикосновения инквизитора к волосам также неприятны, хотя могли бы быть даже соблазнительными, и причина проста: слишком много святости здесь и сейчас. 

- Знаешь, - Альва смотрит внимательно, да уже не таит очевидной насмешки в глазах: - Я, пожалуй, ничего тебе не расскажу. Мне не нравится, как ты просишь, - последний шаг оказывается сделан. Наручники бесполезными побрякушками, что не способны сдержать демона, опадают с запястий, оплавляются. А Альва времени не теряет, в первую очередь лишая инквизитора злополучного шприца. Затем – подается вперед, вынуждая отступить на шаг назад, да ловя за талию, привлекая к себе.

Поцелуй выходит похотливым, кровавым и глубоким, хоть и длится всего несколько секунд. Но просто уйти, не потешив себя чужим разозленным лицом – это выше его, Альвы, сил. И он не отказывает себе в удовольствии. Просто ориентируется немного быстрее, отступая быстрее, чем инквизитор занесет руку для удара. 

- Меня зовут Альва, - улыбается мягко, что совсем не вяжется с нехорошими огоньками в глазах: - Мы увидимся еще, не забывай, - Альва исчезает без спецэффектов, без вспышек, без мерцания и без языков огня. Просто был, и нет. 

Исчезает, чтобы появиться только через полгода и именно тогда, когда инквизитору это меньше всего нужно.  [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

9

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/24642.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Верный пес Инквизиции[/status]Он снова чуть хмурится, получая очередное подтверждение своим догадкам - души у демонов нет. И, наверное, поэтому они так тянутся к чужим душам, пытаясь хоть так заполнить голодную бездну в душе. Звучит поэтично, а на деле зачастую больно и гадко, жутко, потому что каждое желание они извращают до такой степени, что джинам из сказок и не снилось. Даже если попросить дождь из бабочек, они наверняка окажутся ядовитыми или кровососущими. Жаль, что некоторые люди верили, что могут обмануть демонов, составить такое соглашение, где останутся в выигрыше. Не останутся. Ни они, ни их близкие, ни просто друзья. Все так или иначе будут затронуты адским пламенем.

Взгляд вызывает ощущение, мурашками проходящееся по спине. Он был в святом месте, он был в полной безопасности, а тварь рядом не могла пошевелиться лишний раз и все равно по телу словно пустили изморозь, от которой хочется содрогнуться и спрятаться куда-то под одеяло, чтобы все страхи обошли стороной. Неправильное чувство, странное. Габриэлю оно совершенно не нравилось.

Он отставляет стакан в сторону, даже не удивившись отказу пить. Может демон думал, что там серебро, может еще что-то в духе таблетки правды. Взгляд скользит по симпатичному - нет, даже красивому - лицу темного, скучнеет практически сразу. Инкуб, видимо, раз говорит о совращении, пусть и нетипичный. Обычно такие предпочитают быть хрупкими и сладкими мальчиками при богатых папиках, которых толкают во все более темные делишки. Демон же напротив не был, конечно, брутальным шкафом, но и этой противной слащавостью в нем и не пахло. Да и действовал в человеческом мире в одиночку и без спонсирования кого-либо. Загадочно, странно, вызывает много вопросов. Но вместо них Габриэль чиркает в своих бумажках, стараясь выглядеть равнодушным. В инквизиции не очень любят тех, кто любознателен.

- За всех не ручаюсь, но лично я предпочитаю действенность. Благородство следует оставить для того, кто тоже действует благородно, а это не про вас. - холодно отвечает он на вопрос, почему-то испытывая все то же грызущее чувство, становящееся все сильнее, будто он что-то упускает. Будто еще пара минут и произойдет катастрофа, которая изменит абсолютно все. - Да и слова про проглатывание были метафорой. - Габриэль делает вид, что прекрасно знает о том, что каннибализм не практикуется среди высших. - Специализация. Твое мирское имя и так у нас есть.

Он смотрит в нахальные голубые глаза, режущие своей уверенностью, разжимает пальцы и отпускает темные пряди, собираясь сделать шаг назад и вогнать иголку шприца, чтобы впрыснуть освященную жидкость в вены - не убьет, но ослабит, потому что сейчас волосы на затылке встают дыбом. И в итоге Габриэль катастрофически не успевает, оказываясь в неожиданно обжигающих объятиях, чувствующихся словно сквозь одежду. Все, что он может - укусить нагло хозяйствующий во рту язык и получить ответный укус, мешающий их кровь вместе.

Занесенная для удара рука рассекает воздух, Габриэль замирает, ловя взгляд демона и чувствуя, словно время остановилось на удар сердца, будто он находится в сердце бури пока вокруг все крошится и уничтожается, распадается, чтобы собраться заново. Катастрофа произошла и ее последствия неизвестны.

- Альва... - повторяет он окровавленными губами, глядя на место, где секунду назад стоял темный, который, судя по легкости исчезновения, все же не был простым инкубом. А потом разражается громкой и витиеватой тирадой, где упоминается один конкретно взятый демон, десять чертей и один олень.


Прошло полгода и эти полгода сильно ударили по Габриэлю. За самоуправство его сняли с прежнего поста, лишили отряда, сделали рядовым инквизитором, что только сильнее его ожесточило. Он не совершил ошибки, но что-то было не так. Что-то совершенно точно было не так и слова демона о Ватикане не шли из головы, как не забывался и вкус их поцелуя, как будто выжженный каленым железом на губах. Смешно, но за прошедшее время он больше так ни с кем и не поцеловался.

В часовне небольшого городка, закрытой на реставрацию, судя по достоверному источнику обретался выводок вампиров. Гнездо было необходимо зачистить, потому что было найдено уже четыре обескровленных тела. Дело пустяковое, поэтому отправили всего троих. И все же чем ближе Габриэль подходил к церкви, тем сильнее было то самое чувство начала конца, от которого хотелось развернуться на сто восемьдесят градусов и уйти далеко-далеко. Но вместо этого он стиснул плотно зубы, перешагивая через леса.

- Будьте осторожнее.
Как бы Габриэль не отказывался от своей силы, как бы не старался ее не видеть, он все же хранил ее в себе и слышал то, что обычным людям было не слышно - звенящую опасность, наблюдающую за ними из темноты.
- Тут что-то не так, - шепнул он, поморщившись и снимая с плеча паутину, а потом, повинуясь внезапному желанию, поджигая ее зажигалкой, от чего та бурно вспыхнула, а впереди словно послышался недовольный скрежет. - Кокон. Тут висит пустой паутинный кокон, разворачиваемся.
- Прославленный инквизитор боится пауков? - один из напарников усмехнулся и прошел вперед, подсвечивая темноту фонариком.
- Прославленный инквизитор боится... - Габриэль вскинул голову, глядя на дыру в куполе и понимая, что они ровно по центру - заманчивая и подсвеченная мишень. - Нам нужен огонь, срочно поджигайте эту дыру и берегите шею!

Нити свистнули, легко впиваясь в кожу говорливого напарника и разрезая ткани и кости, подтягивая потом обезглавленное тело куда-то в угол, где послышался аппетитный хруст, а потом в поле зрения появилась, наверное, восхитительнейшая женщина в мире, если бы только у нее от талии не росло паучье брюшко. Нить снова запела в воздухе, но обожгла лишь щеку коротким ударом, а глаза низшей демоницы вспыхнули интересом.
- Ты пахнешь солнцем, - тягуче промурлыкала она, наматывая паутину на когтистый палец.
- А ты смердишь трупами, - Габриэль плюнул под ее лапы, вспарывая ладонь и кровью своей очерчивая защитный барьер, пока напарник отбивался от мелких пауков размером с собаку.

А дальше было больно. Хруст и шипение, проклятия и посулы, кровь и лимфа. В пистолете давно кончились патроны, все склянки опустели, а пол обагрился алыми следами. Напарник, судорожно пережавший рану, сидел возле стены, хватая ртом воздух, демоница все еще сучила покрытыми хитином лапами, постепенно замирая и медленно распадаясь в прах. Габриэль отправил зов о помощи своим и поморщился, получив ответ. Еще десять минут. Всего десять минут, главное, чтобы мальчишка, задыхающийся от яда, продержался.

- Тихо-тихо, думай о чем-то хорошем, помощь уже едет, - он подполз к напарнику, отрывая от рубашки длинную полосу и накладывая жгут, пытаясь хоть как-то замедлить распространение яда, - дыши медленнее, чем реже бьется твое сердце, тем будет лучше.

Было даже стыдно от того, что если убрать небольшие ранки и легкую кровопотерю, сдобренную усталостью, он был в полном порядке в отличии от своего почти отряда, один член которого был сожран пауками, а другой - умирал от укусов. Но стыд быстро оказался вытеснен острым ощущением присутствия, заставившим обернуться и мрачно оскалиться.

- Что, твари ходят по паре?

+1

10

После пребывания на святой земле требуется восстановление. После того, как потратил немалое количество сил на то, чтобы взломать освященные наручники с текстом святого писания, на восстановление требуется еще больше времени. Наверное, будь Альва из низших, он бы в лучшем случае не осилил возвращения себе прежнего статуса за короткие шесть месяцев, а в худшем и вовсе поплатился бы жизнью. Просто потому, что та сторона не любит слабаков.

Альве повезло. Нет, не потому что у него есть поддержка, друзья или прочие человеческие глупости. И даже не потому что его слуги – верные (он прекрасно понимает разницу между словами «верность» и «не рискнули»). Просто Альва привык полагаться сам на себя, и положился в этот раз тоже: затаившись на время, дав себе возможность восстановиться, вернуть уверенность в собственных силах и их количестве.

Естественно, крупный бизнесмен, славившийся своими широкими пожертвованиями для различных приютов, поддерживающий некоторые социальные начала, пропадает на некоторое время вместе с Альвой. Не окончательно и бесповоротно, конечно же. Потому что прикрытие просто этого не позволяет. Но сослаться на командировку, плавно перешедшую в отпуск в другом конце мира – ничего не стоит. И даже организовать пару интересных фотографий для жаждущих информации журналистов просто для того, чтобы не забывали.

И только по своему возвращению через почти пять месяцев Альва снова полноценно выходит в люди. Естественно, с отдохнувшим и совершенно довольным жизнью видом, как и положено человеку, который совсем недавно вернулся с пусть и незапланированного, но все же увлекательного отдыха.

И некоторое время – издержки производства, с ними ничего не поделаешь, как говорится – приходится потратить просто на то, чтобы навести порядок в работе. Приходится перепроверить кучу документов, переподписать несколько договоров, кого-то уволить за халатность, а кого-то и наградить за честное исполнение работы: Альва демон, конечно, но прекрасно понимает, за что работают люди и как правильно их мотивировать, чтобы они продолжали работать по-настоящему хорошо.

А вместе с тем – поиск информации. Альва не врал инквизитору про ватикан ни единым словом. Там на самом деле были те, кто служит совсем не свету и совсем не добру. И их было много. И они были готовы давать информацию, пусть и не в открытую. Они были готовы рассказывать, доставать архивы и делать еще тысяча и одно дело за мнимое могущество в мире смертных или какое-нибудь еще материальное вознаграждение.

И нет ничего удивительного в том, что за пару дней Альва знал уже все. Возраст Габриэля, его трагичную – будь Альва мягкосердечным, он непременно пустил бы слезу, читая биографию – судьбу, корни его ненависти к темным вообще и к демонам в частности, и многие другие детали. Наверное, если бы Альва захотел, ему бы даже нашли съемку с квартиры Габриэля, несмотря на то, что камер у последнего в квартире точно отродясь не стояло. Было бы смешно, не будь это так близко к правде.

А еще, конечно же, узнал о бьющем наверняка по самолюбию понижении, узнал о лишении отряда и о возведении в ранг простых инквизиторов. И губы нет-нет, да кривились в самодовольной усмешке от простого понимания: это все из-за него, хотя формально он совершенно ничего не делал. Мелочь, казалось бы, как говорится, а приятно.


Альва не забыл. Мог бы, конечно. Скорее всего, так бы и поступил, окажись у него на дороге какой-нибудь простой инквизитор. Просто подовольствовался бы снятием с должности, лишением привилегий – на его взгляд для человека, который смысл жизни видит в работе, и этого наказания достаточно.

Но Альва не мог забыть. Не этот взгляд, полный сдерживаемой силы древних времен. Он въелся в память, оставил на ней отпечатки похлеще тех, что освещенное серебро оставляет на теле низшего демона. Этим взглядом хотелось обладать. Не важно совершенно, будет он смотреть на тебя с обожанием или с лютой ненавистью. Мелочь, несущественное совершенно нечто.

И Альва – будь он, конечно, глупее и самонадеяннее – явился бы непременно прямо к Габриэлю в дом, предложив ему интересную сделку. Предложив обменять принадлежность на возвращение статуса, на продвижение по карьерной лестнице, если для инквизитора это так важно.

Но Альва не был ни глупым, ни самонадеянным тем более просто потому, что такие долго не живут на той стороне. А еще он узнал достаточно о Габриэле, чтобы представлять, в насколько грубой форме прозвучит его отказ. А отказов высший демон ой, как не любил, а потому решил просто напросто не оставлять возможности выбора.

План родился в голове достаточно быстро. Оставалось только подтасовать все так, чтобы даже развитая чужая интуиция не почуяла ловушки до последнего момента. На это, естественно, требовалось время, но Альва никуда и не спешил. Он действовал методично, подкупая нужных людей, меняя линии вероятности с помощью все той же элементарной магии, помогая там, где это необходимо, да мешая там, где это было нужно ему – представлял, будто играет в шахматы.

У него на примете была одна из низших, которую не было жалко – Альва почти не сомневался в том, что живой с задания ей уйти будет не судьба. Гоношистая, нервная, импульсивная Негана была помехой, которую вместе с тем жалко было просто убить. А вот принести в жертву своему очередному «хочу» - вполне. И Альва легко это сделал, подписав смертный приговор не только низшей с боевой формой огромной паучихи, но и огромному количеству ее подчиненных. А заодно и парочке инквизиторов. Потому что приказ был очень и очень прост: уничтожить всех, кроме Габриэля.

Представление в старой часовне небольшого города было разыграно, словно бы по нотам. Альва наблюдал со стороны, он знал прекрасно, о чем говорит. Единственное, что выбивалось из идеальной почти канвы – это оставшийся в живых Инквизитор из команды, что пришла зачищать часовню. Помимо Габриэля, конечно же. Но и ему жить оставалось совсем недолго: яд Неганы распространялся, неся за собой медленную, мучительную смерть, а противоядия от него не существовало.

Альва появляется в зале также бесшумно, без спецэффектов, как полгода назад исчез из допросной. И чутье не подводит Габриэля. Мрачный оскал встречает обаятельная, мягкая улыбка. Альва выглядит, как и всегда, великолепно, что в окружающей разрухе среди трупов особенно сильно бросается в глаза. В глаза бросаются и собранные в низкий аккуратный хвост волосы, и идеально пошитый костюм, и общая расслабленность, словно он явился не пред очи одного из лучших Инквизиторов Ватикана.

- А ты догадливый. Хотя тут-то тварей было явно больше, чем пара, - Альва подходит без страха. Знает прекрасно, что тех царапин, что оставили его уже мертвые подопечные на теле Инквизитора не хватит, чтобы убить, но будет вполне достаточно, чтобы замедлить реакцию даже того, в чьих жилах течет Древняя кровь. – Он не жилец, ты в курсе? – просто сообщает демон, присаживаясь рядом с Габриэлем и раненным Инквизитором на корточки, пользуясь заторможенностью и коротко касаясь руки Вайта. Используемая магия совсем простая, сродни веревкам, что не дадут сделать лишнего движения. Старая, немного грубая, но работающая безотказно даже на носителей святого слова, если влить в нее достаточно силы. И Альва ее не жалеет, а затем коротким, отточенным до идеальности движением на глазах у Габриэля сворачивает шею еще живому Инквизитору.

- Спи, - улыбается, касаясь чужого лба губами и вновь вливая в паутину магии достаточно сил, чтобы перебить защитные святые слова.


Габриэль очнется только через пару часов. Очнется и не узнает окружающего пространства. А еще не сможет пошевелиться. Окончательно из забытья выдернет рука Альвы, царапающее скользящая по груди. Демон сидит рядом совсем, на краю кровати без страха, задумчиво рассматривая Инквизитора, что попался ему в плен.

- Ты в курсе, что грех прятать древнюю кровь под такой горой мышц? – тянет Альва мягко, пальцами с длинными аккуратными ногтями впиваясь под ребра, позволяя крови окрасить в красный свою кожу, кожу Гаюриэля, простыни. – И да, не пытайся дергаться, магия не позволит, а если будешь усердствовать, еще и больно сделает.
Коротко смеется, ловя взгляд чужих зеленых глаз. И демонстративно подносит руку к губам, слизывая с пальцев кровь.
[nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

11

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/24642.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Верный пес Инквизиции[/status] Настороженность в глазах Габриэля напоминает холодную ярость бойцовских собак, следящих за подходящим к дому хозяина чужаком, чтобы выпрыгнуть и молча напасть в тот момент, когда будет пересечена невидимая черта. Он поудобнее перехватывает запачканный паучьей гемолимфой серебряный нож, у которого уже отломан кончик, а лезвие порядком разъедено и поцарапано хелицерами. На пистолет Вайт полагался больше, но патроны кончились, не осталось даже одного, чтобы пустить его себе в голову в случае окончательно проигрышной ситуации. Почему-то с каждой секундой двигаться все тяжелее, как будто паучиха все еще жива и оплетает его тонкими нитями, тянущими к полу. Но ведь его вроде бы не кусали. Или кусали, но ничего нигде не пухнет и не горит, как у несчастного напарника, скребущего ногтями по полу от боли.

"Почему ты здесь, чертов демон? Катись в свое измерение и там верши свои темные дела!" - раздраженно думает он, пытаясь прикрыть хрипящего мальчишку собой, но на деле пошевелившись лишь на несколько сантиметров в его сторону. И эта идеальность Альвы, его чуждость заляпанной кровью часовне, его приятный запах, кажущийся подарком после вдыхания гнилости этого воздуха, раздражают еще сильнее и в то же время вынуждают надеяться, что демон сжалится и подарит ему хотя бы одно желание, пусть и в обмен на душу. Она все равно у него не попадет в рай, не после всего того, что Габриэль сделал во имя святейшей инквизиции, не после этих многочисленных пыток и греха гордыни, которому он был подвержен, пусть и пытался замолить его, забить во время самобичевания.

- Спаси его, он же совсем зеленый, - пусть Джейк и не был никогда в его отряде, пусть Габриэль и не знал о нем практически ничего, но он свято верил в то, что жизнь человеческая - бесценна. И если он, прилично уже поживший, опальный инквизитор еще мог умереть, то глупый мальчишка имел право на жизнь. На семью и детей, на светлое будущее, на все то, что растворилось в пустеющих агонизирующих глазах, когда Альва свернул шею прямо на глазах Габриэля, внутренне дернувшегося и взглянувшего с неизбывной ненавистью на демона: давно лелеемой в душе, яростной, острой, как клинок дамасского меча.

- Чтоб тебя ангелы на копье насадили, тварь, - успел еще выплюнуть он гневно, пронзая Альву взглядом, в котором улавливаются отголоски силы, очнувшейся от близости своего давнего врага. А потом бессильно упал прямо в руки демона, засыпая почти мгновенно и не чувствуя уже ничего, особенно болезненной вины за то, что опять не смог кого-то спасти.

Ему снятся ласковые прикосновения тонких пальцев, звенящий колокольчиками на ветру женский голос, зовущий его по имени - другому имени, далекому от нынешнего грубого "Габриэль", забытому три десятка лет назад. Он хватается за длинные золотистые волосы и ловит воздух, тянет руки к тонкой фигуре и не может дотянуться, не может даже просто разглядеть лицо, просто зная, что краше его на свете уже нет и, наверное, не будет. Позади же его обхватывают когтистые руки, царапающе-ласкающе проводящие по груди, заставляющие содрогнуться от гадливого омерзения, утягивающие во тьму от этого теплого света. А потом он просыпается, резко распахивая еще более зеленые, чем обычно, глаза и глядя в незнакомый потолок, не похожий ни на его собственный, ни на потолок в обители инквизиторской. Воспоминания возвращаются фрагментами, неохотно складываясь в одно целое: паутина, паучиха, смерть напарника, демон, мерзкий хруст сворачиваемой шеи, влажно отозвавшийся в ушах. И Габриэль мрачно сопит, скашивая взгляд на Альву и пытаясь дернуться и заехать ему по идеальному проклятому лицу, чтобы сделать его не таким идеальным. Увы, шевельнуть получается только самыми кончиками пальцев и то это отзывается в теле тянущей болью.

Первое, что делает Габриэль - матерится. Витиевато, отчасти даже красиво, посылая Альву уже даже не на рандеву с десятью чертями и одним козлом, а на массовую оргию с целым серпентарием, в завершении которой сам Люцифер приложит свои копыта и массивный член. Все это Вайт выдыхает слитным предложением, а потом сдавленно шипит от боли, пронзающей кожу. Ощущаются горячие капли, стекающие вниз по бокам, а еще очень не хватает одежды, пусть и грязной после недавней схватки. Впрочем, кто вообще оставляет своих жертв одетыми, когда собирается пытать?

В том, что его будут пытать, Габриэль не сомневался, все же он совсем недавно был не последней фигурой и мог рассказать много всяких полезностей. Мог, но не стал бы, конечно, предпочитая, скорее, откусить свой язык и умереть от кровопотери, чем выдать секреты своей организации. И боли он не боялся. Орал бы, конечно, когда она станет невыносимой, но умолять о чем-то и предавать ради прекращения пыток тоже даже не подумает.

- Какую, нахер, древнюю кровь? - наконец осведомляется он почти спокойно, делая вид, что каждый день просыпается в постели демонов, которые разрезают его кожу без помощи ножей. Слова задевают за живое, особенно если учесть как долго Габриэль наращивал эти самые мышцы и обрезал волосы, то и дело норовящие вырасти на пару сантиментов за жалкую неделю. Потом это как-то успокоилось в нем, словно уснуло, загнанное в самую подкорку, и он смог зажить нормальной жизнью среднестатистического старательного инквизитора, у которого просто чуть лучше, чем у остальных, получаются изгнания и обряды очищения.

Он смотрит на то, как язык скользит по изящным пальцам, окрашенным в алый, не замечая, как его взгляд становится еще более пронзительным и острым, практически бушуя той самой дремлющей силой, которой все это время словно не хватало лишь какого-то толчка, готовой перелиться в любой момент из хрупкого сосуда, неспособного из-за своей грубости правильно ею воспользоваться.
- Ты убил Джейка, а теперь собираешься меня пытать? Хоть бы клеёнку постелил, дилетант, - Вайт ядовито выплевывает слова, снова пытаясь пошевелиться, напрягаясь на постели, что отчетливо видно по тому, как бугрятся мышцы. Но снова ничего. И снова боль, резанувшая сильнее, как Альва и обещал.

На самом деле даже хорошо, что напарник умер - это Габриэль сейчас цинично понимает. Альва лишил себя прекрасного рычага давления, все, что у него осталось: когти, клыки и пыточные инструменты. Может быть какой-нибудь яд или что-то в этом духе, но ничего, что заставило бы Габриэля добровольно отдать свою душу. Так что пусть смеется и наслаждается моментом, Вайт непременно постарается не кричать как можно дольше. И конечно же наивная в какой-то степени натура действительно светлого инквизитора даже не представляла, что пытать можно не только болью.

- И да, для не низшего демона ты на удивление долго восстанавливался, - издевательски тянет Вайт в тон Альве, но только с большим количеством яда в голосе. Почему бы не довести демона до ручки, все равно умирать, а так хоть моральное удовлетворение получит. И, если повезет, заставит убить себя быстрее, чем Альва собирался. - И даже лично пришел только когда тебе даже противостоять не могли. Как низко для такого сииильного демона. Неужели я оставил в твоей памяти такой глубокий след?

Он снова напрягается, пытаясь справиться с чужой магией. Почти прогресс - в этот раз удалось пошевелить пальцами правой ноги, а потом снова хлестнуло по нервам, заставляя зажмуриться на секунду и глухо выругаться, поминая мерзких демонов всуе.

+1

12

Альва сидит сейчас к инквизитору настолько близко, что он – идеальная мишень. Только руку протяни, только сверкни отточенным клинком, и сердце демона будет пронзить даже проще, чем утром нарезать себе бутербродов на завтрак. Точнее было бы проще, если бы не тонкая паутина магии, что ощущается гораздо лучше здесь, на той стороне, когда святое слово уже не имеет никакой власти. Все, что может сейчас инквизитор – зло сверкать глазами, да недовольно ругаться.

Альва скользит взглядом и пальцами по фигуристому телу. Будь он чуть более сентиментальным, ему было бы почти больно наверняка смотреть на то, в какой сосуд заперта прекрасная древняя кровь, которой осталось в этом мире так мало. Альва не слишком сентиментален – вся его сентиментальность давно подзатерлась за прожитыми годами – да и прекрасно знает к тому же, как изменить ситуацию, как выпустить древнюю силу, плещущуюся в злых зеленых глазах на свободу. Вопрос о том, справится ли он с тем, что выпустит на свободу, у Альвы не стоит.

Альва задумчивым взглядом провожает каплю крови, тягуче стекающую по пальцу с длинным ногтем. Сила оседает на кончике языка только жалкими отголосками, запертая в рамки светлого тела. И если освободить ее сейчас, тело инквизитора попросту не выдержит, а сила, не найдя для себя сосуда здесь – Альва не подойдет по ясным вполне причинам – просто растворится. Станет на одно существо с древней кровью меньше. Такой расклад демону категорически не нравится.

Зато вести пальцами по коже – нравится. Нравится наблюдать за мурашками и попросту не оставлять выбора, не давать даже призрачного шанса отстраниться, ни на секунду не ослаблять паутину магии. Нравится следить за тем, как меняется выражение лица инквизитора, когда он понимает, что рука с ребер скользит ниже, до живота, а затем и до паха. Альва только усмехается уголками губ, слыша очередную тираду, посвященную ему и, кажется, всему пантеону темных сил.

- Эльфийская кровь, - поясняет в ответ на заданный вопрос: - Ты загнал ее, конечно, очень глубоко в себя, но такое можно спрятать разве что от твоих друзей-святош, но никак не от такого, как я, - улыбка на губах у Альвы мягкая, уверенная. По такой никогда в жизни не поймешь, что он планирует сделать, как поведет себя в следующую секунду. – Однажды ты закончил бы на том же самом костре, на который собирался отправить меня, так что можешь даже сказать мне спасибо, - царапающее прикосновение остается на лобке.

Альва не ждет благодарности всерьез, хоть по этой мягкой улыбке, да мягко светящимся светлым глазам и можно подумать, что он настолько наивен. У него слишком хорошее игривое настроение сейчас, когда инквизитор полностью в его власти, чтобы обращать внимание и на ругательства, что он слышит в свой адрес, и на недовольное чужое шипение. Он только морщится слегка, слыша очередные грубые слова, да все с той же улыбкой сжимает чужой член у самого основания, пробегаясь пальцами по всей длине после.

Ему очень и очень интересно, как будет меняться выражение лица инквизитора.

- Габриэль, кажется? – вопросительно склоняет голову к плечу. На самом деле умудрился уже позабыть это дурацкое имя, пришлось прикладывать усилия, чтобы выловить его из глубин памяти. Альва тянется, другой рукой зарываясь в чужие волосы, резко до боли дергая и вынуждая сесть на постели через боль, что все еще сковывает магической паутиной. Заглядывает в чужие зеленые, как трава глаза, видя в них помимо злости еще и отголоски той самой силы. – Знаешь, а ты теперь принадлежишь мне, - сообщает так, будто говорит не с живым человеком, а с вещью, которую купил на ближайшем рынке. И в бесстыжих голубых глазах искорки насмешки пляшут. – И мой основной совет для тебя – смириться со своим новым положением в этой жизни.

Альва со спокойной совестью – чтобы совесть была беспокойной, ее надо иметь – пропускает мимо ушей все, что было сказано и о его восстановлении, и о его низком, по понятиям самого инквизитора, конечно же, поступке. Еще один короткий рывок из тех, что слезы из глаз вышибают с непривычки. Альва буквально вынуждает, пользуясь собственным преимуществом, прогнуться под свои желания, откидывая голову назад, да сводя вместе лопатки. Затем – целует жарко и глубоко, не сдерживая острых укусов, не жалея чужие губы и, кажется, даже не чувствуя ответных. Словно закрепляет все, что было сказано о принадлежности, словно запечатывает собственные слова на чужих губах.

- Мне не нравится, как ты выглядишь, - сообщает безапелляционно, разжимая пальцы в волосах, да перехватывая инквизитора пальцами за подбородок, заставляя взглянуть себе в глаза: - Но время привести тебя в приличный вид у меня, пожалуй, даже есть, - вертит чужое лицо, даже не задумываясь о том, что это может быть неприятно, что это выглядит так, будто он и впрямь говорит о своей вещи, а не о живом человеке, у которого есть чувства, желания или какие-то там мечты. В представлении Альвы все просто: Габриэлю следовало забыть обо всех этих глупостях еще в тот момент, когда он захлопнул клетку заклинания, ловя высшего демона пару месяцев назад, да рассчитывая справиться с ним в одиночку.

Отпускает, легким толчком откидывая своего пленника обратно на спину, да снова задумчивым взглядом скользя по телу.
- Ммм, перевернись, - приказывает хлестко. Приказ звучит будто бы для Габриэля, но Альва знает прекрасно, что от инквизитора исполнения не дождется, а потому приказ обращен к магии. И все же демон прекрасно знает, как все это выглядит, а еще легко представляет, как именно сейчас должен ощущать себя пленник: невозможность сопротивляться, вынужденное унизительное подчинение. – На колени, - звучит следующий такой же приказ. Пальцы скользят вдоль позвоночника, закованного в корсет тугих мышц, опускаются до поясницы, и с нее соскальзывают до ложбинки между ягодиц.

- Хотя если бы не древняя кровь, которую ты глушишь таким своим видом, ты был бы даже ничего, - признает, наконец, Альва, словно делает величайшее одолжение в своей жизни. – Хотя все равно очень и очень далек от моего вкуса, но на один раз сойдет, - губы щекочут чужое уха, а затем легко касаются плеча, оставляя на нем отголосок поцелуя. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

13

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/24642.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Верный пес Инквизиции[/status] Если бы только можно было отмотать время назад. Габриэль тогда не тратил бы драгоценные минуты на опись демона, не проявлял бы к нему милосердие, не радовался бы его разговорчивости. Он накачал бы его всем запасом бесценных ампул и провел бы изгнание, а если бы не вышло - держал бы в состоянии разрывающей на части боли столько времени, что демон сам бы изгнался с огромным желанием. Но увы, маховик времени был лишь в Хогвартсе, а Хогвартс остался в книгах, которые к тому же Ватикан не одобрял. Габриэль читал запрещенную литературу с фонариком в самых темных чуланах, уделяя свободную минутку в ущерб другим делам - в казарме не вышло бы, там слишком хорошо следили за сиротами.

Если бы Вайт и согласился сейчас отдать душу, то только за оружие, которое он незамедлительно вгонит в сердце демона напротив, снесет ему голову, рассечет тело на маленькие кусочки, которые сожжет, а если они не сожгутся - будет держать в разных банках, чтобы они не собрались в единое целое. Оружие и освобождение от паутины магии, сковывающей тело и делающее все мышцы, так старательно наращенные в зале, бесполезными.

По телу бегут мурашки. Габриэлю неуютно от того, что он даже не может повернуть голову и осмотреть комнату, не может понять чем его будут пытать и к чему готовиться: к пытке водой, к огню, к раскаленному железу, к острым лезвиям? И его прошибает холодным потом, когда холеные пальцы скользят до самого лобка. Неужели демон собирается сначала его изнасиловать? Но он ведь не красивая девица, которая может вызвать желание, он мужик с определенным количеством шрамов на вовсе не изящном теле. И в зеленых глазах вспыхивает паника, подавляемая через несколько секунд волей инквизитора. Демону только это и нужно.
      А губы снова щиплет от воспоминания об их поцелуе.

- Ты что-то путаешь, темный, - снисходительно улыбается Габриэль, решив поскорее выбесить Альву и довести его до того, чтобы его убили - лучше так, чем долго страдать от пыток. А уж бесить Вайт умел отлично, практически врожденное умение строить высокомерную морду в любой ситуации, по которой так и хочется кирпичом заехать. - У меня в роду нет эльфов. К тому же они давно ушли из нашего мира, кому как не тебе это знать. А даже если бы и была она, меня не сожгли бы. Древние - не демоны и не нечисть, они сказка, которую нужно беречь.
Почему-то становится тоскливо от своих же слов, как будто какая-то часть в груди птицей рвется вслед за этими древними, оставившими мир на откуп темным силам. Тоскливо и больно, словно словами своими отрекается от части себя. Но Габриэль старается не обращать на это внимания, потому что скоро ему станет намного больнее.

Он смотрит на довольную улыбку демона, закусив губу до крови, чтобы не дернуться и не заорать благим матом, когда пальцы оглаживают член - вялый, конечно же, он же не извращенец какой-то, чтобы заводиться от своей беспомощности и ласк мужчины.
- Блядь.... - вместо всего витиеватого набора ругательств, известного ему, выдыхает Габриэль. Вместо тысячи слов всего одно, вместившее в себя всю гамму эмоций, обуревающих его сейчас. - Даже не смей произносить мое имя своим поганым ртом.
За дерзость приходится платить сразу же, когда Альва вынуждает сесть, а магия протестует, острой болью проходясь по телу. Он шипит - отчетливо и яростно, пытаясь укусить своего обидчика, но не будучи в силах просто повернуть голову, яростно смотрит в такие яркие глаза, которые хочется выколоть. Такие насмешливые и уверенные в своем превосходстве, принадлежащие такому красивому созданию с такой мерзкой душой.

- Я не принадлежу тебе и никогда принадлежать не буду, лучше уж сдохнуть, чем влачить жизнь твоего слуги! - ненависть - древняя и природная прорывается в зелени глаз, придает сил, позволяя сжать пальцы в кулак через практически адскую боль. Теперь бы еще этот кулак занести для удара и ударить, но на большее его уже не хватает. - Что бы ты со мной ни делал, как бы ни пытал - я не смирюсь и всегда буду ждать возможности отомстить, тварь! - Габриэль рычит низко и раскатисто, как будто если бы мог - вцепился бы зубами в его шею, отрывая от нее куски, захлебываясь кровью и продолжая рвать.

И снова расплата. В уголках глаз на ресницах оседают крохотные капельки непрошенных слез, выступивших от того, как тело переломило через себя, как магия глубоко прошлась по нервным окончаниям, вызывая глухой стон боли. Уже ненормально зеленые глаза широко распахнуты, практически невидяще, пока жадные губы собственнически впиваются в рот, пока кровь пятнает его, неровно окрашивая в алый. Что самое отвратительное - его даже не тянет тошнить, а ведь должно бы. Габриэль так ошеломлен, что не может хотя бы укусить хозяйничающий во рту язык, он лишь задыхается от нехватки воздуха и пытается перебороть чужую силу, заставляющую находиться в неудобной позе с доверчиво открытым горлом.
     Габриэлю очень не хочется этого признавать, но его член немного напрягся, лишь самую малость, но...

- На хуй иди, - советует он почти ласково, непримиримо сверкнув глазами, - как раз время есть. А мою внешность в покое оставь, гомодемон, блять. - неподготовленный человек мог бы удивиться, как в Габриэле уживается солдафон, способный послать всегда и в любой ситуации, и возвышенный поэт, если бы нашел тщательно запрятанный в вещах блокнот со стихами и просто мыслями. Альва, к счастью, не знал о том, что Габриэль этим занимался, так что с ним можно было не сдерживаться и слать от души на все буквы алфавита.

Он расслабляется ненадолго на спине, чувствуя, как магия наконец-то позволяет безболезненно вдохнуть, а потом уже было снова хочет посоветовать пройтись в пешее эротическое, но вместо этого послушно переворачивается на живот, глупо вытаращившись на свои же руки.
- Господи, нет, убери свою чертову магию! - Вайт пытается сопротивляться практически до зубовного скрежета, до такой степени, что чуть ли не теряет от боли сознание, но в итоге все равно становится перед Альвой на колени, пошло выпятив назад ягодицы. Кажется, его точно сначала изнасилуют, какой кошмар. - Может все-таки пытки? Я могу тебя поучить... - с какой-то надеждой произносит он, не дергаясь от прикосновения лишь потому, что магия крепко держит в одной позе. Мурашкам вновь поползти это, впрочем, не мешает. - Могу даже покричать, если тебе это необходимо, я понимаю, комплексы, все дела!
   Габриэль торгуется, пока анус его нервно сжимается от обуревающих страха и паники. Мозг спешно анализирует слова, по которым получается, что один раз и его пустят в расход, возможно как раз теми самыми пытками. Может повезет и сдохнет раньше? Вдруг у демонов сперма ядовитая.

Он бледнеет и пытается податься назад, но снова лишь сдавленно шипит, болезненно вскидывая брови:
- Раз я настолько далек от твоего вкуса, может не будешь членом тыкать в нечто столь несовершенное, а? Опускаться до секса с инквизитором, пфф! Зачем, когда целый ад суккуб и инкубов на любой вкус! - бодро рекламирует местных шлюх Габриэль, надеясь потянуть время, чтобы случилось волшебное чудо и целый сонм ангелов спустился за своим инквизитором. За всем этим он даже временно забыл про мертвых напарников - тут себя бы спасти для начала.

+1

14

Альва, пожалуй, просто как никто умеет получать удовольствие от ситуации. Порой мягкими волнами растекающееся по телу, порой болезненно-острое, а порой и на грани фола. И если уж он умудрялся определенную долю удовольствия получать, сидя в пыточной инквизиторов, что уж говорить про нынешний расклад. Демон скользит взглядом по чужому телу, словно пытаясь отпечатать его в памяти. В ближайшее время это самое тело ждут большие перемены, и Альве на самом деле необходимо запомнить каждую черту, каждый изгиб, чтобы магия его получилась не просто действенной, но еще и красивой. Чтобы магия легла на чужое тело, словно влитая, освобождая заодно и древнюю силу, что дремлет в инквизиторе.

И Альва прекрасно понимает, что это будет совсем не просто: Габриэль наверняка будет сопротивляться изменениям всей душой. Было бы проще, не будь он так яро против. Но Альва уверен, если не сломает полностью, то надломить сможет точно в достаточной мере, чтобы путь инквизитору в обычный мир оказался закрыт раз и навсегда. Даже если надумает отпустить когда-нибудь, от него не уйти. По крайней мере, ни одна из его игрушек сама еще не уходила.

- Помнишь свою мать? – почти мурлыкает Альва инквизитору на ухо, опаляя его дыханием: - А я помню. Помню, какие зеленые у нее были глаза. Прямо как твои, - голос тише и сокровеннее, будто рассказываемое – величайшая тайна: - А еще помню светлые волосы. И помню как она молила тебя, щенка, не убивать, и как кричала сама. И как у нее в глазах та же сила бушевала, что и у тебя, - щурится с мягким одобрением. Видит отлично, что Габриэль борется со сковывающей его магией. Но назад не подается, даже когда инквизитору пошевелиться удается на долю секунды: не стряхнуть оковы. Может, пользуйся Габриэль своей силой, не загони он ее так глубоко в себя, у него и был бы шанс. Сейчас – в этом теле – однозначно нет.

А еще Альва врет. Врет легко и непринужденно. В глаза он никогда не видел матери Габриэля и к убийству ее был непричастен. Просто все эти истории до одури друг на друга похожи: всегда есть кто-то светлый, обиженный злыми темными. А потому оказывается очень просто лгать сейчас, просто дорисовывая в голове нужные образы, просто распаляя чужую злость вкупе со стыдом от необходимости подчиняться, прогибаться под магию и ее владельца.

Он не пытается пробудить в инквизиторе желание. И все же не может сдержать самодовольной усмешки, ощущая отголоски чужого напряжения. Так и тянет пошутить про то, что священники инквизиторские таки развращают своих маленьких учеников. Альва молчит, предоставляя своему пленнику отличный шанс самому додумать эти нелицеприятные мысли. То, что рано или поздно в чужой голове подобная мысль появится, Альва почти не сомневается.

- А кто тебе сказал, что ты будешь моим слугой? До этого, знаешь ли, еще дорасти надо, - Альва коротко смеется, а затем яркий укус оставляет на чудом плече. Проводит по отметинам зубов языком, слизывая кровь, а затем легко толкает Габриэля вперед, вынуждая опереться на собственные руки, снова бессовестно пользуясь своим преимуществом и руководя чужим телом, словно марионеткой. – Мне вот даже интересно, какие еще витиеватые посылы ты выучил на этой своей инквизиторской службе?

Вопрос риторический, ответа не требующий. Впрочем, Альва ничуть не удивится, если услышит какую-нибудь очередную тираду, призывающую на его голову всех ангелов мироздания, всю светлую рать, или кто там должен являться на помощь своим светленьким слугам. Тянет снова смеяться, и Альва смеется.

- Неловко выйдет, если кто-нибудь явится тебя спасать и застанет в такой неприглядной позе, ты так не думаешь? – палец оглаживает судорожно сжимающееся колечко мышц. Альва отлично чувствует чужой страх, как бы инквизитор не пытался скрыть его за резкими словами, за грубыми посылами, да за попытками огрызаться на каждую фразу. Альва упивался бы этим страхом, будь он каким-нибудь подобным низшим, но Альва не упивается. Ему доставляет немало сама ситуация, но никак не страх, растекающийся постепенно по комнате.

Следить за потоком мыслей Альвы иногда сложно. Порой он пропускает мимо ушей целые фразы, а порой будто читает чужие мысли, сдергивая фразы с языка или из головы. Хотя мыслей он не читает. Мог бы, наверное, если бы приложил усилия, если бы составил подходящее заклинание, но так будет совсем неинтересно. С людьми забавнее, как практика показывает, когда совершенно не представляешь, о чем они думают.

В чужом голосе слышится неподдельная надежда на несколько секунд. Альва закусывает губу, скрывая очередную усмешку, а затем касается губами позвонка на чужой пояснице. А ниже оставляет очередной горячий укус, который еще несколько дней будет гореть огнем, пока регенерация не начнет работать нормально, а не как сейчас, не как у обычного человека. Впрочем, Габриэлю предстоят вообще не лучшие несколько суток. Можно было бы обойтись и без всего вот этого, но Альва даже не задумывается о том, чтобы отказать себе в удовольствии.

- Правда думаешь, что меня стоит учить пыткам? – взгляд по чужому телу очередной почти даже ласковый, да тон такой, будто с ребенком разговаривает: - Я запомню это предложение, может, даже воспользуюсь им когда-нибудь в будущем. Мало ли, зачем оно мне надо будет.

Альва не утруждает себя даже тем, чтобы полностью избавиться от одежды. Больно много чести потому что. А еще даже не думает утруждать себя тем, чтобы растянуть, как-то подготовить чужое тело. И ему как-то совершенно все равно, что Гариэль девственник в этом плане. Ну, был. До этого момента.

Первое движение дается откровенно тяжело, даже несмотря на кровь, что так удобно заменяет в этот раз смазку, стекая по чужим бедрам. Альва зарывается пальцами в короткие чужие волосы и тянет на себя, оставляя на затылке раны от длинных и острых ногтей, из-за которых волосы наверняка слипнутся так, что отмыть их будет проблемой. Заставляет выпрямиться, за первым толчком – нарочито медленным, дающим прочувствовать всю ситуацию, всю боль и унижение от происходящего – следует второй, а потом и третий.

- Никто за тобой не придет. Можешь даже не надеяться, - шепчет мягко на ухо, щекоча его языком, а затем, вынуждая голову отклонить и покорно открыть шею собственным кусачим поцелуям.
Даже если потом Габриэль перебьет все зеркала в комнате, чтобы не видеть своего отражения, не видеть отметин, расцветающих на теле – зеркала будут появляться снова. Альва об этом позаботится. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

15

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/24642.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Верный пес Инквизиции[/status] Слова Альвы заставляют замереть и перестать сопротивляться, пока Габриэль неверяще вслушивается в довольный, мурлыкающий голос. Неужели именно этого демона призвали за кровь его семьи? Неужели у него был шанс отомстить на самом деле, который он упустил из рук и больше не получит никогда? Глаза распахиваются широко и беспомощно, будто демон ранит уже не тело, а душу, а потом Габриэль резко успокаивается, будто щелкает в голове переключатель.
    Никогда не верь демонам.
         Никогда не слушай демонов.
               Никогда не ведись на провокации демонов.
Он снова борется с магией, глядя на Альву с таким презрением, словно перед ним что-то похуже таракана, а потом сухо выплевывает самым ледяным тоном, на который только способен в этой ситуации:
- У нее были не зеленые глаза. Тебя стоит поучить еще и лжи, - Габриэль врет, конечно же, потому что не помнит лица. Не помнит ничего, даже того, что мать была эльфийкой, но этого демону знать уже необязательно. В конце-то концов это его мать. И если рассуждать логически, то будь призванным демоном высший, то поехавший за ведьмами инквизитор не смог бы их убить и вернуться за сиротой. А даже в такой ситуации Вайт еще мог хоть в какую-то логику.

Наверное, хорошо, что Габриэль не знал всей правды. Например того, что ведьм навели на его мать те, кто потом забрал сироту в приют. Хорошо, что не задумывался о том, как своевременно объявился инквизитор в их глуши, жили-то они далеко не в городе. Хорошо, что не знал о том, как его собирались сначала воспитать как отмычку для запечатанных эльфами дверей, а потом, когда поняли, что в нем от эльфа лишь одно название, оставили под прицелом Ватикана на случай торгов с лордами Преисподней. Проще ненавидеть темных, чем тех, в чьи идеалы веришь.

И все же он зол за то, что Альва вообще затронул тему его матери. Зол, но не показывает этого, лишь мрачно стискивает зубы, чтобы не ляпнуть лишнего, понимая, что именно этого от него и добиваются - чтобы он взбесился и перестал искать пути спасения, расходуя энергию на бессмысленную ярость. Нет, ни за что, он не тупой рекрут.

- Сдохни, пожалуйста, - Габриэль с удовольствием бы дернул плечом так, чтобы выбить парочку зубов Альве, но не может им пошевелить. Напрягается сильнее, снова с гигантским трудом сжимая пальцы в кулак. Осталось только его поднять, просто поднять и ударить, хотя бы раз. Но вместо этого он покорно опирается на руки, сдавленно зашипев. Унизительно и гадко. Рад демон просит, Вайт снова разражается очередным витиеватым посылом, скрывая за ним нервозность. В этот раз он предложил устроить оргию с использованием копья Лонгинии, коим славился ангел-тезка, засунув его в себя острием насквозь. Смех вызывает новую волну раздражения, которая смывает страх. Ну выебут и выебут, не девица же, девственности не лишится. Да и в его ситуации девственность - последнее, о чем стоит думать.

- Тем, кто придет за мной, будет плевать на позы, они поймут, что я попал к какому-то извращенцу, - Габриэль умудряется и шипеть, и рычать, чувствуя прикосновение к греховному месту и обреченно закрывая глаза, повторяя про себя лишь одно слово, как мантру. И словом этим было не "господи", а простое и душевное "блять".

Плечо побаливает. Сложно сказать, что обжигает больше - губы или укус - когда Альва оставляет след ниже поясницы, от которого почти сразу начинает идти неприятная боль.
- Думаю, - соглашается хрипло Габриэль, мучаясь от боли из-за собственных попыток вырваться из-под контроля магии, - ты же вот какой дурачок: ничего под меня не подстелил, постель пачкаешь, инструментами не обзавелся. Даже грустно, что попал к такому неумехе. Ты точно высший, а? - осведомляется так издевательски, будто он на свободе, а не скован по рукам и ногам чужой волей. Подумаешь, стоит раком, так это физкультурное упражнение, очень полезная разминка.

Договорился. Первый толчок - сухой, трудный, разрывающий судорожно сжимающиеся мышцы - дается тяжело им обоим. Габриэль сопротивляется, тесно обхватывая мышцами член и не собираясь расслабляться, пусть и понимает, что это облегчит боль. Ну уж нет, страдать, так страдать, но удовольствие он демону не доставит. Был и плюс: легкое возбуждение сразу испарилось без следа, стертое болью. Он выпрямляется вслед за тянущей рукой, чувствуя, как от затылка вниз бегут горячие капли, пачкая спину и теряясь где-то в пояснице, слышит неприятный чавкающий звук, когда плоть демона снова погружается в него, будучи полностью красной от крови, крохотными струйками стекающей по внутренней стороне бедер. Больно. Так больно, что он жмурится, беззвучно повторяя молитву и пытаясь отрешиться от происходящего. Это лишь тело, душа вечна. И его душа не будет запятнана происходящим. Сколько бы это ни длилось, оно закончится, он рано или поздно умрет.

- Придет. Если не за телом, то за душой, которая не в твоей власти, тварь, - выплевывает яростно Габриэль, продолжая сжиматься изо всех сил, концентрируясь на том, чтобы доставить Альве как можно больше проблем сейчас. Правда, когда губы прижимаются к шее, оставляя на ней следы, концентрация невольно слабеет и член скользит уже легче. Сейчас Вайт уже забыл, что пытался справиться со сковывающей его силой, сейчас он просто пытается сопротивляться изнасилованию, как может.

- Я убью тебя, - шепчет он, закусив губу и зажмурившись, все еще не издав ни одного крика от боли, чтобы не унижаться сильнее. - Я убью тебя чего бы мне это ни стоило, развею твой прах по семи ветрам, сотру воспоминания о тебе изо всех книг, уничтожу перед твоими глазами всё, что тебе дорого... - слова звучат прерывисто и тихо, с долгими паузами в те моменты, когда член проникает особенно глубоко, заставляя задохнуться от разрывающего чувства. Молитва тоже постепенно забывается, прерывается в голове, сменяясь белым шумом, мешающим сконцентрироваться.

+1

16

Альва чувствует отлично, как тело в его руках каждый раз напрягается, пытаясь противостоять магии, пытаясь избегать прикосновений к коже. И не только чужие бугрящиеся в напряжении мышцы об этом свидетельствуют. Об этом и магия, звенящая тонкой, но прочной до безумия струной, отзывающаяся на каждое движение чужое и даже на его отголоски, свидетельствует. Альва почти мурчит, понимая сначала, что попал своими словами идеально в цель.

Конечно, разочаровывает немного, что Габриэль взял в последний момент себя в руки, что отказался ему верить. С другой стороны, сам демон от этого ничего не потерял, у него множество других рычагов давления есть, чтобы пить чужую ярость, чужие яркие эмоции до дна. И Альва не планирует себе отказывать в удовольствии попользоваться ими всеми, пусть и не сразу. Может, он даже однажды расскажет Габриэлю несколько занимательных фактов из жизни тех, кого боготворит его пленник и на кого равняется, но это точно произойдет не сегодня. В конце концов, устои должны ломаться постепенно, тогда от этого получаешь гораздо больше удовольствия.

Альва фыркает смешливо, очередное пожелание сдохнуть выслушивая. Между тем скользит языком по любезно подставленной шее, словно примеривается, где бы впиться клыками, да пустить кровь. Будь он вампиром – непременно бы так и сделал, и пил бы светлую кровь до тех пор пока полностью не осушит тело. Вампиром Альва не был, и уж тем более не был одним из низших, чтобы развлекаться столь сомнительными занятиями. Если он и кусал до крови, оставляя на чужой коже жгучие следы, то делал это просто так, из любви к искусству, но не чтобы ощутить вкус чужой крови.

- Никто не придет, - позволяя себе мурлыкающие нотки, повторяет Альва, оглаживая пальцами чужую спину от лопаток до самого копчика, надавливая слегка на позвоночник и заставляя тренированное тело только сильнее прогнуться, замерев где-то почти на самой границе боли, когда мышцы затекают, наливаются свинцовой тяжестью, но еще не сводятся неверной судорогой. Хочется посмотреть, на какой еще спектр звуков, кроме шипения и рычания способны эти голосовые связки, но явно не сегодня. Определенно, как-нибудь в другой раз.

- Знаешь, - очередной толчок дается все же несколько легче. Альва чувствует чужое напряжение, отлично понимая, что облегчать ему работу пленник не планирует. Впрочем, демону как-то наплевать: он не жалеет, нещадно разрывая мышцы, позволяя крови пачкать не только кожу, но и простыни. Все равно все заживет, как на собаке, и магия непременно этому поспособствует: Альва об этом позаботится. – Я как-то не сторонник этих ваших пыток, требующих всякого инструментария. Предпочитаю, - он не замирает внутри. Напротив, меняет немного угол, двигаясь короткими, но глубокими рывками. – Несколько иные методы.

Пальцы скользят по телу, сжимают до алых кровоподтеков, оставляют на бедрах яркие царапины, быстро набухающие капельками яркой крови. Альва не стремится доставить удовольствие, не стремится превратить откровенное насилие во что-то большее. Уж точно не в этот раз. Сегодня он пользуется откровенно тем, что завладел этим человеком. Оставляет на теле метки, что непременно заживут, оставляет на душе отметины, что останутся на всю – Габриэль может в этом даже не сомневаться – очень и очень долгую жизнь. Человеком бы он столько точно не прожил, даже если бы идеально следил за своим здоровьем и не помер в каком-нибудь рейде на демонов.

- Ты правда считаешь, - Альва замирает, ослабляя немного хватку и давая чужим мышцам расслабиться, поворачивая за подбородок голову Габриэля к себе, чтобы заглянуть в зеленые глаза: - Что твоя душа наверху кому-то сдалась после всего, что ты творил, будучи инквизитором? – и теперь, в отличие от вопроса с матерью, Альва уверен, что попал в цель идеально. Потому что каждый инквизитор, что бы он ни знал о той стороне, какими бы сведеньями ни обладал, в тайне боится одного: за свою жестокость, пусть и по отношению к силам зла, за свои ошибки, когда страдали невинные ради благой цели, не заслужить Рая. Этот страх одинаков для всех, а если ты хоть раз во время пыток ощутил даже отголосок удовольствия, то все – пиши, пропало.

Чужой сбивающийся голос, как аккомпанемент. Альва вслушивается в него с удовольствием, прекрасно понимая, что угрозы заменяют сейчас Габриэлю крики: ох уж эти гордость, не позволяющая унижаться и разгрузить себя хотя бы эмоционально. А еще он отлично чувствует эти паузы между словами, эти вздрагивания чужого тела, когда член оказывается совсем уж глубоко. Хочется пошутить про гетеро-секс, с которым таких ощущений Габриэлю наверняка никогда получать не удавалось, но Альва не шутит. Сделает это как-нибудь в другой раз обязательно.

Чужое тело в комнате он оставляет в состоянии, близком уже к бессознательному только наигравшись вдоволь. Габриэль – Альва это прекрасно знает – очнется далеко не сразу. Зато на чистых простынях и с запиской, написанной легким, летящим почерком. В записке будет несколько слов о том, что он может ходить в пределах поместья, куда душа пожелает. А еще ненавязчивая рекомендация не пытаться сбежать.

И, наверное, у Габриэля даже создастся впечатление, что о нем совершенно забыли. Если бы не неуловимые, но нарастающие постепенно изменения, что он видит в зеркале, что с каждым днем проявляются все ярче. И сколько бы Габриэль ни искал Альву по поместью, успехами это не увенчивалось. Лишь изредка, проходя по коридору, Альва срывал с чужих губ требовательные, пусть и короткие поцелуи, зажимая пленника где-нибудь у стены, повинуясь своему сиюминутному «хочу». И даже не думал отвечать на закономерные вопросы о том, какого черта происходит. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

17

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/26362.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Все еще пес Инквизиции[/status] Габриэль ругается и матерится, умудрившись переплюнуть самого себя в изощренности посылов и предложений Альве пойти на хутор бычков гонять, пусть голос все чаще норовит сорваться на крик. Ничего, главное привыкнуть и потом будет уже не так больно, стыдно, но не больно. Человек - редкостная тварь, способная приспособиться ко многому. Он уже молчит на все слова демона, порой даже не слыша их из-за пульсации крови в ушах и почти обморочного состояния, но Альве все же удается что-то в нем задеть. И зеленые глаза - уже откровенно и окончательно зеленые, напоминающие свежую и сочную листву - непримиримо суживаются, когда Габриэль лающе выдыхает слова, между строк которых читается "чтоб ты сдох":
- Я исполнял приказы сверху и никогда не испытывал удовольствия от пыток. Я вообще не вижу в них смысла. И там наверху это прекрасно знают и если я не попаду туда после смерти, то явно не из-за того, что был инквизитором! - ему так хочется впиться зубами в горло, находящееся в заманчивой близости, но магия все еще держит слишком крепко. А потом движения возобновляются, заставляя до крови кусать губы и снова шипеть проклятия.

Габриэль приходит в себя в незнакомой комнате и с отвратительно болящими мышцами. Кажется, под конец он все же начал сдавленно стонать, а тело, действительно привыкшее к боли, даже стало находить в происходящем какое-то извращенное удовольствие, но он отключился быстрее. Все внутри саднило, мимолетный взгляд в зеркало напротив заставил все же подняться и накинуть на него покрывало, чтобы не видеть многочисленных отметин на коже, а тут же потекшая по внутренней стороне бедра сперма, смешанная с кровью, вынудила продолжить двигаться вперед в поисках ванной. Хорошо, что нужная комната оказалась рядом. И конечно же с зеркалом. Чертовы зеркала, везде они.

Следующие несколько дней Габриэль провел очень тяжело. И дело было даже не в моральных терзаниях, а в сильнейшей слабости, из-за которой он только и делал, что спал, изредка просыпался и запихивал в себя оставленную на подносе кем-то еду, а потом снова проваливался в тьму без сновидений. Человеческая часть противилась слишком сильно, но все же сдалась, позволяя постепенно эльфийской половине взять верх. И как только это произошло, он снова стал полон сил, которые приложил к тому, чтобы поискать выход из особняка.

Утро Габриэля после всех необходимых процедур начиналось с того, что он активно пытался вылезти в окно, которое упорно не поддавалось, откидывая его назад невидимой стеной. Потом он старательно крался мимо слуг, выходя в сад и исследуя доступный периметр, надеясь, что хоть где-то прозрачная преграда если не с дыркой, то хоть слабее. Габриэль старался заполнить каждую секунду своего пребывания здесь каким-то делом, чтобы не возвращаться мыслями к унизительному изнасилованию, которое, к счастью, не повторялось.
...А потом он начал замечать в себе какие-то странности, вынудившие снять развешанные по зеркалам полотенца и покрывала и каждый новый день с ужасом отмечать изменения, происходящие исподволь, но неотвратимо. Как бы Вайт не старался, как бы не отжимался сейчас от пола и не качался на подходящей ветке дерева все в том же саду, мышцы словно рассасывались, тело непозволительно стройнело, теряя былую силу, но приобретая гибкость, которой раньше не было. Черты лица, мягкость кожи - все стремительно менялось. Даже волосы отросли буквально за одну ночь.

Все это сопровождалось еще крайне возросшим аппетитом, из-за которого Габриэль порой ночью прокрадывался на кухню, стараясь по стелсу утащить поднос с пирожками и графин с соком, уминая их потом нервно и в вечернюю молитву прося прощения у бога еще и за чревоугодие. Ну что поделать, если иначе желудок сам себя сожрет. И если поначалу Вайт надеялся видеться с Альвой как можно реже, то чем сильнее он менялся, тем больше становилось его желание выяснить происходящее. Но чертов демон ограничивался лишь поцелуями, от которых потом еще долго горели губы, а потом чуть ли не исчезал из его рук, избегая разговора и раздражая Габриэля. Хотя, казалось бы, дальше уже некуда.

Сегодня бывший инквизитор уныло смотрел в зеркало, не веря, что симпатичная куколка в нем - это он. Потыкал в отражающую поверхность, доблестно отгрыз прядь волос, которая тут же отросла обратно, шевельнул длинным ухом, которое щипнул и не сдержал слез от резкой боли. Да, это точно был он. И не он одновременно. И одному высшему демону за это точно стоило ответить. Габриэль тщательно оделся, стараясь закрыть как можно больше участков тела, достал ножку от стула, которую тщательно выстрогал в кол честно украденным столовым ножом, заткнул ее за пояс и пошел искать Альву. Горничная, встреченная по пути, сообщила, что господин в кабинете, скептически смерив взглядом импровизированный кол и решительно настроенного Вайта, от которого чуть ли искры не сыпались, проводила до нужной комнаты и откланялась, оставив Габриэля наедине с дверью и собственными расстроенными чувствами. Надо воспользоваться элементом неожиданности. И плевать, что кабинет, тут от него Альва точно никуда не денется.

Глубоко вдохнув и выдохнув, Габриэль прошептал молитву и рванул дверь на себя, пулей влетая в комнату - скорости у него тоже заметно прибавилось вместе с гибкостью - и приставляя кол к груди Альвы, готовый втолкнуть его в тело в любой момент:
- Если хочешь остаться без лишних дырок в себе, то отвечай на мои вопросы, демон! - Вайт не выдержал и поморщился от того, как мелодично звучал его гневный голос, который должен был устрашать: - Что ты со мной сделал, зачем ты это сделал и как вернуться обратно?! - он чуть ли на стол от излишнего рвения не залез, разъяренно глядя на Альву. Разъяренно и немного недоумевающе, потому что в его представлении нынешняя жизнь была какой-то слишком роскошной. Никакой темницы сырой, никаких нар, никакой невкусной баланды. Наоборот кормят от пуза, под рукой почти все, ходить можно почти везде. Неужели его девственность имела такую высокую цену или у демона какая-то слишком хитрая игра и он собирается гедонистическими удовольствиями развратить его душу? Если так, то зря старается, Габриэль старательно молился и каялся каждое утро и вечер, а теперь, когда аппетит пришел в норму, собирался заняться соблюдением поста, раз уж все равно мускулатуру обратно не накачать. Да и спал он не на мягкой перине с пуховыми подушками, а на полу, расстелив на нем одеяло и накрываясь половинкой, по старой привычке дрыхнуть на твердой поверхности, чтобы плоть не сильно разнеживалась.

- И вообще объяснись почему ты меня не пытаешь и не убил до сих пор! - после небольшой паузы добавляет Вайт, надавливая острым краем старательно обструганной деревяшки так, что она неприятно царапает кожу. - Что тебе от меня нужно? Я не выдам тайны нашего братства, даже не надейся.

+1

18

Магия, направленная на изменение тела, тонкая. Норовистая, словно породистый молодой конь. Порой необузданная, непредсказуемая совершенно, словно бушующее море. И все же подвластная. Все же поддающаяся, если четко представлять себе, что именно хочешь получить в итоге. Правда, как всегда добавлял Альва после небольшой паузы, надо четко представлять себе не только конечные результаты, но и пути, по которым будешь к ним идти.

И Габриэль – не исключение. Только пробудить ту Силу, что дремала в нем множество лет, загнанная телом и верой куда-то на задворки, было недостаточно. Тем более что она легко могла как проснуться, так и заснуть обратно, не ощутив в себе необходимости. А Альва был уверен, что оставь он Габриэлю его телосложение, его привычку опираться на собственную физическую силу, и магия бы ушла снова, словно песок сквозь пальцы. Ну, зато хоть от одной мерзкой вещи удалось избавиться сразу и довольно радикально: от веры.

Здесь, вне человеческого мира, призывы не действовали. Не работали молитвы, не срабатывали заклинания экзорцизма, не вспыхивали под пером защитные письмена, которыми экзорцисты привыкли покрывать да хоть бы и те же самые наручники или оружие. Здесь небо было глухо даже к самой отчаянной мольбе, и оттого уже было легче.

И Альва колдовал. Колдовал самозабвенно и с удовольствием, легко позволяя Силе, что дремала в Вайте долгие годы, быть ему союзницей. Конечно, сила эльфов была скорее враждебной, чем дружественной для демонов. Но, в конце конов, сила – это просто сила. Поток энергии, что подчиняется воле хозяина, а не стремится уничтожить то, что видит и то, что противоречит ей. Сила не имеет воли, но волю имеет хозяин силы, и сейчас Альва своей волей направлял чужую силу в собственных же интересах. Бессовестно и не спрашивая, желает ли того сама жертва его небольшого, но весьма увлекательного эксперимента.

Изменения – видимые, по крайней мере – стали появляться не сразу. И, Альва отлично это знал, не просто давались не только ему, но и его неудачливому пленнику. Зато смотреть на результат с каждым днем становилось все приятнее. Просто потому, что гора мышц, сдерживающая магию, постепенно сменялась изящностью и тонкостью. Просто потому, что волосы явно отрастали быстрее, чем Габриэль успевал их состричь: сам Альва не видел процедуры, ему было особо не досуг, но слуги докладывали. В конце концов, Вайт никогда не оставался один, даже если ему казалось, что он в одиночестве.

И Альва с удовольствием останавливал взгляд на том, к чему шаг за шагом приближался Габриэль, ведомый его силой, его волей и его желаниями. Провожал Вайта взглядом, встречая в коридорах поместья, а порой и не сдерживался позволяя себе долгий кусачий поцелуй. А еще – всегда читал множество вопросов в злых глазах напротив, но ни на один не ответил. Всегда умудрялся раствориться в пространстве раньше, чем Габриэль сбросит с себя оторопь от происходящего, да откроет рот, чтобы начать что-то там спрашивать. В конце концов, эта история очень и очень надолго, а Альва – демон очень и очень занятой, расскажет как-нибудь в другой раз, если будет настроение.

Только мягкий смех иной раз по коридору, дразнящий чувствительные, удлинившиеся уши.

Когда одна из горничных сообщила Альве о ноже, да о манипуляциях с ножкой стула, демон не сдержал смешливого фырканья. Его подчиненная отлично знала простую истину, но все равно предупредила и заслужила награду. И Альва даже не стал лукавить: дал ей несколько отгулов тогда, когда ей это необходимо. Преданность даже в демоническом мире, в конце концов, должна вознаграждаться. Точнее, особенно в демоническом мире. Однако нож, что Габриэль стащил с кухни, не исчез из его комнаты. Не исчезала и палка, что он тщательно продолжал строгать. Хотя, конечно, можно было поиграть во всевышнего, появиться в ареоле из грома и молний, да отобрать все.

Альва мелочится не стал. Увидеть потом лицо инквизитора ему было гораздо интереснее, чем несколько секунд радости от подобного представления.

«Я понял», - коротко отвечает он, когда горничная связывается, да сообщает, что ведет к нему Габриэля. Он даже убирает в стол большую часть бумажек, с которыми работал, оставляя только несколько штук для вида. Надо же, в конце концов, сделать вид, что он совсем не ждал, что инквизитор почтит его своим присутствием.

К моменту, когда Габриэль врывается в кабинет, Альва чинно сидит в кресле за столом боком ко входной двери, уткнувшись в одну из бумаг, да изображает искреннее удивление во взгляде, окидывая им «внезапного» гостя. Притворяться у него всегда получалось очень хорошо. Вот и сейчас удивление на лице такое искреннее, что и не усомнишься, что он не ожидал гостей и даже немного недоволен тем, что его столь бесцеремонно отрывают от работы. Да еще и дверь едва ли не с ноги открывать (открывайся она вовнутрь кабинета, Альва уверен, Габриэль бы ее так и открыл) – высшая степень неуважения, слов нет, одни только эмоции. Да и те все не слишком цензурные.

Импровизация на тему кола неоднозначно упирается в грудь на уровне сердца, явно собираясь проткнуть ему тело, да испортить отличную светло-голубую (под тон глаз) шелковую рубашку. Естественно, этого Альва позволять не намерен. Но и отвечать на вопросы не торопится, прежде чинно откладывая бумажку на стол, да окидывая представшее перед ним существо задумчивым взглядом. Полюбоваться на самом деле есть, на что, даже несмотря на кучу тряпок, что Габриэль умудрился на себя нацепить. Хотя ему определенно лучше пошел бы минимум одежды. И все же взгляд по чужому телу скользит так откровенно, будто Альва отлично знает его контуры или обладает рентгеновским зрением, и тряпки ему совсем не помеха.

Альва медленно ведет пальцами по колу от самого кончика его к ладони Габриэля, все еще храня молчание и игнорируя то, что нажим на кол явно усилился, царапая кожу даже через ткань рубашки. А затем – движения хорошо отточенные, молниеносные – в последний момент, перед тем, как коснуться кожи, обращает бесполезную против него деревяшку в пепел, перехватывая Габриэля за руку, заламывая ее и вынуждая буквально сесть себе на колени.

- Ты правда так уверен, что можешь вот так ко мне в кабинет врываться и задавать вопросы? – практически мурчит демон, едва касаясь теплыми губами длинного эльфийского уха: - И правда настолько глуп, чтобы считать, что хоть что-то в этом доме способно причинить мне вред? – пальцами свободной руки ведет по чужой щеке, заправляя Габриэлю за ухо прядку светлых прямых волос. – Очень опрометчивый маленький инквизитор. А точнее, - драматичная пауза, прежде чем сильнее выкрутить руку, заставляя острее ощутить боль и вместе с тем прижаться спиной, чтобы хоть немного ослабить эти ощущения: - Маленький эльф.

Альва смеется. В голос и откровенно издевательски. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

19

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/26362.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Все еще пес Инквизиции[/status] Все было бы намного легче, останься у Габриэля то, чему он учился так долго - божественная магия, те самые церковные чудеса, что творила инквизиция во имя Господа и с молитвами на устах. Подействуй тут хоть какие-то руны и Вайт медленно, но верно пробил бы тот кокон, что не пускал его с огражденной территории, состряпал бы клинок, который был бы готов сковать хоть из железа в собственной крови, лишь бы уничтожить как можно больше темных тварей на своем пути. И дело было не в изнасиловании, а в мести за семью, конечно же. И за всех тех, кто тоже потерял когда-то близких из-за демонов.

Но небеса молчали. Полчища ангелов не спешили слетаться за верным слугой своим, Господь не накрывал душу благодатью, вырывая ее из оскверненного и меняющегося тела. И многочисленные руны, которыми Габриэль исписывал бумажку за бумажкой тоже уже не имели силы. Впрочем, что-то внутри порой откликалось, когда он случайно делал ошибку и рука сама вела росчерк не в ту сторону, такие руны порой даже немного светились. Но этой силы уже сам Габриэль немного боялся, потому что она была родной и вместе с тем чуждой.

Неизвестность пугала. Безукоризненная вежливость и вышколенность слуг Альвы раздражала - взгляды, которые ловил иногда Габриэль вовсе не несли в себе оттенка "а вот и шлюха хозяина пожаловала", как это непременно случилось бы среди людей. К тому же он не был дураком и понимал, что ему много чего просто спускают с рук. Но зачем? Ради чего, черт подери, затеян весь этот балаган? Ради душеньки бессмертной что ли? Так Альва мог ее легко получить за жизнь того отравленного мальчишки.

Наверное, Вайт был бы куда рациональнее и спокойнее, оставайся он человеком, а не эльфом, для которого тридцать с большим хвостиком были практически тем же, что юношество для человека в плане гормонов. Сейчас эмоциональные качели доблестного инквизитора чуть ли не делали солнышко от беспокойства до лютого гнева, когда чуть ли не зубами вцепиться хочется в нежное горлышко демона. От унылых мыслей о своем будущем до приятных планов мести, каждый из которых, если трезво подумать, был более чем нереалистичным. А так как рядом других эльфов, способных научить справляться с огнем в своей душе и присыпать его льдистым крошевом равнодушия, не было, Габриэль творил откровенную ересь, как сейчас, например, когда втискивал острый деревянный кол в грудь Альвы.

Вылупился еще так, пакость темная! - со свистом втянул он воздух, уже собираясь с размаху воткнуть кол как можно глубже, уже представляя хруст ломающихся костей, жар крови, обагрившей бы его руки. Но что-то как обычно пошло не так.

- Уверен, ворвался же! - шипит Вайт, меча практически ощутимые искры из зеленющих глаз. Будь у него возможность лазером из них стрелять - с удовольствием оставил бы много дырок в теле своего оппонента, болезненно заламывающего руку.

Возможно, кто-то другой на его месте испугался бы, оказавшись вновь так близко, воскресил бы в памяти картину той ночи, когда кровь смешивалась с хриплым дыханием и полуобморочным состоянием. Но Габриэль испытывал лишь гнев - яркий, полыхающий в его ауре с такой яркостью, которая и не снилась лощеным эльфам, покинувшим этот мир.
- Мне нужно было привлечь твое внимание и проверить на всякий случай возможность твоего убийства, - сообщает он, безуспешно пытаясь сползти с колен и морщась от крепкой хватки. Придется сидеть и терпеть отвратительную близость демона, которому так и хочется заехать по лицу. Желательно с ноги.

Ухо невольно дергается от голоса, оказавшегося так близко, от губ, едва ощутимо ласкающих чувствительную кожу. Сердце невольно пропускает удар, а потом вновь начинает биться намного быстрее, пичужкой разволновавшись в клетке из ребер.
- Я. Не. Эльф! - произносит Вайт чуть ли не по слогам, с шипением жмется спиной, проиграв железной хватке. И ведь вроде не таким уж сильным выглядит, а из пальцев вообще не вырваться, что за невезение. - И даже то, что ты сделал меня похожим на мечту толкиниста, не делает меня эльфом!

Дальше шла заковыристая тирада, вызванная смехом, которую Габриэль выдал даже не на одном дыхании, а пару раз переводил дух, выводя своим мелодичным эльфийским голоском не то, что трехэтажную конструкцию - нет! В его исполнении получалась целая вавилонская башня, готовая попрать небеса художественных посылов. И даже практически без матов и без повторений, впору и правда записывать и запоминать особо изощренные обороты. Но всему приходит конец, так и Габриэль все же выдохся и уже гораздо спокойнее спросил, чуть поерзав на коленках и садясь поудобнее, пытаясь при этом как-то спасти уши от неприличной близости Альвы:
- Короче, что тебе нужно? Где уже там пытки мои, камера два на два с крысами, сыростью и пауками в углах, с гнилью и унылой тюремной баландой? Какого черта я нахожусь в комнате, которая размером чуть ли не с мою квартиру, питаюсь едой, будто с дорогущих ресторанов, причем в нормальных объемах? - ситуация настолько сильно не совпадала с картинами ада, описанными в богословских книгах, что Вайт ловил нехилый такой когнитивный диссонанс, пытаясь понять свое положение и будущее. - Даже если во мне и есть эльфийская кровь, разве не проще было бы убить меня, как вы и делаете с эльфами, а потом напиться этой самой крови от пуза? - острые кончики ушей подергивались с каждым новым витком возмущения, которым полнился Габриэль. - Если ты думаешь, что Ватикан ради меня согласится на какие-нибудь переговоры, то ошибаешься, я рядовой инквизитор, которых у них пруд пруди. Во мне нет никакой ценности, так что можешь заканчивать с частью, где притворяешься добряком и переходить к той, где меня ждет мучительная гибель.

Вновь вспомнился мерзкий звук, с которым была свернута шея напарника. С Майком Альва точно не церемонился, как с ним, значит дело было вовсе не в том, что ему попался на редкость альтруистичный демон. Но в чем тогда? Высшего уровня доступа к церковным секретам у Вайта не было, каких-то тайных знаний в голове тоже, никаких артефактов и мощей, никаких особых способностей. Посредственность, изо всех сил пытающаяся вырвать руку из цепких пальцев.

- Еще и тело это, пфф! Сделал из меня куклу ушастую, я теперь себя в зеркале не узнаю! - продолжает он задиристо, вскинув гордо подбородок. - Не то, что мускулов - волос на теле лишил, изверг! Ну какой я после этого мужик?!

Отредактировано Cillian St. Clair (16-03-2020 00:49:44)

+1

20

Стоило Альве только захотеть, и жизнь его пленника легко превратилась бы в настоящий ад. В беспробудную череду боли, унижений и лишений. Такие вещи ломают даже представителей святой инквизиции так, что те готовы умолять о смерти физического тела в обмен на бессмертную душу. Работает тут только вопрос времени: кто-то сдается быстрее, кто-то держится на чистой злости, упрямстве, да ненависти несколько дольше. Порой Альве даже доставляет удовольствие наблюдать за подобными мучениями, но сам он руки подобным предпочитает не пачкать – всегда может наведаться к кому-нибудь, кто промышляет подобными развлечениями.

Но Габриэлю жилось относительно спокойно даже не потому, что Альва терпеть не мог пачкать руки. И не потому, что в нем текла кровь эльфов, что почти полностью покинули человеческий мир. Альва просто предпочитал иные подходы, рассчитанные не на пытки тела. А иногда и вовсе не на пытки ориентированные.
А еще, приложив немного фантазии, Альва мог представить, что именно ощущает его пленник, находясь здесь. Смятение, непонимание, грызущие опасно-острыми зубами чувство неизвестности. Незабываемый – демон коротко улыбается своим мыслям – должно быть коктейль получается.

Визуально Альве очень нравится работа, что он провел. И он понимает, что не зря потратил силы на то, чтобы пробудить магию, дремлющую в инквизиторе, вынудить буквально работать ему на пользу. Даже отблеск зеленых глаз неуловимо, но изменился. Может – Альва честно попытался вспомнить, сколько там Габриэлю лет по человеческим меркам, но запутался в годах и забил на эту идею – со временем он даже совладает с магией, что в него заложена. Если, конечно, не перерос возраст обучения, когда сила вместе с интуицией готовы вести и обучать, а не когда дорого платить приходится за каждую ошибку.

- Кажется, - Альва нарочито мягко и медленно тянет слова: - Ты оказался не прав. Какая жалость, да? – пальцы сильнее сжимаются на чужом запястье, все еще не ломая кости, но находясь уже где-то на грани этого. Демон легко вынуждает подчиниться своим прикосновениям, попользоваться появившейся гибкостью, прогибаясь в спине, чтобы хоть немного облегчить болезненные ощущения. – Я думал, ты достаточно умный, чтобы понять, что здесь меня точно не убьешь. И, более того, сам не убьешься, если я этого не пожелаю, конечно.

Альва легко касается чужого загривка пальцами свободной руки. Медленно ведет до кромки воротника одежды, почти не касаясь кожи подушечками пальцев. И останавливается там, где ворот начинается, словно раздумывая, что стоит делать. А когда Габриэль дергается, пытаясь сползти прочь с колен, демон дергает резко, хоть и коротко без того болезненно вывернутую руку, давая на секунду ощутить резкий укол боли, несравнимый с тем дискомфортом, что ноющей тенью стоял до того.
- Нет, - командует резко ставшим жестким голосом. И может показаться на секунду, что обращается не с живым человеком, а с собакой. Со строптивым щенком, что решил щерить зубы.

- Может, тебе стоило постучаться и войти нормально? А еще, - Альва устраивает подбородок на чужом плече, перехватывая Габриэля свободной рукой за талию, да вынуждая прижаться ближе к себе спиной: - Мне стоит выкинуть тебя прочь за дверь, но так и быть, на первый раз прощаю, - в голосе сквозят откровенно-снисходительные нотки пополам с откровенным предупреждением. Так, что легко понять, что стоит только Габриэлю еще раз так ворваться, и Альва непременно воплотит свое обещание в жизнь, а может и его чего воплотит.

- Не Эльф? – вскидывает насмешливо брови: - А как ты объяснишь вот это, например? – Альва чуть отстраняется, да дует на длинные светлые волосы, а затем коротко сжимает губы на кончике острого уха: - Или вот то вот? - он бы хотел пересадить инквизитора к себе лицом, чтобы видеть эмоции, но приходится угадывать по голосу. Тем более, что сейчас ничего сложного в них нет. А возиться с тем, чтобы надломить Габриэля и вынудить подчиниться сейчас ему откровенно лень. – Или еще вот это? – рука легко расправляется с кучей тряпок, да ведет от безволосой груди к такому же безволосому лобку. Альва останавливает прикосновение буквально на грани фола, позволяя одежде снова прикрыть кожу.

Длинная тирада заставляет только улыбнуться лишний раз. Он никак не может решить, нравится ему, как его пленник активно использует нецензурную брань, или все же нет. Решает, что подобный способ изъяснений шел старому Габриэлю, но никак не новому. А потому прикрывает чужой рот ладонью, ненавязчиво предлагая заткнуться. И ничуть не удивится, если Габриэль его укусит. И даже руку не отдернет, потому что готов к этому и потому что это будет вполне закономерно. Руку Альва отстраняет только тогда, когда понимает, что Габриэль готов говорить нормально. И сразу тонет под шквалом то ли возмущений то ли вопросов.

- Во-первых, - начинает демон сначала: - Я все еще не обязан отвечать на твои вопросы, но готов это сделать, если ты что-нибудь предложишь мне взамен. И чтобы доказать тебе серьезность предложения, я даже поясню по первому, - он ловит подбородок Габриэля в пальцы, заставляя того обернуться к себе, а заодно слегка ослабляя хватку на вывернутой руке, чтобы не причинять лишней боли просто так. – Итак, ты – мой. И я делаю и буду делать с тобой все, что мне заблагорассудится. Если мне этого захочется, собачкой будешь у ног сидеть, и выбора у тебя нет. Это понятный ответ? – демон внимательно смотрит в злые зеленые глаза, встречая злость в них ледяным почти спокойствием.

Столько гонора, что просто любо-дорого посмотреть. Альве кажется, что многие его знакомые отсутствующую душу продали бы за такую прелесть, чтобы развлечься тем, чтобы сломать его и выбросить ко всем чертям. В буквальном, кстати, смысле. Низшие никогда не против потехи, да объедков с барского стола.

- А что, - демон щурится ядовито, да пальцев на подбородке не разжимает, заставляя смотреть на себя из весьма неудобной позы: - Мужиком можешь быть только тогда, когда оппонент к креслу прикован, а сам ты напоминаешь шкаф два на два метра? – может показаться, что Альва мстит, что он искренне обижен тем, что происходило в штабе инквизиции. На деле же стоит вглядеться внимательнее, и различишь в голубых глазах откровенные искры смеха. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

21

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/26362.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Все еще пес Инквизиции[/status] Кажется, он действительно переоценил свои силы, по крайней мере это показалось вполне здравой мыслью, когда на глаза невольно навернулись слезы, заставляя пушистые ресницы намокнуть и потемнеть и придавая влажный блеск и без того красивым глазам. Еще Габриэлю казалось, что уровень его чувствительности подскочил раза в два, а то и в три, судя по тому как сильно боль сейчас отзывалась в теле. Отвратительном, гибком и похожем скорее на юношеское, чем на мужское, по его меркам, теле. Еще и голос этот - мягкий, тягучий, бесящий еще сильнее.

Вместе с Габриэлем бесновалась и его сила, пытаясь ожечь своим гневом далеко не в фигуральном смысле. Даже права убиться лишает, сволочь демоническая. Хотя, если самоубийцы все равно попадают в ад, в этом смысла-то особого нет. Разве что если отдать решит в какой-то местный бордель. Уж лучше смерть, чем поруганная честь. Она, конечно, уже немножко и так поруганная, но одно дело, когда насилует высший демон и другое - толпа других демонов.
- Но внимание я привлек, согласись, - прошипел он упрямо, невольно прогибаясь и сжимая зубы, когда кости, кажется, затрещали от того, как сильно сжали их такие изящные на вид пальцы. Приходится подчиниться, будучи при этом напряженным, как струна, ожидая малейшего момента слабины.

От строгого и жесткого окрика уши заметно вздрагивают и даже чуточку опускаются кончиками, будто у пса, получившего нагоняй. Это, конечно же, не поколебало решимость Вайта, до этого отвлекшегося на невесомые почти прикосновения. Правильно сделал, что выбрал самую закрытую одежду, так его точно не будут лапать активно. Наверное.
- Когда я пытался поговорить с тобой нормально, ты исчезал, - резонно напомнил Габриэль, смирившись временно с необходимостью сидеть на чужих руках и мрачно тряхнув головой так, чтобы волосы лезли в лицо Альвы: - А мне, знаешь ли, нужно понять в какую задницу я вляпался и что теперь делать. А слуги твои сами ничего не знают или не говорят! - обвиняюще заканчивает он, нахмурившись и снова попытавшись вырваться. Естественно, безуспешно.

Габриэль ежится от прикосновения губ, растекающегося по телу странными мурашками. Вроде бы и жутко, а при этом немного приятно, ужасно, короче. А вот уже от ласкающей ладони дергается, поражаясь тому, как легко одежда поддается чужим рукам, зашипев разъяренно, словно дикий кот и колени тесно сжимая, чтобы не лапали сокровенное. Но вроде как обошлось. И про тот раз - кровавый и болезненный - Альва тоже не вспоминал и вроде как не горел желанием повторять. Или это пока что?
- Это лишь тело, а душа у меня человеческая, - наконец мрачно заявляет он, понимая, что крыть нечем и внешность натурально эльфийская. А потом с облегчением выдыхает, когда кажущаяся обжигающей рука наконец перестает касаться кожи.

Договорить свой великолепный и многоуровневый архиматерный посыл ему конечно же не дали. И конечно же Габриэль не преминул воспользоваться близостью затыкающей рот ладони и вцепиться в нее зубами - мстительно и до крови, сглатывая ее невольно, потому что та охотно текла в рот. И вкус даже не такой мерзкий, как можно было бы ожидать. И постепенно крепко сжатые зубы разжимаются, давая убрать руку, а Габриэль проводит по губам языком, слизывая остатки крови и чувствуя себя немного странно.

Сидеть вот так становится еще неудобнее, когда голову заставляют повернуть к себе, да настолько, что еще немного и вполне получится свернуть шею, о чем надрывается инстинкт самосохранения. И поэтому Габриэль не пользуется тем, что запястьям стало чуть свободнее, а немного поворачивается телом к Альве, продолжая смотреть на него непримиримо и свысока, полностью опровергая свое же утверждение о человеческой душе - эльф эльфом, только эмоциональнее намного.

- Размечтался, - зло выплевывает Вайт слова, чуть ли не оскаливая зубы от переполняющей душу ярости, - собачку ему подавай, ха! Думаешь, если затащил к себе, то все, печать собственности поставил? Душа у меня моя, а тело - временные неурядицы, которые я с честью перетерплю. И уж точно не сидя у твоих ног собачонкой, темный!

Безмятежное спокойствие и уверенность в голубых глазах бесят. Так смотрят те, кто точно знает на что способен, уж Габриэль в этом разбирался. Да и догадывался, что высшие демоны становятся высшими вовсе не за красивые глаза. Реально красивые, к слову, как и весь Альва. Даже интересно наколдованная это внешность или на самом деле такой.

- И, кстати, что ты от меня хочешь в таком случае за ответы на вопросы, если все отобрал? Пушки забрал, наручники тоже, у меня даже одежды своей не осталось. Хочешь, волосы на парик обстригу? - великодушно предлагает Габриэль, чуть прищурив кошачьи глаза и насмешливо улыбнувшись. Может тогда эта копна тяжеленная расти перестанет.

Легко вспоминается, как полгода назад демон смотрел снизу вверх в том самом кресле, вновь чувствуется острый укол сожаления и злости на себя за свою тупость и наивность. Если бы только можно было вернуться назад во времени, он все сделал бы иначе. Но увы, маховик времени существует лишь в книгах, не очень любимых в священных кругах.
- Во-первых, этот шкаф тебя честно поймал и дотащил до кресла. Во-вторых, не два на два метра, а метра на два, попрошу. И в-третьих, нет, мужиком я могу быть в любой ситуации, когда его хоть немного напоминаю, а не вот это вот!

Он помолчал, плотно смыкая губы и чуть задирая подбородок, задиристо глядя на Альву:
- Или обиделся, что так легко оказался в руках святой инквизиции и решил мне отомстить за полчаса близкого знакомства и быструю езду? Так не похоже это на месть, я, может, всю жизнь хотел спать на мягкой кровати, с которой скатиться во сне практически невозможно, да есть первоклассную еду. А ты мне даришь каникулы черт знает на сколько времени, во время которых я точно найду способ с тобой расправиться, - кровожадно заканчивает Габриэль, зубасто улыбаясь, как будто ему нормально сидеть в этой перекрученной позе, от которой уже немного побаливало тело.

+1

22

Оставь Альва недальновидно Габриэлю немного больше силы, и тот вполне мог бы попытаться вырваться из хватки. И даже не факт, что не вырвался бы, если бы Альва вдруг решил играть честно и не стал бы применять магию. Однако демон рассчитал все точно, и сейчас легко управлялся с чужим физическим телом даже без отголосков собственной магической силы, словно с какой-нибудь хрупкой девушкой. Неплохо, очень неплохо.

- Согласен, внимание ты привлек неплохо, - легко кивает Альва. Он уверен, что как только отпустит руку Гариэля, на коже проступят синяки там, где сжимались пальцы. А еще рука наверняка будет болеть некоторое время, пока ускоренная регенерация делает свое дело, залатывая полученные бреши. Именно понимание того, что регенерация будет работать, позволяет не жалеть, практически ломая чужую руку, но незримую грань все еще не переходя. В конце концов, очередные муки боли Альве особо сильно не сдались. По крайней мере, сейчас. Он отлично чувствует напряженность в чужом гибком теле и откровенно наслаждается тем, что видит и ощущает. Это как удерживать в руках буйствующий элементаль, только не так опасно, потому что ставший вдруг эльфом человек на самом деле в этом доме не способен причинить ему вреда.

Альва усмехается уголками губ, замечая то, как дрогнули чужие уши от его короткой команды. Кажется, он был услышан, хоть Габриэль и пытается сейчас всеми силами показать, что это не так.
- Подумаешь, мог и подождать, пока я сам приду, - тянет с легкими издевательскими нотками демон, улыбаясь мягко, почти даже по-доброму: - В конце концов, у тебя теперь полно времени на простое ожидание. Али неизвестность собственной судьбы не давала покоя? – обвиняющие нотки в чужом голосе Альва отлично слышит, и от того в голосе только больше яда. Он бы понял обвинения в адрес кого-нибудь из светлых, но обвинять темного примерно тоже самое, что ругаться на дождь за то, что он тебя намочил. Альва снова дует на чужие длинные пряди, мягко посмеиваясь: те легко разлетаются, частично оседая у Габриэля же на лице.

- Мне кажется, я очень зря остановился, и могу легко доказать, что душа у тебя тоже эльфа. Правда, для этого придется приложить усилия иного рода, знаешь ли, - демон в наглую блефует, едва касаясь теплыми губами хрящика длинного эльфийского уха, скользя по нему языком медленно, с оттяжкой, да предусмотрительно придерживая за подбородок так, чтобы от принудительной ласки сбежать возможности не было. Естественно, его приставания с душой эльфа вообще никак не связаны. Бывшему псу инквизиции знать об этом вовсе не обязательно.

Габриэль на самом деле кусает. Его злая сила обжигает ладонь, и Альва усилием воли побарывает в себе желание отдернуть ладонь, позволяя крови стекать по чужим губам. Сила обжигает на самом деле гораздо сильнее, чем сам укус, который затянется через несколько минут после того, как он отстранит руку прочь. Вот уж не думал, честно говоря, что силы в полукровке окажется так много, что аж через край хлещет, готовая вступать с обидчиком в бой даже несмотря на то, что хозяин представления не имеет о том, как ей пользоваться правильно.

- Понравилось? – почти мурылкает Альва, встряхивая прокушенной до крови рукой, оставляя на ковре пару капелек собственной крови, что впитываются молниеносно. Он с веселым прищуром смотрит в злые зеленые глаза, даже немного удивляясь чужой эмоциональности. Конечно, она восхитительна. Обжигающе восхитительна, он бы сказал. И подобного Альва точно не ожидал: Эльфы, которых он помнил, были все холодными, словно на подбор. Степенность, ощущение внутренней силы, а порой и полное игнорирование внешних раздражителей до тех пор, пока их самих что-то не заинтересует. Смесь кровей же давала потрясающий результат.

- Поспорим? – Альва не дожидается ответа. Он сознательно вплетает пальцы в длинные волосы Габриэля, сжимает их у корней, а затем сбрасывает грубо с собственных колен на пол, вынуждая уткнуться лицом в тот самый светлый ковер, запятнанный парой капель демонической крови. Естественно, руки чужие он вынужден отпустить, но это не мешает Альве надавить коленом на чужую поясницу, придавливая значительной частью своего веса, просто не давая пошевелиться так, как хочется. И пальцев в чужих волосах демон не разжимает, давая инквизитору осознать собственное положение в пространстве в полной мере.

- Смотри-ка, - Альва коротко тыкает Габриэля лицом в пол, словно нашкодившего щенка, а затем тянет за волосы назад, вынуждая болезненно прогнуться в спине следом за собственным прикосновением: - Даже не сел, а лег. Любо-дорого посмотреть, только ошейника не хватает, - да, издеваться Альве нравится. Нет, раскаяния он от этого совершенно не ощущает, и это отлично чувствуется и по интонациям, и по веселым искрам в голубых глазах.

- Считай, что я отзываю предложение о торгах, потому что твои волосы мне нравятся и на тебе. Ты, наверное, заметил, судя по тому, что не мог их обстричь, - свободной рукой демон ведет по чужой шее почти с нежностью, едва касаясь открытой кожи подушечками пальцев. Разительный, должно быть, контраст, особенно для тела с повышенной чувствительностью. – О! – он изумленно-притворно округляет глаза: - Так ты как светлый только что опровергнул то, что сила в духе, а не в теле? Ая-яй, всего ничего со мной, а уже предаешь каноны, - Альва смеется с удовольствием, позволяя даже хватке в чужих волосах слегка ослабнуть. Однако все равно тщательно следит за движениями, чтобы не попасть под случайный или намеренный удар, если Габриэль вдруг решит начать вырываться активнее.

- Так отчаянно пытаешься вывести меня из себя, - одежда полоской плавится под его пальцами, оседая обжигающим пеплом на кожу там, где Альва касается ее. И будь на ней металлические или пластиковые элементы, Габриэль наверняка испытал бы больше неприятных ощущений в своей жизни, чем сейчас: - Наверное, это все от бессилия? Вы же, светлые, так говорите? Что злость всегда от бессилия? – наивно интересуется он, наблюдая с любопытством за тем, как на светлой коже появляются легкие красные пятна ожогов. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

Отредактировано Ivo Wald (07-04-2020 23:32:16)

+1

23

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/26362.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Все еще пес Инквизиции[/status] Любопытство сгубило кошку, а еще инквизиторского пса, который, если здраво подумать, действительно мог обождать, а не рваться вперед во весь опор с ножкой от стула в качестве оружия. Но нет, горячая кровь и яркая ненависть, подкрепляемая желанием отомстить за все беды, которые только могли сотворить демоны, сотворили с ним злую шутку, приводя к вовсе не завидному сидению на чужих коленях. Хотя, может и завидному, наверняка по Альве сохло много существ.

- Бесишь, - шипит натуральным котом Габриэль, ловя добрую и от того еще более раздражающую улыбку, раздражаясь еще и от того, как легко Альва понял, что его напрягает неизвестность. Если бы не практически ломающая кости хватка, он с таким бы удовольствием куда-нибудь ударил, да побольнее, сжал бы эту изящную шею и с хрустом свернул бы ее. Но мечтам суждено оставаться мечтами, а Вайту оставалось только безуспешно пытаться вырваться, стараясь не показывать пронзившего тело опасения: - Полно времени? Что ты имеешь в виду?

Можно было сложить два и два и понять, что надежда сдохнуть от старости отправляется в топку вместе с прежними мускулами, но Габриэль упорно верил в то, что получит пять, то есть годам к девяноста в худшем случае благополучно отправится в Рай, сделав ручкой Альве, показав от души перед этим средний палец. Умел бы на ногах показывать - тоже оттопырил бы. А сейчас он мог только ерзать и мрачно пытаться сдуть пряди с лица, сдаваясь и расслабляя запястья, чтобы уменьшить тянущую боль.

- К-какого рода? - голос все же вздрагивает, когда Габриэль чувствует прикосновения языка к уху - такое острое, будто его только что по нервам оголенным погладили. Кажется, член лишь немногим больше отзывчивее по чувствительности и от этого внутри только сильнее закручивается спираль ненависти. Мало того, что куклой какой-то сделал, так еще и уши эрогенной зоной сотворил, чертов... демон. Совсем не облегчает жизнь бедному поборнику света, доблестно сражавшегося с ним. И голову даже не повернуть, остается только ухом шевелить, стараясь выровнять сбивающееся дыхание.

Губы все еще смочены кровью и приходится подавить желание облизнуться, как будто алая жидкость - на удивление алая, Габриэль ожидал увидеть что-то черное и тягучее - насыщала его ярость, давала подпитку темному комку ненависти, пожирающему изнутри из-за постоянного голода и одиночества.
- На хуй бы тебя послал, да ты уже оттуда, - невпопад отвечает он, оскалившись мрачно, да обжигая зеленющим до безумия взглядом - еще немного и глаза словно засветятся. Понравилось, пфф. Сплюнул бы прямо на дорогой ковер, но труд горничной жалко. Да и вообще ковер хороший, пушистый такой, не хочется портить. Он и так, правда, испорчен уже каплями крови, но привычка уважать чужой труд и чужие вещи давала о себе знать. Он и стул-то с трудом лишил ножки, мысленно принося тому прощение.

Он не успевает среагировать, только руками смягчает падение, оказавшись слишком быстро придавленным к тому самому замечательному ковру. И правда пушистому, мягкому. Еще бы не колено на своей спине и было бы совсем хорошо.
- Пусти, сукин ты сын, - Вайт даже дернуться не может нормально, потому что сейчас ему могут спокойно переломить хребет. А это, увы, довольно больно. С громким шипением приходится выгнуться, потянувшись за волосами, которые еще немного и словно оторвутся вместе с кожей головы, мысленно проклиная Альву так, что будь в роду у отцы Вайта ведьмаки - точно сглазил бы. - Хочешь ошейник нацепить - заведи себе пса! - рявкает он и осекается, понимая, как иронично это звучит, учитывая его прозвище. Ведь действительно взял и завел себе пса, да не простого, а инквизиторского, это даже покрыть нечем.

- Заметил, - неохотно соглашается Габриэль, вспоминая, как в прошлый раз сломались честно стыренные ножницы, едва докоснувшись светлых прядей. Срабатывало только если методично по волосинке самому обрывать. Да и то к утру все отрастало к вящему неудовольствию владельца пышной гривы, потратившего кучу времени на ее укорачивание. По телу ползут мурашки от того, как по шее ласкающе ведут пальцы, когда он выгнут в неудобной позе и чертовски напряжен. Не хочется об этом думать, но ощущения приятные. - И каноны я не опровергаю, не передергивай! - упрямо фыркает он, чуть расслабляясь, когда хватка становится не такой сильной. Все же даже демоны могут уставать. И поэтому Вайт пользуется этим, пытаясь перекатиться и хотя бы подняться. Конечно же безрезультатно, что вызвало новую волну яростного шипения.

- Пытаюсь заставить тебя показать свое истинное лицо, чтобы увидеть насколько оно отвратительно, - морщится он, ощущая, как пальцы обжигают в прямом смысле спину, оставляя на светлой и нетронутой коже ожоги, понемногу начинающие исчезать уже через пару секунд, как будто кто-то ластиком стирает лишнее. Воздух кажется холодным после жаркого контраста, от того, как рука ползет вниз на ум снова приходят воспоминания о той кровавой ночи, после которой задница болела невыносимо. Наверное, будь бы Габриэль послабее душевно, он бы забился в истерике под Альвой, сдаваясь страху, но вместо этого он лишь мрачно закусил губу, не издавая ни звука и тщательно перерабатывая каждую даже самую крохотную капельку страха в ненависть к демонам, питавшую его всю жизнь и дававшую повод двигаться вперед. Наверняка Альве только и нужен его ужас, так вот - не дождется подобного удовольствия.

- Ублюдок, - выдыхает Вайт, когда рубашка полностью расходится на спине и соскальзывает вниз, путая руки в рукавах, как будто на ней была молния, которую резко расстегнули: - Бессилен я или нет, но я отомщу за все, что ты со мной сделал и сделаешь, найду способ тебя развоплотить даже если для этого самому придется сдохнуть, - он жмурится и решительно тянет башку вперед, кусая губы до крови от того, как больно это делать. Но лучше так, чем показать, что он сдался. Хочет волосы пообрывать - вперед, Габриэль только рад этому будет, он не просил делать себя принцессой.

+1

24

Альва может и хотел бы немного ослабить хватку, но не позволяет даже мыслям в голове подобным появиться: прекрасно понимает, что в лучшем случае Габриэль шарахнется от него в сторону, а в худшем он – Альва – еще и по лицу получит. Последнее его особенно не прельщает, поэтому особой свободы своему пленнику он давать не намерен: больно много чести словить удар от простого смертного, который не так уж и давно открыл в себе магию, да и то без помощи демона не обошлось.

- Соображалка подводит? – совершенно по-доброму и все с той же приторно-мягкой улыбкой интересуется Альва, слыша вопрос: - Говорю, что ты здесь застрял на веки вечные в моем полном распоряжении, - демон меняет улыбку на совершенно бессовестную усмешку. На уровне интуиции он почувствовал чужое напряжение и- надеется на это – истолковал его правильно. Порой Альва очень жалел, что не одарен даром читать мысли. Хотя это лишало бы его игры половины интереса, так что все, что ни делается – все к лучшему. Зато, как говорится, много других талантов, что помогают занимать то место, что он занимает.

Альва чувствует, как чужое запястье слегка расслабляется под его хваткой. И вместе с тем, словно поощряя опять же, слегка ослабляет собственную хватку, еще немного ослабляя чужие неприятные ощущения. Это ослабление должно отлично почувствоваться, но его совершенно точно не хватит для того, чтобы освободиться и почувствовать хоть немного собственной силы.

- Какой ты прелестно-наивный, совсем намеков не понимаешь, - Альва с удовольствием шепчет, и если бы его дыхание могло оставлять на нежной светлой коже ожоги, оно непременно бы это делало. Но оставляет только горячий поцелуй под ухом, да легкий укус там же, прежде чем демон сжимает губами кончик эльфийского уха. Он знает прекрасно, что рожденные эльфами чувствительны к таким прикосновениям до безумия. И ему интересно, так ли реагируют полукровки. И судя по тому, как вздрагивает чужое тело, как сбивается у Габриэля дыхание, реакция вполне себе однозначная. – Всегда можно повторить нашу с тобой первую ночь, просто немного в другом раскладе, - воплощать угрозу в жизнь вот прямо сейчас Альва не намерен. Но его пленник-то об этом понятия не имеет.

- Ругаться тебе все еще не идет, - безапелляционно заявляет Альва. Полыхающие злобой чужие зеленые глаза его почти завораживают до легких мурашек по загривку и острого желания увидеть в этих глазах что-нибудь еще, кроме злости. Например, страх. Или туманность похоти. Или влюбленность. Да мало ли эмоций, которыми можно полюбоваться, когда они такие яркие, не замутненные призмой тысячелетней жизни. Альва прекрасно понимает, откуда в Габриэле такая эмоциональность. Эльфов учат управлять силами через эмоции в том числе, причем с рождения. От этого в том числе их нрав покрывается тонкой ледяной коркой. А Габриэля не учили. В нем бушует сила пополам с гормонами, и отсюда такая яркость. Зелень глаз едва ли не полыхает.

- Я прекрасно знаю о том, какую ты имеешь репутацию в кругах инквизиции, - Альва пропускает мимо ушей чужое требование: - Так что можешь считать, что я уже завел себе пса. Вот только необученный, но это ничего. Собаки легко ломаются под хозяина, - демон сильнее давит коленом на чужую поясницу, да чуть подается вперед, шепча последние слова Габриэлю на ухо. Ему нравится, как изящное тело прогибается под его руками, как поддается, пусть и через боль. Но ломать тело Альва не намерен, у него есть идея поинтереснее. Потребует она, конечно, больше времени.

- Мое лицо не изменится. Я высший, если ты еще этого не осознал. У меня нет альтернативных звериных форм, или что там обычно люди себе представляют, не будучи осведомленными в том, как тут все работает, - голос у Альвы ровный. Кажется, что и не он вовсе прижимает чужое тело к полу, осознанно причиняя ощутимую боль. Кажется, что вовсе не он говорит неприятные, обжигающие слова, не его усилиями чужая спина едва ли не ломается в пояснице. – Так что если все ради этого, бросая свои попытки и будь паинькой.

Пальцы Альвы замирают на уровне пояса от штанов. Длится это буквально секунду, пока Габриэль не раскрывает опять рот, разражаясь очередной порцией непримиримой ругани. Альва тянет руку дальше, проходясь теми же жгущими прикосновениями по поясу, по ягодицам. Даже ладонь на одной сжимает, оставляя яркий отпечаток, который хоть и начинает подживать сразу, но все же не исчезнет молниеносно. Штаны опадают бесполезными тряпками следом за верхом, а демон перехватывает чужие руки своей, да дергает Габриэля вверх, заставляя подняться на ноги следом за собой.

- Можно было бы, конечно, заставить тебя взять свои слова обратно, но это как-то мелочно, мне кажется, - он по-доброму совершенно заглядывает в злые зеленые глаза, да тянет Габриэля следом за собой. Коротко приживает его ко входной двери в кабинет, что он еще совсем недавно открывал с ноги, да оставляет на шее яркий след собственных зубов. Да, болезненный. Да, окрашивающий кожу яркими капельками крови. А затем дергает дверь на себя, да вышвыривает инквизитора голым, словно щенка, из кабинета. Тот падает под ноги, кажется, той же горничной, что его привела. И прислуги в коридоре явно хорошо так прибавилось: любопытные низшие, что уж с них взять.

- Проводите его в комнату. Новую одежду не давать, - командует Альва. А заодно наводит чары так, чтобы даже тунику из постельного белья или штор сделать не получилось. И прекрасно знает, как выглядит в глазах его прислуги все, что они сейчас увидели. Сцена настолько однозначная, что клейма ставить некуда. И нет, демон совсем не боится пускать голого эльфа со своей прислугой. Знает, что никто из них не посмеет посягнуть на то, что принадлежит ему. 

И снова оставляет Габриэля наедине с осознанием произошедшего.  И появляется в его комнате только пару недель спустя, уже под рассвет. Прост оказывается в какой-то момент в кресле, лениво закинув ноги на подлокотник, да задумчиво смотрит на эльфа, ни слова не говоря.
Альва уверен, что Габриэль проснулся. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

25

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/26362.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Все еще пес Инквизиции[/status] Отвечать на издевательское замечание не хочется, оно эхом отзывается в словно опустевшей черепной коробке, ехидно отскакивая от костяных стен. Застрял. Навсегда застрял. И ангелы вряд ли придут за ним, чтобы под белы рученьки вознести на небеса. Габриэль, конечно, был верующим, но не настолько, чтобы безоговорочно верить в иллюзию. А учитывая, что его в первый же день пребывания здесь трахнули, а теперь еще и это тело, то подобное наверняка продолжится, а потом его отдадут другим демонам, когда надоест, и так... вечность? Самое время поджать метафорический хвост и заскулить, но Вайт этого конечно же не сделал, мудро решив разбираться с проблемами по мере их поступления. Сейчас его проблема в Альве, с Альвой пока что не справится.

- У тебя мало постельных грелок что ли? - шипит он, подергивая ухом и жмурясь, невольно вздрагивая. Его губы на кончике уха - это что-то противозаконное, вот серьезно. Должен отвращение испытывать, а не получается. Аж самом от себя противно и гадко становится, будто тело приняло демона, не согласовав это с разумом.

Все бесит. Шепот на ухо бесит, колено на пояснице бесит, невозможность подняться бесит, свое бессилие и ситуация, даже волосы, некоторые пряди из которых оказались не в руках Альвы и потому упали на лицо и спину - бесят.
- У меня один хозяин и имя ему - бог. А не какой-то захудалый демон, который может поквитаться лишь там, где его место силы, - Габриэль ради разнообразия рычит, скалясь так, будто и правда бойцовская собака с крутым нравом, которую только отпусти из намордника и она сразу клыками в шею вопьется. Вайт бы и впился, наплевав на все, разрывая ненавистное тело ногтями и зубами. Даже если после этого его вся местная прислуга расчленит заживо, сдирая кожу и отрезая плоть прозрачными и от этого не менее болезненными пластами.

В какой-то момент штаны тоже покидают свой пост и внутри Габриэля все болезненно переворачивается от мысли, что унизительная процедура начнется снова. Но он загоняет страх снова дальше, встречая взгляд демона своим - настороженным и злым, когда его дергают на ноги. Молчаливо утыкается в дверь, подавив короткий всхлип от боли, пронзившей шею. Лишь крепко сжимает кулаки, раня себя же ногтями, утыкаясь ими глубоко в мякоть. А потом с удивлением вылетает из комнаты, пропахав носом расстояние до ног горничной, невольно отпрянувшей в сторону. И когда Габриэль поднимает голову, то понимает, что там далеко не одна демоница, а демонов пять или больше, сразу сделавших вид, что они сильно заняты. И он перед ними в таком виде, с этим укусом, горящим на теле клеймящей отметкой. Щеки невольно вспыхивают, а сила ощеривается только сильнее, почти ощутимо загудев вокруг него, как в трансформаторной будке, являясь еще одним напоминанием для низших - не влезай, убьет. Они и не лезут, даже дотронуться не рискуют, только взгляды скользят по телу с деланым равнодушием. Мол, есть ваза, а есть голый эльф, интересный предмет интерьера, но у нас свои дела, мы пошли.

Он пытается стребовать одежду у горничной, но она лишь разводит руками и повторяет, что хозяин не велит, не меняя даже интонаций. В своей комнате Габриэль тут же бросается к шкафу, где нашел свою прошлую одежду и он, естественно пустой. Немного подумав, он сдернул занавеску и обернулся в нее и тут же ткань болезненно нагрелась, оставляя такие же ожоги, как от прикосновения Альвы. Пришлось тут же отбросить тяжелую штору с тихим вскриком, как будто в его руках оказалась ядовитая змея.

Габриэль долго рассматривал свою шею в зеркале, а потом отмокал в ванной, с ожесточением соскребывая с себя прикосновения Альвы, и после этого просто расслабившись среди пышной пены с вкусным шоколадным запахом - недостаточно сладким, чтобы стать навязчивым и мерзким. Благо пузырьков на полочках предостаточное количество. Не мужское, конечно, дело, но надо же как-то успокаиваться.

Спать ложился Вайт с заметным опасением и не зря - одеяло начало жечь, когда он расположился на полу, как и привык, и перестало лишь стоило ему перебраться на отвратительно удобную и мягкую кровать. Слишком мягкую - он даже проспал рассвет, а такое случалось лишь несколько раз на его веку.

Завтрак, конечно, никто не собирался нести в постель, поэтому пришлось пробираться самому, когда живот начало уже откровенно сводить от голода. Поначалу, конечно, было стыдно, но Габриэль понемногу привык уже к концу первой недели, дефилируя мимо прислуги с гордо выпрямленной спиной, радуясь тому, что длинные волосы хоть как-то прикрывают тело. Теперь-то Вайт не пытался их обрезать, постепенно начиная находить определенное удовольствие в том, как шелковисто скользят длинные пряди по коже.

С неловкостью от тренировок нагишом, когда он то и дело отражался в зеркале, справиться было уже тяжелее, как и сродниться с мыслью, что это тело принадлежит ему. А зеркало как назло оказывалось перед глазами, да еще и не прикрывалось ничем. И после этого в обязательные молитвы Габриэля вошло еще и извинение за свою реакцию, за то, что иногда залипает перед отражающей поверхностью, порой уже намеренно перед ним потягиваясь и прогибаясь, останавливая себя каждый раз, когда хочется провести ладонью ниже и накрыть член. Он не настолько с ума сошел, чтобы дрочить в демоническом доме на себя же.

Этот вечер Вайт провел с книжкой по истории демонов в руках - чтиве крайне занудном, если на то пошло, идеально подходящем в качестве снотворного. Одни имена некоторых демонов чего стоят, даже мысленно язык ломается произносить. В общем, спал Габриэль отлично, только вот из приятных снов его вырвало ощущение опасности - так отреагировала сила на появление Альвы, выдергивая владельца из разморенного состояния. Поэтому на Альву Габриэль уставился тут же: злой, взъерошенный и невольно прячущийся под одеялом, да заодно ныкающий под подушку книгу - вдруг ему саморазвитие запрещено.
- Пришел одежду вернуть или полюбоваться, как я тут устроился? - грубовато интересуется он, даже не думая здороваться, садясь на кровати и благоразумно продолжая прикрываться одеялом, делая вид, что просто не хочется вылезать из нагретого тепла. А в еще затянутых поволокой сна зеленых глазищах уже разгорается прежняя ненависть, как начинают полыхать сухие ветки от неосторожной искры. И этой искрой был Альва, выглядящий раздражающе-идеально, впрочем как и всегда. Будто не проснулся недавно, а из салона красоты вышел. Впрочем, кто этих демонов знает.

Габриэль радуется тому, что имеет привычку спать, завернувшись в одеяло словно гусеничка, собравшаяся окуклиться, и поэтому его утренней реакции молодого эльфийского организма - бодрого стояка - не видно. Остается только надеяться, что демону не приспичит лишить его и этого укрытия. Поласковее что ли быть, чтоб попялился и ушел? Так не получится, стоит только взглянуть в глаза светлые, так сразу ярость поднимается - яркая такая, болезненная, даже сильнее чем прежде. Никого прежде так истово Вайт не ненавидел, аж самому странно от такого. Будто и правда пес, да еще и бешеный.

+1

26

Альва всегда был достаточно снисходителен к своим слугам. Конечно, многие из высших его за это осуждали, но Альве было плевать по одной причине: взамен за свою снисходительность, что однако не переходила в откровенное панибратство, он получал кое-что поважнее – преданность. Конечно, речь о низших, что тянутся за силой на раз-два, а потому понятие преданности для них весьма относительно. И, встань вопрос ребром, Альва все равно ни к кому из них спиной бы не повернулся, но по меркам этого мира они были весьма хороши, как прислуга. Исполнительные, тактичные, знающие, что хозяин может даже заступиться за них, если не видит их вины. А вот если видит – лучше беги.

И Альва знал, что существуют многие, кто на его месте разогнал бы собравшуюся любопытную прислугу по углам. Причем некоторым его знакомым для этого не пришлось бы даже голос поднимать. Но Альва не разогнал. Напротив, скрестив руки на груди, наблюдал за тем, как Габриэль медленно поднимается с земли и совершенно никто не бросается ему помогать просто потому, что приказа трогать не было. Был – проводить. Был – не давать одежду. А вот касаться, поднимать с пола – нет.

А еще Альва не отводит взгляда от чужого тела. Даже не пытается скрыть того, что откровенно его рассматривает, начиная от макушки со светлыми прямыми волосами, и вниз по тугим мышцам, обхватывающим контур позвоночника, который демон легко может представить под собственными пальцами, а затем и еще ниже – до крепких ягодиц и стройных ног. И злой зеленый взгляд встречает спокойно, с легкой усмешкой на губах. А еще прекрасно ощущает, как от бессильной ненависти беснуется чужая сила, не находя выхода. Пожалуй, если когда-нибудь Габриэль примет ее и научиться с ней управляться, он станет опасен даже для высшего демона, но до подобного еще, как минимум, несколько столетий в распоряжении Альвы, а потом проблемы будут решаться по мере их поступления.

Горничная, конечно же, заглядывает отчитаться после того, как сопроводила пленника до его покоев – назвать это тюрьмой при всем желании язык не повернется все еще – да оставила в одиночестве. Альва слушает с серьезным выражением лица о том, как Габриэль пытался стребовать хоть какую-то одежду. Хмыкает весело, с истории о том, как он пытается найти хоть что-то из одежды в шкафу, одобрительно жмурится, когда горничная кратко рассказывает про пострадавшие шторы. Коротко приказывает, чтобы сорванные шторы повесили на место чуть позже.

И потом порой к Альве заглядывает кто-то из слуг с коротким рассказом. О том, как Габриэль обретает потихоньку смелость, гордо дефилируя по замку без одежды и стеснения. О том, как он тренируется, да взгляд нет-нет, но замирает на отражении в зеркале и соскальзывает ниже. Физические тренировки неплохо выгоняют возбуждение – эту особенность физиологии Альва хорошо знает, а еще знает, что когда-нибудь пес инквизиции все же сдастся, решив коснуться себя перед зеркалом. Другое дело, что будет это не в ближайшее время – больно силен дух и больно много злобы на тьму.

И сейчас, сидя в кресле чуть в стороне, Альва скользит взглядом по чужому лицу, да думает невольно о том, что Габриэлю очень идет быть вот таким умиротворенным. Пусть это и длится всего несколько секунд, а затем бывший инквизитор вскидывается на постели и уже заранее скалится так, словно его снова пытаются лишить чести вот прямо сейчас. Альва улыбается уголками губ, снова встречая снова зеленый злой взгляд ледяным спокойствием, мягкой уверенность. И не двигается с кресла, только удобнее на нем устраиваясь, кладя голову на подлокотник.

Альва совершенно не боится. Выглядит расслабленным, едва ли не мурлыкающим от того, как уютно устроился, котом. И на самом деле себя так ощущает: у него был тяжелый день в человеческом мире со множеством общения с не самыми приятными людьми, и сейчас наблюдать ненависть, но хотя бы искреннюю на лице Габриэля – почти физически ощутимое блаженство. А его пленник вспыхивает мгновенно и ярко, словно в лужу бензина кинули спичку. Альве все еще интересно, насколько хватит этого пожара.

- Я, кажется, говорил, что ты можешь ходить, где угодно. Библиотека тоже в твоем распоряжении, - игнорирует он чужой грубоватый вопрос: - Выкинь ту макулатуру, что читаешь, и возьми что-нибудь нормальное. Ваши книги далеки от истины, - демон щурится весело, очевидно показывая, что знает все. И что в этом доме у стен есть уши и глаза. И – самое очевидное – если бы Альве не нравилось что-то, что делает Габриэль, это давно было бы доступно объяснено. А раз не запрещено, раз прямого запрета не было, то пожалуйста.

Альва поправляет воротник тонкой белой хлопковой рубашки, да чуть прикрывает глаза. Он знает отлично, что Габриэль не рискнет подняться с кровати и подойти к нему. Да и даже если бы мог, сделать что-то весомое не в его силах. Максимум – попытаться ударить, но это последнее, чего в этой жизни опасается демон.
- Я смотрю, отметина уже совсем зажила. На какие сутки? – интересуется он так, словно и не он ее оставил вовсе, а кто-то совсем другой. Альве интересно, насколько быстро работает чужая регенерация. По его прикидкам это должно было занять не более двух суток, но кто знает. Если Габриэль сопротивлялся работе своей силы, то процесс мог и затянуться ощутимо.

- В тебе столько искренней ненависти, - выдает Альва мягко после внезапно повисшего на некоторое время молчания: - Я отлично ее ощущаю. Демон все же. И удивляюсь, как в таком хрупком существе может столько помещаться, что на десяток мне подобных хватит. Интересно, ты в курсе, что ненависть не поощряется светом? Темное чувство, противоречащее всепрощению, и все такое. Или что они там говорят обычно? Кажется, именно это, - он щурит лукаво голубые глаза, ловя в очередной раз взгляд зеленых напротив: - В душ, наверное, хочется, да? В прохладный. Или как ты там обычно справляешься со своей проблемой так, чтобы высшие силы не посчитали тебя развратником? – меняет тему внезапно, как и интонацию с серьезной на смешливую, слегка издевательскую.  [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

27

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/26362.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Все еще пес Инквизиции[/status] Вообще Габриэль всегда был очень искренним, аж с самого детства и зачастую себе во вред, когда стоило бы позаискивать перед кем-то, а он лишь огрызался, получая при этом в лучшем случае оплеуху, а в худшем - несколько суток в комнате наказаний. Когда он стал постарше, то кое-как научился мерзкому искусству сдерживать свое истинное отношение к ходу вещей, конечно, но каждый раз чувствовал себя от этого мягко говоря не очень. 

В нахождении в заключении у демона был хотя бы один плюс - сдерживаться уже не надо. Можно скалить зубы сколько угодно: да, это ничего не изменит, да, демонстрирует бессилие, но лучше так, чем смириться и со временем смягчиться, если у него будет, конечно, это время. Вечность можно проводить по-разному, недаром ему все еще боязно от мысли о каком-нибудь демоническом борделе. Хотя, не будет же Альва разбрасываться эльфийской кровью вот так запросто, их же почти не осталось уже, наверное. Правда после этого мысли прыгали на какой-нибудь питомник, где эльфов выращивают как свиней на убой - кто знает этих демонов - и настроение тут же падало ниже плинтуса. Габриэль не сомневался в одном - его ждет максимально унизительное будущее рано или поздно.

Возможно, кто-то на его месте, например, чистокровный эльф, обученный всем остроухим премудростям, смог бы спрятать эмоции под ледяное покрывало спокойствия, лежать на месте и отказываться принимать пищу, чтобы отправиться в чертоги Мандоса, но Габриэль все же рос среди людей, да еще и обладал сильной волей, что просто не позволяло ему скрестить лапки и сдаться. Пусть уж лучше демон сам пожалеет, что выбрал себе такую непокорную жертву, готовую жалить силой и словами.

Альва смотрится в кресле на удивление органично и как всегда красиво. Свое ли это родное тело или наколдованное, кто знает до чего дошла демоническая пластическая хирургия, но красив, паршивец, этого не отнять. И расслабленный такой, уверенный в своей безнаказанности - аж зубами скрипеть от этого хочется. Кончики ушей подрагивают от ненавистного голоса и смысла слов. Камеры у него тут что ли везде? Не может же быть, чтобы соглядатаи стояли возле дырочек в стене и следили за ним денно и нощно.
- Я и ходил в библиотеку, - хмуро шипит Вайт, обнимая колени под одеялом и упрямо глядя на Альву, словно в гляделки переиграть собрался: - Ваши правдивые книги на языке, который мне не прочесть, азбуку я не нашел, так что взял то, что хоть знакомыми буквами написано.

Конечно, наверняка можно было обратиться к кому-то из слуг и проблема была бы решена на месте или направлена Альве, но это же надо воспользоваться темным колдунством, да еще и попросить об этом. Ни за что и никогда поборник святейшей инквизиции не опустится до подобного! А вот азбуку все же где-нибудь там оставить стоило, но это мелочи, все равно он не будет опускаться до просьб.

Габриэль мрачно засопел, пытаясь просверлить в Альве дырки взглядом. Снова не получилось, а жаль. И ведь даже не ударить его - мигом снова окажется на коленях или мордой в пол, Альва слишком очевидно продемонстрировал разницу в силах. Без оружия подходящего лезть точно нет смысла, а оружие это еще получить надо. Может, есть тут где-то хранилище артефактов? Сворует, конечно, но ведь для благого дела же! Бог простит, и не такое прощал.

- К вечеру следующего дня, - наконец отвечает он, поджимая губы. Хотелось бы поскорее на самом деле, чтобы о своем позоре ничего не напоминало, но тело и так старалось как могло. В старом облике недели полторы бы продержался след. - Я удовлетворил твое любопытство? Тогда верни мне одежду.

Вайт старается быть спокойным, очень старается, даже не посылает демона куда подальше и не взлетает фурией, чтобы хоть как-то до него достать. Да, мысленно при этом его расчленяет на сотни маленьких Альв, но кто из нас не без греха. Вот только слова Альвы все равно заставляют вновь оскалиться и тихо зарычать, потряхивая кончиками ушей от злости. Еще и интонации такие мягкие, будто исповедь ему устроить решил.

- Во-первых, - звонким и кристально-чистым от вышеупомянутой ненависти голосом начинает Габриэль: - Тело раньше не было хрупким. Во-вторых, моей ненависти на всю вашу братию хватит и я не успокоюсь пока вас всех не поуничтожаю к херам собачьим. В-третьих, в курсе, но я оружие Господа, а ему можно испытывать ненависть и желание отомстить, ведь Бог всепрощающ и милосерден, чем вы, отродья, пользуетесь! - он не выдерживает и снова скатывается в низкое горловое рычание, резко дисгармонирующее с внешним обликом.

Голубые глаза раздражающе лукавы, как будто Альва уже все просчитал и наслаждается полученной реакцией. Габриэль чуть было не давится воздухом от возмущения, невольно сводя ноги вместе. И ведь прав Альва, еще как прав, от чего хочется разразиться порцией отборной ругани. Но вместо этого Вайт прикрывает глаза на секунду и садится на кровати, опуская ноги на пол и продолжая быть при этом скрытым под одеялом - благо на территории постели оно вело себя нормально.
- А знаешь, именно туда я сейчас и пойду, спасибо за подсказку, включу особо ледяную воду, - Габриэль поднимается, тут же ощущая, как ткань начинает жечь кожу, доходит до Альвы, терпя боль, а потом швыряет на того одеяло и делает ноги, захлопывая дверь ванной как только дотуда добежал - очень быстро, хоть какие-то плюсы от нового тела - тут же включая холодную воду и подставляя под нее обожженные руки. Регенерация работает, но боль никто не убирал. И Габриэль очень надеется, что хотя бы на долю секунды ткань ожгла Альву так же, как жгла его самого уже несколько недель. И только потом замирает, понимая, как по-ребячески выглядел его жест. Да и он, наверное, выглядит для Альвы уже далеко не грозным инквизитором.

От собственного бессилия хочется что-то сломать. Габриэль и ломает - зеркало над раковиной, вбиваясь в него кулаком до отчетливого звона и острой боли, до красных ручейков, потекших по пальцам. А потом подбирает острый осколок, собираясь в очередной раз попытаться вонзить хоть что-то в демона, если тот рискнет последовать за ним в ванну.

+1

28

Если бы Альва был светлым, чужая ненависть давно утопила бы его с головой. Укрыла, словно волна во время бури, да больше не дала появиться на поверхности, превратив из чистого света скорее в непроходимую серость. Интересно, задумывался невольно демон, есть ли у самого Габриэля осознание того, насколько его чувства яркие и сильные, что способны превратить в теории божественное существо во что-то несуразное, во что-то, что вред ли вернется к свету, но и во тьму уже не опустится, обратившись со временем в ничто.
- Я покажу как-нибудь, - сам себе хмыкает Альва, прекрасно зная, что Габриэль его слышит, но даже не думая уточнять, что именно он собрался показывать.

Альва воспринимает чужую ненависть, в отличие от светлых, иначе. Она ластится к демону, как доверчивый щенок, обволакивает приятно, едва ли не мурчит. Кажется, сосредоточься, и точно что-нибудь, да услышишь. И, вопреки расхожему мнению, Альва этой ненавистью не питается. Она приятна ему с точки зрения силы, но не служит источником энергии. Хотя есть у него знакомые, что выпили бы подобную сильную эмоцию до дна, оставив после себя лишь сухую выжженную землю и полную апатию.

- У меня нет азбуки. Потому что в доме нет детей, - проводит очевидную параллель Альва. Он уже слышал несколько раз о том, что ему стоит задуматься о том, чтобы связать себя узами с кем-то из высших демониц, но торопиться не хочется. По расчету жениться он успеет всегда, если ему вдруг понадобится когда-то поддержка собственного статуса, что маловероятно, а пока можно походить и свободным. – Но ты всегда мог, например, попросить помочь кого-то из слуг. И обратиться ко мне. Может, я бы и не отказал в помощи.

Альва намеренно слегка похабно улыбается, отлично понимая, что Габриэль снова вспыхнет, истолковав его улыбку именно по прямому обозначению. И даже готов к очередному грозному сверканию зеленых глаз, полных ненависти чуть более, чем полностью. А, между тем, есть ведь простые заклинания, которые можно использовать, чтобы бывший инквизитор мог брать в руки книги на древних языках и видеть их на собственном. И в этом даже не будет ничего сложного. Ну, может голова пару дней поболит с непривычки, но такова плата за ценные знания.

- Приходи, если вдруг надумаешь, - приглашает Альва легко: - Может, я даже ничего не стану просить с тебя взамен на свою услугу, - он коротко нагло смеется, да удобнее устраивается в кресле, гибко потягиваясь, прогибаясь в спине, словно большой сытый кот. После общения со всякими лицемерами сейчас, в окружении абсолютной черной ненависти Габриэля он на самом деле чувствует, что отдыхает. Как бы странно это ни звучало.

Альва коротко ловит чужой горящий взгляд, который если бы мог оставлять ожоги, сжег бы его давно до горстки пепла, облизывает губы, да демонстративно закрывает глаза. И всем своим видом говорит, что нет, не видит в Габриэле угрозы. Просто потому, что в этом доме ему на самом деле вреда ни один предмет не причинит. Даже если сюда внезапно перебазировать какую-нибудь древнюю регалию из тех, которыми так любят пользоваться инквизиторы, она утратит львиную долю своих сил. Просто потому, что здесь слишком далеко от бога.

- Неожиданно неплохо, - поощрительно кивает демон, не открывая глаз: - Но одежду ты все еще не заслужил. Потому что поведение у тебя все еще из разряда отвратительных, - чужие попытки быть спокойным отлично ощущаются. Альва даже несколько раз насмешливо хлопает в ладоши, подтверждая, что он не только заметил, но и оценил чужую попытку в сдержанность. – Еще несколько тысячелетий тренировки и сможешь взглядом замораживать неугодных, - издевательски тянет, даже не пытаясь смягчить свой тон.

- А ты представь на секунду, что тьмы совсем не станет, - предлагает Альва, поглядывая на севшего на постели Габриэля из-под длинных пушистых ресниц: - Представь, что вы тогда делать будете? Как существовать, если естественного врага вдруг полностью и окончательно истребите, как ты мечтаешь? – тон у демона бархатный, роняющий каждое слово в чужую голову, словно зернышко, которое обязательно рано или поздно даст ростки. Да, не прямо сейчас. Да, может даже не в ближайшее время, но все же даст. Не даром Альва обожал заниматься соблазнением. Это всегда получалось у него непринужденно, легко, будто так и должно быть.

Демон не сводит с эльфа внимательного заинтересованного взгляда. Ему интересно, что именно будет делать Габриэль с одеялом, что снова начнет жечь, стоит только сделать шаг от кровати. Почему-то Альва ожидает, что бывший инквизитор оставит одеяло на постели, да несгибаемо-гордо продефилирует мимо него в ванну, даже не застеснявшись. Ну, или переборов стеснение. Поэтому когда на секунду мир опускается во тьму, Альва оказывается даже удивлен таким поворотом событий. Вслед скрывшемуся за дверью Габриэлю летит звонкий чистый смех, что ему уже доводилось слышать.

- Боишься, - тянет Альва, прекрасно зная, что его будет слышно даже за шумом воды, раз он этого хочет: - Так и останешься сидеть в ванне, пока я не уйду, или уже придумал, как будешь прикрываться флакончиком с мылом, чтобы получить обратно свое одеяло, да спрятаться на кровати от моих глаз? – если Габриэль надеется найти спасение, скрывшись, например, за полотенцем, то может даже не рассчитывать. Полотенце постигнет примерно та же участь, что и одеяло, стоит ему только сделать шаг от ванны, и об этом Альва тоже позаботился. Его милая домашняя зверушка наверняка успела убедиться в этом на собственной шкурке.

- Не надо бить зеркало, - просит он, слыша характерный звон осколков, да понимая, что со своей невинной, в общем-то, просьбой уже припозднился. А еще совершенно не собирается лезть к Габриэлю в ванну. Вместо этого кутается в одеяло, да откинув голову на подлокотник, прикрывает глаза. У него есть время подождать, пока строптивцу осточертеет сидеть в ванной комнате под ледяным душем, да думать, как бы прокрасться мимо. А заодно осточертеет думать о том, что сказал ему Альва касательно уничтожения всей тьмы разом.

Альва коротко вдыхает запах от одеяла, понимая, что то пропиталось Габриэлем. И сам не замечает, как его накрывает дремой. И со стороны может показаться даже, что он спит крепко, и не проснется, даже если рядом будет топать слон. [nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

+1

29

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/309/26362.jpg[/icon][nick]Gabriel White[/nick][status]Все еще пес Инквизиции[/status] Забавный парадокс, но испытывая настолько темные эмоции: гнев, ненависть, желание отомстить, ярость - Габриэль оставался светлым до мозга костей. Вернее, его сила, сконцентрированная за долгие тридцать с хвостиком лет в чуть ли не обжигающую сверхновую, существующую в глубине его души и пользующуюся случаем вырваться наружу искрами во взгляде, жаром в ладонях. Умей Габриэль этим пользоваться, он бы все же смог доставить немало хлопот как слугам Альвы, так и самому Альве, но увы, Вайту древние эльфийские манускрипты не попадались. А даже если бы и попались - прочесть их он все равно бы не смог.

На обещание что-то показать он не отреагировал, лишь опасливо сузил зрачки, подозревая, что там не будет ничего хорошего. Наверняка пошлость какая-то, которая оставит его без одежды снова. Или без одеялка. Или еще какую-то последнюю радость в жизни отнимет, например, шоколадные кексики, которые на кухне делают просто божественно.

- Но ты же сам был ребенком... наверное? - фыркает Габриэль, вообще не разбирающийся в особенностях взросления демонов. Вдруг они из сгустков мрака рождаются сразу взрослыми и всезнающими. Не может же тьма быть маленьким и невинным ребенком, который вырастает потом вот в такого Альву. Вайт звереет от усмешки, в которой явственно видится "отсоси, потом проси" и упрямо качает головой: - Я предпочту изучить язык самостоятельно без ваших демонических штучек.
В этом к тому же было и рациональное зерно: магию всегда можно отменить, а вот если он сам все выучит, то знание останется с ним раз и навсегда. Он как раз собирался начать учить итальянский перед тем, как его похитили, теперь планы немного сместились. Может, если букваря тут нет, попробовать взять какую-то книгу и выписывать оттуда простые слова? Но тогда все равно придется с кем-то контактировать из слуг, чтобы говорили значение.

- Чертов демон, - мрачно отзывается Габриэль на хлопки и слова Альвы, упрямо насупившись и гордо нахохлившись, продолжая делать вид, что он выше всего этого и вообще находится тут последние дни, главное перетерпеть: - Тебя я заморожу первым.

Вреда нанести он не может, но угрожать и представлять, как это сделает вполне способен. И это радует даже больше шоколадных кексов. Пусть демон издевается сколько влезет, когда-нибудь он отомстит сначала ему, а потом и всем остальным темным. Или, сначала тому, ради кого убили родителей.

Пока Габриэль крушит зеркало, в его ушах звучит не смех Альвы, а его слова, раз за разом прокручивающиеся в голове словно заевшая пластинка, заглушая то, что тот говорит сейчас. Он невольно размышляет над ними, когда вода смывает зеркальное крошево с кулака, на котором тут же затягиваются порезы. Если предположить, что случится чудо и все демоны внезапно умрут от смертельной болезни, тогда тьмой станут они - та самая инквизиция, которая убивала во имя спасения невинных, пытала с именем Господа на устах. И он, Габриэль Вайт, будет одним из самых первых, кого попытаются уничтожить за все "добродеяния".

Он забирается под душ - холодный, практически обжигающе холодный, помогающий справиться с непослушным телом, долго под ним стоит, продолжая неспешно думать над словами демона. Если бы он стал чудовищем в глазах остальных, если бы лично пронзил сердце последнего демона, если бы его приговорили к смерти за все эти деяния, стал бы он бороться за жизнь? И понимает, что стал бы, огрызаясь, как загнанное животное, прячась и скрываясь в тенях, переняв многое у своих врагов. Габриэль думает об этом и невольно проводит аналогию с демонами, потому что всем известно, что изначально их не было. Изначально был свет и те, кто оказался слишком вольнодумным. И если вспомнить, как его постоянно наказывали за несоблюдение правил...
     Габриэль мотает головой и разбрасывает капли воды во все стороны, запрещая себе думать об этом, неохотно вылезает из ванной и насухо вытирается, разглядывая при этом лежащий на краю раковины осколок - единственный оставшийся их длинных и удобных. Он идеален, практически похож на лезвие ножа и уже окроплен кровью - его кровью. На ладони еще остаются тонкие линии порезов, но в целом все уже практически поджило, словно ненависть только подхлестывала регенерацию.

В комнате давно уже тихо, Вайт надеется, что Альва ушел, оставив одеяло на кровати, поэтому выглядывает из-за двери и осторожно выходит, на всякий случай сжимая осколок в тонких пальцах, стараясь не пораниться еще раз. Увы, Альва остался и когда Габриэль подходит к нему - уютно закутавшемуся в одеяло и посапывающему, кажущемуся безмятежным и немного усталым. Вовсе не похож даже на демона, обычный человек, пользующийся выпавшей минуткой отдыха. Габриэль молчит, глядя на длинные ресницы, отбрасывающие тень, вслушиваясь в дыхание, отлично различимое его ставшим намного более тонким слухом. Хотелось бы тихонько отобрать одеяло и лечь на кровать, завернувшись в него, но Альва закутался в него слишком хорошо, не получится. А ударить его сейчас в горло - беззащитного и спящего - не позволяет совесть. Он ведь не темный какой, чтобы исподтишка бить. И дело вовсе не в страхе, а во врожденном благородстве Габриэля.

Именно из-за него он в итоге возвращается к кровати, снимает с подушки наволочку и прикрывается этой тканью и своими волосами, благоразумно пряча осколок под подушку, как будто его и не было, достает оттуда спрятанную книгу и устраивается поудобнее, открывая страницу на которой остановился. Пусть демон спит сколько влезет, у него же потом будет спина от неудобной позы болеть, а не у Габриэля.

- Эй, демон, - фыркает он, замечая на себе взгляд и непалевно прикрывая грудь книгой: - Насчет того, что ты сказал: свет никогда не сможет полностью уничтожить тьму и наоборот. А если ты думаешь, что я после того, как отомщу тебе и тому, из-за кого убили моих родителей, не смогу нормально жить - ты ошибаешься. У меня появится новая цель, вот и все. Буду, например, цветы выращивать или по миру путешествовать, чтобы попробовать все существующие в нем блюда. Может, загорюсь идеей своего бизнеса. Кто знает, - Вайт говорит это почти мирно, пусть в глазах и продолжает тлеть непримиримая искорка неприятия Альвы. Да и рука готова в любой момент нырнуть за осколком, чтобы защитить себя или пригрозить демону.

+1

30

- Не наверное, а точно, - поправляет Альва, вполне четко понимая, что Габриэль может ему и не поверить. В конце концов, откуда-то в мире укоренилось мнение, что демоны сразу то ли рождаются из сгустков тьмы уже хитрыми, коварными и бессовестными, то ли появляются из небытия – поди, разбери. А, между тем, от правды это далеко. И если бы инквизитор задумался о том, как получить информацию из библиотеки на иных языках, узнал бы для себя многое из того, что легко сломало бы его крошечный мирок, замкнувшейся на свете, на множество осколков, а затем и их бы превратило в пыль.

Из книг Габриэль смог бы узнать несколько простых вещей. Например, что низшими демонами – типа той прислуги, что работала у Альвы в доме – становились те люди, что при жизни служили тьме, но не продали ей свою душу. Таких было довольно много. Гораздо больше, чем принято считать в мире людей, кстати. И ступить на эту скользкую дорожку было довольно легко. Порой достаточно было нескольких неосторожных поступков или слов, чтобы твой цвет сменился с белого на черный. Высшими же – такими, как сам Альва – только рождались. И только от союза двух высших, и никак иначе. Рождались и проходили все стадии взросления одна за другой, хоть те и растягивались во времени.

А самым смешным и – на взгляд многих низших – несправедливым было то, что сила, доступная худшему из высших никогда не покорилась бы даже худшему из низших. Без шанса, без даже его призрака. Разница всегда оставалась бы колоссальной, и потому даже один высший мог держать под контролем огромное количество низших. А последние попытки восстания на памяти Альвы кончились даже не наказанием, а развоплощением в ничто мятежников. И об этом можно было узнать из того же многотомного тяжеленного учебника истории, что в библиотеке занимал несколько полок.[nick]Alva[/nick][status]ступени над бездной[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/88444.jpg[/icon][sign]***[/sign]

Альва на самом деле не замечает, как проваливается в сон под тихий шум воды, что звучит из-за двери в ванную. Хотелось бы ему попробовать воспроизвести в голове мысли Габриэля, попытаться встать на его место и представить, как его слова о тьме и свете звучат со стороны, но голова почти что ватная, и демон не пытается этому сопротивляться. Только слышит чутко, как приоткрывается чуть позже дверь, как крадется тихой поступью эльф, замирая над нам на несколько томительно длинных минут. Стоит только Габриэлю занести руку с осколком зеркала, как тело Альвы среагирует быстрее, чем успеет вовремя проснуться.

Но благородство в который раз легко побеждает ненависть, и попозже Альва обязательно подивится этому удивительному парадоксу: так люто ненавидеть, но при этом не осмелиться напасть на спящего. Сейчас же Альва нехотя открывает глаза, смутно представляя, сколько времени прошло с момента, как он вырубился. Габриэль сидит на кровати, прикрывшись каким-то образом наволочкой, да читает книгу. Светлый взгляд Альвы замирает на пленнике, и через какое-то время тот все же отвлекается от книги, накрывая ей грудь. Демону хочется хмыкнуть, да пошутить на счет того, что он там не видел.

- Мне кажется, ты прогуливал в вашей школе все, что можно прогуливать, - тянет насмешливо Альва, не торопясь подниматься с кресла, в котором так удобно устроился: - Ненависть – особенно такая яркая, выжигающая – съедает душу. Она – не живительное пламя, после которого из-под пепла появляются зеленые ростки. Она – пламя Инферно, после которого на выжженной земле ничего уже расти не будет. Так что даже если ты убьешь и меня и тех, кого винишь в своей судьбе, покоя не найдешь, - Альва немного сгущает краски. Не слишком сильно, потому что иначе это превратится в ложь, а лгать сейчас он не планирует. Он планирует ломать медленно, осторожно, чтобы потом позволить срастись заново, чтобы на выходе получить нечто неожиданное, нечто новое.

Альва поднимается с кресла, оставляя одеяло на нем. Потягивается, гибко прогибаясь в спине и даже не сомневаясь в том, что Габриэль будет на него смотреть: знает, паршивец, отлично, что хорош, что может приковывать взгляды даже завзятых натуралов, что ненавидят настолько глубоко, что однажды сами себя собственной ненавистью сожгут, если ничего не предпринять, не перенаправить. А после подхватывает одеяло с кресла, да в пару шагов оказывается рядом с кроватью. Накидывает его милосердно на бывшего инквизитора, чтобы тому не приходилось больше прикрываться многострадальной наволочкой и книгой. А после – садится на край и откидывается на спину на некотором расстоянии от Габриэля, позволяя темным прядям прикрыть лоб и слегка глаза.

- Знаешь, чем все однажды кончится? – интересуется Альва, как ни в чем не бывало: - Тем, что ты будешь искать все новых и новых виноватых. И однажды в лучшем случае шагнешь во тьму, став после своей смерти одним из многочисленных низших под чьей-то рукой. Возможно, сильным низшим, потому что душа у тебя сильная, но все равно несравнимым ни с одним высшим, потому что перехода из одного в другое не существует, а если бы и существовал, то держался бы в тайне. А в худшем – отдашь-таки однажды душу, пойдя на поводу или у своих желаний, или у страха, или у ненависти. И тогда окажешься здесь даже не низшим, а просто ресурсом. Бесправным и безголосым, - в голосе у Альвы проскальзывают стальные нотки, прикрытые лишь для вида мягким бархатом. Это сродни тому, как прятать острый клинок в мягких ножнах. Понимаешь, что обрезать не должно, но мурашки по загривку нет-нет, да скользят. 

- На мой взгляд, второй конец гораздо более печальный, - сообщает легко демон, ничуть не смущаясь того, что валяется расслабленно на постели в ногах у существа, что с удовольствием вцепилось бы ему в глотку, если бы могло себе это позволить: - А еще одеяло приятно пропиталось твоим запахом, - сообщает, внезапно меняя не только тему, но и тон на шутливый откровенно.

+1


Вы здесь » ELM AGENCY » Альтернатива » Burn, baby, burn


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно