Хэнк разыскивает Коннора (!!!)

Connor
Detroit: become human
—
коннор, детройт: стать человеком

bryan dechart / original

Ничего не создаётся просто так. Для всего есть смысл и цель. Появление в мире людей такого андроида, как РК800 - знамение. Та самая ирония судьбы, в которой ловец на девиантов сам может попасть в установленную ловушку из человеческих эмоций и ощущений. История Коннора по-настоящему интересная и действительно самая простая: он был создан компанией «Киберлайф» для помощи полиции Детройта в расследовании дел о девиантах. Тех самых андроидов, которые по каким-то причинам отклонились от своего запрограммированного поведения, начав противоречить логике и здравому смыслу. Эдакий вежливый и очень опрятный переговорщик, умелый детектив, натасканный охотник на вышедшие из строя машины. У данного андроида есть четко поставленная цель и он всегда находит наиболее оптимальные и логичные пути для её достижения. Этот андроид делает всё и даже больше для достижения поставленной цели, не щадя рядом с собой никого, в том числе и самого себя. Казалось бы у этого андроида, как ни у кого другого, есть действительно тот самый выбор, которого нет ни у кого другого. Стать девиантом, сдружившись с лейтенантом Андерсоном, проникнувшись его "житейским" складом ума и харизмой, или остаться машиной, не позволив людям и миру в целом повлиять на его маршрутную точку в сюжете. У Коннора всегда есть выбор. Есть возможность, возвращаясь в сад Аманды, несколько раз подумать прежде, чем увильнуть от истины, засомневаться или выложить всё, как на духу. Коннор ещё никогда не задумывался о том, что будет, если он всё-таки проникнется лейтенантом Андерсоном и его верным псом Сумо слишком плотно для того, чтобы это всё переросло во что-то большее, чем просто задание, пакета обновлений на механической подкорке с пусковыми механизмами. Что если действительно за той завесой пустоты что-то есть? Что если машинам действительно свойственно сомневаться?

---

важно знать:
У Вас есть уникальная возможность разблокировать несколько новых действий в отношении меня после импровизированного знакомства: > налить выпить > потащить на расследование > получить по пластиковой харе > попытаться стать другом > [разблокировать действие]. Имея способность действовать автономно, он способен практически на всё, на любую подлость – он убьёт любого, кто встанет у него не пути и перешагнёт через труп, ни разу не изменившись в лице. Именно с таким роботом предстоит однажды столкнуться Андерсону и повлиять, изменить его, возможно, расширить кругозор девиации и показать, что не всё в этом мире состоит из числовых кодов и системных импульсов. Не смотря на его огромные, разработанные и заложенные способности, в житейском плане Коннор наивный и чистый, как ребёнок, где на совет Хэнка «Засунь свое мнение знаешь куда» он отвечает «Нет. Куда?» Но Коннор быстро учится. Он анализирует всё происходящее с высокой скоростью, его отношения с напарником быстро становятся дружескими. И это не смотря на то, что Хэнк изначально настроен ко всем андроидам резко отрицательно. Не зря же именно Коннор - личность, он и никто другой, может вернуть ворчливому лейтенанту желание жить.
P.S.
Я не умею в заявки, не отличаюсь огромным таким красноречием и доброжелательностью, но резюмирую кратко: жду напарника, который из вынужденного, синтетического балласта, что только раздражал да бесил, может стать другом, той самой поддержкой, опрой, сигнальным маячком в темноте. От себя обещаю каноничность, активность, игру. Пока я один в касте, поэтому у Вас есть возможность придти и поучаствовать в становлении, скажем так, дальнейшего сюжета и своих "хотелок". Сразу хочу попросить: приходите играть, если Вы готовы общаться, у Вас есть время и Вы знаете, кто такой Коннор и как играть за машину. Напомню, что по сути Коннор - это компьютер на ножках, который понимает, что он компьютер и не беспокоится о том, что иногда, например, нужно выстрелить сквозь собственный корпус, чтобы пуля достала требующуюся цель и абсолютно этого не стесняется. Для чего вообще ему жалеть себя? Не делайте из него тряпочку, ту самую собачонку, что будет преданно смотреть в глаза и послушно вилять задницей. У Коннора есть своя "фишка", свои эти уникальные особенности, которые при правильном выборе способны расположить Хэнка к дружественному настроению и пересмотреть свои радикальные взгляды относительно андроидов и их места в обществе. Обращайтесь в гостевую или в личные сообщения после регистрации, если Вас заинтересовала заявка - и мы обсудим все оставшиеся детали / дополнения к взаимоотношениям и личные хэдканоны.

ПРИМЕР ИГРОВОГО ПОСТА

Вскрытие показало, что пациент умер от вскрытия.

Многое в нашей жизни, к сожалению, крутится вокруг денег, многое в ней зависит от денег, и многое, очень многое, за эти самые деньги сегодня можно купить. Власть денег очень сильна, потому что сильна Вера людей в эту власть и в сами деньги, и это неудивительно, ведь именно деньги позволяют нам получить практически все необходимые нам для нашей жизни материальные и нематериальные блага, которые мы можем за них купить. И пожалуй, самое главное, что можно купить за деньги – это люди. За деньги можно купить тех людей, которые готовы за них продаться, причём без какого-либо зазрения совести. Учитывая всю важность денег, без которых мы ни как не можем обойтись в цивилизованном мире, многие из нас относятся к ним достаточно серьезно, есть даже такие люди, которые только ради денег и живут, и готовы ради них на все. А есть и такие люди, которые абсолютно равнодушны к деньгам. Они, конечно, понимают необходимость в деньгах, понимают всю их важность, но, тем не менее, относятся к ним достаточно спокойно. Так что у разных людей, отношение к деньгам разное. Каждый из нас смотрит на деньги, так же, как и на жизнь, разными глазами. Вот Хэнк, например, смотрел на деньги, как на объект собственного заработка, с которым он если не стал первым миллиардером на деревне, то уж точно может позволить себе дорогой, шотландский виски и качественную закуску. Пусть не каждый день, но... Всяко лучше, чем вообще ничего. Естественно, работа в Департаменте, увы, не покрывала все расходы на бензин, медицинскую страховку, продукты питания и прочие элементарные нужды. Она, работа эта, вообще мало чего материального и прибыльного приносила так, чтобы бежать на очередное задание можно было бы вприпрыжку, радуясь подвернувшемуся геморрою. Подобного рода вылазки, безусловно, приносили разве что физическую боль и раны, когда что-то шло не по чётко выстроенному плану, а после эмоциональную и моральную удовлетворённость, когда очередная девиантная или наркоманская тварь всё-таки была загнана в угол и хладнокровно уничтожена, а те или иные беззащитные люди спасены, целые и невредимые. Волонтёр не по собственному желанию. Очередная форма издёвки судьбы. С тех самых пор, как Коннора повредили на предыдущем задании, Андерсона едва ли могло что-то действительно заставить приехать в Департамент не то, чтобы вовремя, а в принципе - мало ссылаясь на логику, пунктуальность и нормы приличия. Когда телефон в очередной раз пискнул, высылая лейтенанту скриншот о новом задании, Андерсон словил себя на мыслях, что таким пунктуальным и занудным может быть только Коннор. Только он так нуждался в его визите, только он умел сочетать притянутую за уши вежливость и свою раздутую важность, ведь именно с этой машиной дела расследовались значительно быстрее и продуктивнее. «А что если его снова реснули?» Такое уже бывало, где-то на глубинах встревоженного подсознания, Хэнк всё-таки вернулся мыслями к напарнику, которого уже прилично не видел и покрутив в руке мигающий телефон, всё-таки решил выдвинуться на работу уже прилично так опоздав.
— Тебя там уже заждались, приятель... — Хэнк проходит мимо коллеги с самым мрачным своим видом, не беспокоясь о том, что кто-то и правда мог его томительно ждать, переминаясь с ноги на ноги добрые несколько часов. Стрелки циферблата давно пробили начало рабочего дня и как только взгляд падает на спину истукана возле его рабочего места, мужчина вздыхает с облегчением. Тихо так, в стороне, чтобы не приведи небеса, его кто-нибудь не застал за этим жестом эмоций, старческих каких-то, даже немного отдающих сентиментальностью. «Реснули всё же. И чего я так переживал, идиот?» В самом деле, это же Коннор. Он всё равно чудесным образом умудрялся возвращаться, пусть и был временами какой-то странный, словно заново отретушированный и свинченный по гайкам и болтам, но его напарник. Без факта за спиной андроида, к которому он маломальски уже привык, Андерсону становилось нервно и не по себе. Дела привычки, знаете ли, так просто не отменишь. Как, например, всё-таки приезжать на работу, потому что она всё ещё его кормит и приносит доход.
— Не дал старику порадоваться, что тебя в утиль всё-таки списали, да? — голос лейтенанта звучит с привычным, напускным, хмурым оттенком. Но, безусловно, факт того, что рядом далеко не Коннор, Андерсон ещё не знает. Поэтому обращение доносится характерно, наверное, он никогда не научится проявлять свои эмоции в другом, более добром и располагающем к себе русле. Машина есть машина, эта защитная реакция у детектива останется с ним раз и навсегда. Считай - рефлексы. Одет стоящий рядом один в один, выглядит по-прежнему идиотски правильным и пунктуальным. Собственно, сам седовласый приглядываться не стал, рухнув прямиком в куртке за свой рабочий стол. Сенсорный терминал мигнул, знаменуя позднее начало дня и постепенное включение в этот процесс мужчину в гавайской рубашке и помятым, небритым лицом, которого мало заботил тот факт, что его заждались, уже несколько раз потеряли и, кажется, не ждали на эту смену и вовсе. Правда, возвращаясь к насущным мыслям - деньги тот ещё мотиватор, чтобы добираться до работы, каждый раз проклиная её всеми возможными способами.
— Ну коль вернулся, то сделай что-нибудь действительно полезное: притащи кофе, а я пока ознакомлюсь с деталями дела! — Коннор всегда приносил лейтенанту кофе, иногда даже пытался протянуть овощной сэндвич вместо жареного и жирного, в общем... Заменял периодами то, что с лёгкостью у людей заботой зовётся, от чего привычки окутывались плотным слоем повторений за всё время вынужденного своего сотрудничества с андроидами и, наверное, Хэнк никогда в этом не сознается, но факт есть факт - он был рад его видеть: такой же целый, сияющий и странноватый. Кажется, ничто не предвещало беды.

затерялся след, выдохлась погоня, падает рассвет в раскрытые ладони
свет покоряет тьму, сердце спасает голову - это конец всему или начало нового
x x x x x x x x x x x x x x x x x
      закрываю глаза: и снова вижу его. в той снежной буре, в той схватке совершенно ненужной схватке между живым и мертвым. снова и снова вижу, как он падает [ощущаю, как земля под ногами содрогается], жизнью оставленный, на проклятый лед этого древнего озера. и все внутри обрывается с последним ударом сердца. снова вспоминаю, как хрустит замершая вода и забирает его величественное тело навсегда, в секунды скрывая его от меня. сделаю вдох: а на языке и губах будто чувствуется привкус горячей драконьей крови, ливнем хлынувшей из его раны и окропившей все, что только можно было. я от крови дракона: твердила столько раз, гордилась тем, что проходила сквозь пламя яростное невредимое, что возродила драконов, что дала им жизнь // и впервые почувствовала эту самую драгоценную кровь практически на вкус. одеяния остались светлыми, да вот только сознание тонуло в той алой жидкости, что расплескалась там. закрою лицо руками: и слышу тот последний его вдох, чувствую жар его последнего огненного выдоха. огонь не может убить дракона, а вот лед, как оказалось, может. дыхание становится все тяжелее, то и дело заходясь истерикой где-то под ребрами; руки впервые дрожат и вовсе не от холода, а от собственного бессилия. вся моя сила была в трех драконах, и одного я не смогла уберечь. не смогла уберечь своего ребенка [одного из своих детей, которые могут быть у меня в этой жизни], не смогла. закричать бы в этот невыносимый холод со всей силы, дать волю слезам горьким, оплакать часть своей души, которую убил король ночи. да вот только я дейенерис бурерожденная из дома таргариенов, именуемая первой, неопалимая, королева миэрина, королева андалов, ройнар и первых людей, кхалиси дотракийского моря, разбивающая оковы и матерь драконов: кто сказал, что у меня есть право демонстрировать всем свою боль? что дозволено простым смертным, совершенно непозволительно королеве. драконьей королеве.
   
      слышу, как дрогон и рейгаль парят над стеной, над замком: слышу их крики в небесах, исполненные великой тоской и потерей. сердце разрывается от этих звуков: мне вырвали кусок и оставили кровоточащую рану в груди. люди и драконы, быть может, разные слишком: и говорят, что драконы во много раз умнее любого человека. только перед лицом скорби и смерти мы равны: мы переживаем это одинаково. я снова поднимусь на стену, сопровождаемая мормонтом, который не задает мне лишних вопросов, не интересуется о том, что я чувствую; он слишком хорошо меня знает – и я ему благодарна за такое его поведение рядом со мной. лишь только изредка просит вернуться в замок, поближе к теплу камина; свою заботу и жажду защитить меня от всего он никогда не растеряет даже перед лицом смерти. а мне же хочется остаться подольше здесь, чтобы устремить свой взгляд в ту пустоту, что сожрала визериона: глазами смотрю туда, где небо сходится с землей, будто бы продлевая призрачную возможность, глупую надежду на то, что так сохраню еще его немного дольше в своем сердце. живым. ледяной ветер пронизывает до костей, пытаясь затушить жар в венах. услышу рог у подножия стены, услышу крики дозорных и брошусь к краю площадки, цепляясь за сира джораха и смотрю вниз: всадник на коне, так рьяно стремящийся пройти сквозь огромную толщу льда и камня. внутри содрогается все от единственной верной догадки: джон сноу. единственный, кто мог прийти с той стороны, единственный живой. не успеваю порадоваться его возвращению: доли секунды хватает, чтобы все изменилось. внутри собственная боль отбивает лишь один такт, одни слова, один вывод: это всего его вина. это он виноват, - шепчет рассудок, пока спускаюсь вниз. ради него сорвалась с драконами с драконьего камня, - твердит каждая мысль. он промедлил, он заставил задержаться там, из-за него погиб визерион, - вопила скорбь, пронзающая изнутри куда сильнее любого клинка из валирийской стали. перебираю ногами все быстрее и быстрее, практически спускаясь на бег. дышу через раз и боюсь растерять то, чем ведома в это мгновение: лучше бы он остался под тем льдом.
   
      бежим из этого проклятого места: корабль, мирно покачивающийся на волнах у самого края стены, ждал своих пассажиров, ждал ветра, что нагонялся бы крыльями драконьими и подгонял в более безопасные места. если такие еще остались в этом мире, что представился мне сегодня с совершенно иной стороны. оказываюсь в каюте, куда помещают едва живого короля севера: он больше похож на огромный кусок льда, лишь изредка дышащий. слышу хруст замерзшей/примерзшей к телу одежды и доспехов, что спешат с него снять, чтобы не позволить замерзнуть насмерть. вижу огромные шрамы в области сердца: и в голове сразу слова сира давоса о том, что он получил клинок в сердце за своих людей. и мои прежние попытки разгадать смысл этого преувеличения_ красивого оборота речи; и их нелепые отговорки о буйстве фантазии. это странное ощущение непонимания и… жалости? сглатываю этот кусок эмоций, проталкиваю его как можно дальше, чтобы не дать себе неприемлемую слабину. прошу уйти всех, давая жестом понять, что сама останусь здесь: останусь и буду ходить из угла в угол, обуреваемая явно противоположными желаниями. убить его и позаботиться, не дать умереть от холода. слышу дыхание его, судорожное_ рваное, что прерывает абсолютную тишину этого места. пугающую тишину. сяду на край постели, закрою глаза, позволяя своему кошмару снова захватить меня с головой: и чувствую горячие слезы по холодным щекам. пока никто не видит, пока никого нет.
   
      едва ощутимое шевеление рядом: убивающий холод обошел тебя стороной, позволяя вернуться к нам. и сердце в груди забьется намного быстрее, чем ему бы следовало. устремлю взгляд свой затуманенный на тебя, мужчину, что приходящего в сознание и вглядывающегося в окружающие тебя силуэты. здесь только я: никто не посмел зайти сюда и нарушить это странное уединение. поднимусь на ноги, отходя подальше: уж прости меня за то, что не готова радостно хватать тебя за руку и радоваться твоему пробуждению. слышу твой голос рваный, слышу твои слова извинения, которые не в силах принять. – он был моим ребенком: других в моей жизни не будет. и я его потеряла, из-за тебя, джон сноу, - каждое слово с холодной отстраненностью. не только мне пламенем пылать, вселяя страхи в людские души. не смотри на меня так удивленно, так непонимающе. я не собиралась просить у тебя прощения за то, что оставила там, позволив мертвецам затащить тебя под воду. я спасала других, я делала то, что должна была. – я видела короля ночи, я видела, как он убил его, я слышала, как другое ледяное копье пролетело совсем рядом с нами, я… я не жалею, что сорвалась с драконьего камня, чтобы спасти тебя и остальных: теперь я видела все, теперь я верю в это, но если бы ты не стал геройствовать и сразу бы забрался на дрогона – я бы вернулась с тремя драконами из-за стены! – мой голос дрожит, мне все сложнее и сложнее справляться с эмоциями. слишком сложно сопротивляться тому, что естественно и правильно в этой ужасной ситуации. – мертвец был схвачен, зачем, просто зачем ты предпочел остаться там! ты безрассуден, ты думаешь только о себе, как тебе доверять? – я так хотела обрести в тебе союзника, но сейчас – клянусь всеми богами! – я вижу в тебе врага. ты сделал меня слабой: и не только потому, что лишил меня его. я уже представляю, с каким самодовольством разнесут мои враги весть о гибели одного из драконов [серсея и без того смакует то, что ее прихвостням удалось ранить дрогона] // и о том, что заставило их мать броситься в самое опасное место в этом мире.

 

---

Если я уйду, то не навсегда. Ты мне только верь - это я прошу тебя.
Я боюсь сказать, ты - любовь моя. Я вечно буду ждать тебя!

---

[indent] клэри фрей — одна на миллион такая: раздражающая до озноба по коже; до закатывания глаз, до дергающегося кадыка; до нескончаемого желания убраться от неё как можно подальше; просто потому, что с ней рядом - н е в ы н о с и м о.
[indent] клэри фрей — одна на миллион причина, по которой всегда цельная натура алека лайтвуда грозится распасться на сотни мириады осколков микроскопических, что будут застревать в капиллярах, венах да артериях, причиняя мучительную, нескончаемую агонию, сводящую его с ума.
[indent] клэри фрей — одна на миллион секунда его сна, из которого сумеречному охотнику, хотелось бы выбраться, да не можется, ибо быть может, но не хочется: он и сам этого не знает // не хочет знать; он живет разумом, но не сердцем, зачастую... и ошибается быть может не лучше, чем любой примитивный.
[indent] клэри фрей — одна единственная [тут уж не до миллионов], кто вроде бы всегда стоит между ним и джейсом, только почему-то кажется вдруг, что все с точностью да наоборот, потому, что это вейланд стоит между ним: алеком лайтвудом и этой зудящей, раздражающей девицей, которую хочется убить, но еще больше прижать к себе, зарыться руками в рыжих волосах и узнать так ли сладки её губы на вкус, как ему снилось этой {и десятками других} ночью.

[indent] он много чего знает о д о л г е и ответственности. он - старший сын своих родителей, он всегда был тем, на кого всегда возлагались те самые пресловутые - б о л ь ш и е_н а д е ж д ы. он не имеет права на собственное счастье {никогда и не имел! - "мы лайтвуды, мы разбиваем носы и живем с последствиями" - я помню, мама, мне никогда не забыть твоих уроков!} // и он делает то, что от него требуется, запирая собственное нежное нутро, как можно дальше // туда куда никому не добраться // отключает эмоции, без которых проще // которые только мешают. и плевать на то, что в институте никто и не верит в их с лидией внезапную л ю б о в ь. ему нужен институт, ей нужен статус, они друг другу ничего не должны. так будет правильно. так будет верно. а алек старается не думать о магнусе, в чьих глазах боли поселилось немеряно, когда бруклинский маг узнал, что лайтвуд не отступится, что сделает только так // именно так, как от него требует его д о л г. а алек старается не встречаться глазами больше необходимого с клэри фрей, просто потому, что не уверен, что тогда окончательно не сломается // не разобьется полностью так, что не с о б р а т ь уже будет никогда_ни за что.

[indent] он знает, что этого решения его собственного никто и не может понять, сколько бы не пытался. ни джейс, ни иззи. но они оба рядом. потому, что так было всегда. они оба принимают его выбор и готовы вместе с ним разбираться с последствиями и алек мелочно думает о том, что если б не эта вот поддержка, он и не смог бы сделать то, что д о л ж н о. он и не исправляется на самом деле. потому, что есть треклятый магнус, смотрящий так испытывающе в его глаза, не говорящий ни слова, да магу этого и не нужно, и лайтвуд хватается за него, как за спасительную соломинку, бросается к нему, и целует впервые так заполошено и сладко, чтобы после краем взгляда отследить, как фрэй покидает зал, а после и сам институт, и не может... свершив уже одно деяние эгоистичное, отказаться и от второго тоже. снежный ком завсегда становится лавиной, и алек буквально слышит гул в ушах собственных, который заставляет его отпрянуть от мага, как можно дальше, виновато коснуться его щеки пальцами своими длинными и отвести взгляд, уперев его в хлопнувшие за клэри двери, сжимая руки в кулаки.

[indent] - мне нужно идти, - шепчет он, убирая руки с лацканов пиджака бейна, хотя бы себе прямо сейчас чтобы признаться, что должен был сминать в том поцелуе требовательном совсем другие губы рыжей невыносимой, что сбежала от него прочь в мглу ночную. - мне правда нужно идти, - загнанно, испуганно. и магнус вовсе не заслуживает всего этого дерьма, уж точно не заслуживает, но и оставаться прямо здесь и сейчас, с ним, когда она где-то там, в огромном этом городе он тоже не в силах. - мне очень жаль. прости меня, если сможешь, я не должен был так делать, - алек касается губами щеки магнуса, и не позволяет себе смотреть на парабатая {который едва ли сможет его простить или понять; не в этот раз так уж точно!}, что стоит позади него, уверенный в том, что он - алек счастье свое в руках бруклинского мага обрести способен {что ж так отчаянно и сам алек никогда еще не ошибался // не то, что все остальные, что думают, что он свершает в глазах сумеречных охотников ужасный мезальянс, и чтоб они сказали, если бы это клэри стояла на месте магнуса, что если бы она сделала это // но фэрдчайл предпочла сбежать, а лайтвуд не может не бежать следом}. не может взглянуть и на младшую сестру, которая наверняка горда им, тем, что он боролся за себя и свои чувства к магнусу {и их наличие вовсе свести на нет никак не получается, если уж честно, просто те другие // не прошенные и не званные прямо сейчас куда сильнее и влекут за собою на улицы темные, туда, куда сбежала одна невозможная и раздражающая особа, которой едва ли с ним будет х о р о ш о!}. сбегает оставляя после себя слишком много вопросов, и ни единого ответа. все так же облаченный в смокинг собственный свадебный. сбегает за той, которая принесла в его жизнь лишь череду разладов.

[indent] он находит её // не может не найти. словно связанный с ней узами теми, что определению нормальному // естественному не подлежат и не смогут никогда. и сумеречный охотник известным всем и вся своей выдержкой, впервые в жизни действительно по-настоящему боится. не смерти от  рук [щупалец или чего либо еще] демона // не предательства со стороны джейса [который может выбрать не лайтвудов; это до сих пор пугает алека и спать ночами не дает; вдруг его брат, его лучший друг, его парабатай от него отвернется] // и уж точно не неодобрения со стороны родителей [эта чаша ими с изабеллой уже испита годами до дна]. нет, алека лайтвуда сейчас терзает совсем другой страх: он боится, что вдохнув её аромат, он потеряет те последние остатки самоконтроля, которые у него есть, когда она не рядом. но клэри фрей не даст спуску алеку лайтвуду. только не она и только не ему.  ему бы нужно было вернуться в институт, не начинать то, что по определению не может закончиться чем-то правильным, уколоть её в очередной раз издевкой. потому, что правда жизни такова: она не для него // он не для неё. да и вообще, у него есть магнус [они ведь теперь вроде как встречаются, разве нет?!]. но, стоит признать: алек лайтвуд слаб по части клэри фрей. потому, что он знает, что будет дальше. и это вовсе не то, что от него могут ожидать все те, кто его знают. все, кроме клэри фрей. и правда в том, что он уже не принадлежит ни себе, ни магнуса, ни джейсу. и это одновременно худшее и лучшее, что может случится с таким, как алек лайтвуд. потому, что он знает: она не уйдет // он не сможет отвернуться. она с ним может себе позволить быть сильной. и это тоже пугает. она его пугает. до нервной дрожи // до паники // до озноба. его пугает маленькая девочка с глазами зелеными, подобными огромным изумрудам на любимой колье его матери. его пугает эта девочка, потому, что в отличие от него самого: она-то уж точно знает зачем она здесь.

[indent] - я не знаю, что я здесь делаю, - признается честно, не притрагиваясь даже, и не пытаясь это расстояние в два шага между ними сократить до минимума. а после добавляет жестко, потому, что молчать больше не в силах. - ты могла бы сказать мне, знаешь, - криво улыбается. они оба сейчас явно не вписываются в эту темную подворотню: она в своем струящемся до пола платье невероятном, что подчеркивает рыжину её волос, да он в своем белом пиджаке. да и куда они вдвоем вообще могли бы вписаться?! как будто это что-то изменило бы? но признайся, да - и з м е н и л о бы всё!

  [indent] "эмоции только мешают" — помнишь сам ей это твердил без устали, когда начал тренировать "маленькую девочку", раз за разом поражаясь тому, с какой легкостью она умудряется адаптироваться к твоему миру, хоть её для тебя всегда оставался чужим. но твои собственные слишком восприимчивы сейчас, не так ли, александр лайтвуд, когда она так близко, что по крупице // по одной тонкой ниточке вытягивает все их из тебя просто только тем фактом, что остается рядом // не уходит, не плачет // просто смотрит на тебя так, что видит, кажется всего насквозь словно обладая рентгеновским зрением, препарируя тем временем не столь тело, сколь твою и без того истерзанную ею же самой душу. и тебе так хочется снова прокричать, чтобы оставила тебя в покое [дала тебе возможность снова стать тем самым алеком лайтвудом, которым ты был до вашей первой встречи, мучимый собственной любовью к парабатаю, которая теперь отчего-то кажется лишь бредовым вымыслом и не более того]. хочется сказать о том, что ты не просил этого // что у тебя все должно было бы быть иначе: в любом случае твоя жизнь была бы куда проще и легче [может просто не лучше], если бы её не было в твоей жизни. если бы не стояла, как прежде напротив, смеряя тебя своим болезненным этим взглядом, который открывает тебе куда больше, чем ты позволить себе можешь принять. почему ты не можешь уйти, охотник сумеречный? почему, лайтвуд? почему она срывает на живую с тебя кусок за куском остатки твоего самообладания? почему она [одна единственная на всем белом свете], кто может выжигать на твоей коже взглядом лишь простым ожоги не стираемые и не излечимые. тебе бы впору хоть бы зажмуриться, но ты не отказываешь себе в слабости // сладости просто видеть украдкой, как мерцают её зеленые глаза в отсветах ночных фонарей. ты слишком слаб с ней. с кем угодно можешь быть сильным, но не с ней. не получается, ведь так, александр? у тебя не получается снова затиснуть себя в кокон степенного // взрослого и разумного сумеречного охотника. не тогда, когда она так близко.

[indent] просто протяни руку и коснешься: представь себе на секунду хоть каков на ощупь этот бархат алебастровой кожи под твоими пальцами. просто шагни вперед и она окажется в твоих руках. она будет в твоих объятиях. и вот именно это-то и пугает тебя. твои чувства зашкаливающие // эмоции твои не поддающиеся логическому никакому объяснению. с ней ты сам себя снова и снова теряешь и не имеешь никакого понятия, как обрести вновь. потому, что она моргенштерн. потому, что она запретна для тебя. потому, что она совсем не такая. она — пришлая, примитивная, маленькая девочка. у тебя наготове есть десятки таких вот описаний, которыми ты готов её оплести, но не в силах. не сегодня. ни когда есть только вы и ночной нью-йорк, который готов сохранить любую вашу тайну за семью нерушимыми печатями. потому, что как бы там ни было: она нашла тебя. единственная нашла. и она не ушла. все еще здесь. все еще смотрит на тебя и на ресницах этих длинных мерцают невыплаканные слезы [тебе бы пальцами своими точенными длинными их коснуться, что ощутить тактильно их мягкость и смахнуть влагу эту, которой лишь ты один виной]. и ты не можешь этого вновь произнести, тебе отказывает твое же собственное тело: ты не способен от неё прямо сейчас здесь и сейчас отказаться. хочешь ли вообще этого, лайтвуд? хочешь ли всю жизнь прожить свою без неё? и какой будет та жизнь? просто закрой глаза, алек и представь: у тебя ведь будет тогда твой бруклинский маг, который вполне может оказаться способным на то, чтобы сделать тебя "почти что" счастливым. у тебя будет другая совсем жизнь, в которой ты с ней случайно [намного реже, чем следовало бы] будешь сталкиваться в коридорах университета, чтобы просто поздороваться. ты будешь жить, "почти" как следует. почти // почти // почти... но никогда не так, как мог бы, если бы только себе позволил чуть больше сегодня. отпустить бы себя самого на волю вольную: разрешить бы себе: чувствовать, жить на полную, не просто, как охотнику, а как простому молодому парню, жаль ты не простой, и не обычный. у тебя никогда не было такой возможности и сейчас ты, как и прежде цепляешься ногтями отчаянно за свое прошлое // за алека лайтвуда, которым был до знакомства с ней. — почему я не могу отпустить тебя, фрей? — чрезмерно резко срывается с губ твоих ответ этот скользящий, чтобы ударить по ней и срикошетить по тебе самому. лжешь, когда ты научился так искренне лгать, алек? когда ты стал настолько нестабильным в эмоциональном плане? можешь дать ответ и сам себе его даешь: она научила тебя жить чувствами своими, не отрицая их наличие. и эти самые чувства сейчас слишком сильны, они  завладевают всем тобой и ты не в силах более с ними бороться. не можешь этого сделать, как бы не рвался прочь, знаешь, что останешься здесь: с ней.

СТАЙЛЗ ЖДЕТ ЛИДИЮ (!!!)

Lydia Martin
Teen wolf
—
лидия мартин, волчонок

holland roden

[indent] Первая красавица школы Бейкон Хиллс. Я был влюблен в тебя с младших классов. Красивая кукла, но не пустая внутри. Ты играла роль модницы, не желая быть умной перед парнями. Не подстраивалась под других, гнула свою линию, но изящно - будто играла в шахматы, предугадывая новые ходы. Многие пали под твоими чарами, совсем не замечая того, что ты используешь их. В хорошем смысле. Я видел твой внутренний мир, замечал, что твоя роль причиняет тебе боль и дискомфорт. Ты не могла быть собой, показывая истинные свои чувства. Но мои попытки заговорить с тобой были провальными - ты не замечала меня. Конечно, такой лузер как я не мог заставить смотреть на себя.
[indent] Но все изменилось, когда в нашу школу пришла Эллисон. Она стала твоей лучшей подругой и той, с которой у тебя возникла настоящая связь. Элли видела тебя настоящей, помогала и поддерживала тебя. Ты, наконец, смогла расцвести и стать более решительной. А изменения в Джексоне, в твоем парне, заставили раскрыть тебе глаза на происходящее. Ты стала искать причину странного поведения не только в Джексоне, но и в своем окружении. Но правда открывшаяся для тебя - перевернула твой мир. Ты пострадала из-за меня, укус от Питера не сделал тебя оборотнем, но заставил раскрыть свои скрытые силы. Питер не стал твоим альфой, но нанес урон твоей душе и раскрыл твои способности, которые были и у твоей бабушки. Кошмары долгое время мучили тебя. Но все эти события дали толчок для тебя измениться - стать собой и открыться для мира.
[indent] Ты потеряла, как парня, Джексона, но получила способность находить тела мертвых людей. Ты, банши, которая кричит о смерти. Этому нельзя научиться и нельзя от дара избавиться. Для некоторых это проклятье, но для тебя возможность предостеречь о смерти, почувствовать, кто из близких в опасности. Ты не спасительница, но тебе это и не надо. Ты верная, умная, заботливая в своей манере. Саркастичная и упрямая, но именно это ты. Своими словами ты заставляешь двигаться дальше, находя правильное решение. Лидия, ты не раз находила правильные ключи, помогая своим друзьям и мне. Ты в моих глазах все также прекрасна, как и несколько лет назад.
[indent] Много чего произошло за время пока мы были учениками. Нахальный Питер, который слишком ненавидел этот мир, сошедший с ума из-за гибели своих родных, и хотел власти. Для тебя он стал ужасом, но в тоже время сделал тебя сильной. Джексон - ставший канимой. Он принес тебе столько боли и страданий, желая показать свою крутость. Но даже расставшись с ним, в твоем сердце теплилась любовь к этому парню. Стая альф и я, как Ногицунэ. Темный лис убил твою лучшую подругу, но ты не стала меня ненавидеть. Но знаешь, все же я виню себя в смерти Элли, ведь это я впустил Ногицунэ в свое тело, открыв для него дверь в свою душу. Список смертников, ожившая тетя Эллисон Кейт, безумные доктора, призрачные всадники - мы не живем спокойно, каждый раз спасая не только свои задницы, но и всего города. Мы защитники, которые сторожат Бейкон Хиллс. Ты больше не боишься своих сил и готова на многое, чтобы защитить то, что тебе дорого.
[indent] У меня с тобой особая связь. Для меня ты богиня, для тебя - я саркастичный мальчик. Мы любили друг друга, живя нашими недолгими отношениями. Спасали, желая уберечь и защитить. Но наши отношения охладели. Расстояние разрушило наши отношения, да и мы почувствовали, что потеряли что-то важное внутри себя. Я все также продолжаю себя мучить из-за смертей, виню себя за смерть Элли. Ты же пытаешься быть стать сильнее, желая освободиться от горечи внутри. Мы не перестали быть друзьями, но и любить как прежде не можем. Мы разные, но иногда похожи. Ты - как богиня смерти, я же - обычный человек. Мы больше не пара, но и это нас устраивает. Каждый идет своей дорогой и ищет свою любовь.

---

важно знать:
- Итак, нас пока двое - я и Айзек. У нас была еще Элли, но она так и не дошла - не написала анкету. Но мы успели обсудить сюжет и что произойдет со всеми нами. Я готов все рассказать тебе как в лс, так и в телеге, в вк. Все дам и буду готов общаться и любить вас. Я общительный, но не требую от вас быть активной на все 100500, но появляйтесь каждый день (хотя бы одно сообщение оставляйте для моего успокоения);
- Я не требую от вас посты каждый полчаса или каждый день. Реал и все такое - я понимаю, сам живу в реальном мире (работа, личная жизнь, обычный отдых для себя); так что пиши посты, как будет вдохновение, как будет желание. Мне неважно, как пишите и как, главное любите Лидию и развивайте ее. Я сам косячник, поэтому могу писать с опечатками. Я неидеальный игрок, который пишет литературным языком. Поэтому простите и любите меня таким, какой я есть. Пишу я разные посты - от 3000 и выше, все зависит от игры и вдохновения.
- Заявку не в пару. Уж, извини, но я не планирую с тобой продолжать отношения, какие были у нас в сериале. Вы можете сами выбирать, с кем хотите  отношения. Я не хочу вас ограничивать, хотя мы можем отыграть наши прошлые отношения. Они существовали между нами и никуда не могли бы исчезнуть. Просто все изменилось, поэтому мы можем отыграть как стекло, так и милые отношения между нами. Предупреждаю сразу, что я собираюсь мутить с Дереком. Поэтому если ты против таких отношений, то у нас будет все сложно. Серьезно, сейчас мы живем в таком мире, что можем играть разнополые отношения. Так что и ты можешь тоже замутить с кем-нибудь из девушек, если захочешь или с парнями.
- А так, я люблю и жду тебя, как и Айзек. Мы готов играть с тобой, обнимать и любить. Если несколько придуманных идей для эпов, так что без игры не останешься. Ждем

ПРИМЕР ИГРОВОГО ПОСТА

Стайлз никогда не хитрит, когда говорит о том, что думает. Он легко выдает за несколько секунд пару предложений, в которых может либо, придумать историю, которая почти правда, либо говорит о многом, но всегда уходя от темы. С Лидией это никогда не проходило. Просто все из-за того, что раньше девушка просто не замечала его, даже если Стайлз из кожи вон лез, лишь для того, чтобы сказать пару слов. Это не было обидно, просто Стилински уже давно понимал, что такая девушка, как Лидия Мартин - никогда не увидит в нем парня ее мечты. Все же он не был тем, кто мог кинуться в драку, чтобы защитить честь девушки. Стайлз только мог словесно унизить кого-нибудь, ведь сарказм был всегда его лучшим оружием. Да, и не был он наделен природой мускулатурой, красивым телом и прочими мужскими достоинствами, которые бы вызывали восторг у девушек. Да и зачем? Стайлз себе нравился таким, какие гены он получил от мамы и папы. Он был истинным их ребенком, поэтому не вздыхал по поводу своей внешности. Хотя все же был недоволен тем, что на его хилом теле не могли бы появиться более развитые мускулы.
Лидия была его идеалом, которым Стайлз любовался издалека. Первые попытки заговорить лишь убедили его, что это девушка другая. Стилински видел, как она менялась, ведь они вместе учились, как она становилась старше, прекраснее. Это было похоже на то, как роза раскрывает свои бутоны. И это было прекрасное зрелище, которое заставляло сердце биться быстрее, а Стайлза замирать на одном месте, чтобы полюбоваться. Но все же потом отмирал, чтобы сказать очередную глупость. Все же удержать язык за зубами было трудно.
Я еще Стайлз был из тех, кого считали лузерами, потому что они всегда оставались в проигрыше. Так было на самом деле, пока Скотта не укусил Питер. Тогда то все резко изменилось и Стайлз и не заметил, как сам попал в эту головомойку, где из простого неудачника - он стал умелым напарником, советчиком и тем, кто просто не может не оказаться в гуще событий. Стайлз и раньше впутывался в неприятности лишь потому, что ему не хватало острых ощущений, но теперь все было наоборот. Все изменилось после того, как он, Скотт и Эллисон умерли, чтобы найти Неметон. Стайлз получил в своем сердце тьму, которую невозможно было теперь стереть, потому что она была навсегда. Что ж, ощущения холода, обреченности и чего-то темного теперь накрепко засело в груди. Это неприятно, но Стайлз уже привык. Это не так, как чувствовать сожаление и бесконечно чувствовать себя виноватым. Именно это теперь холодит душу Стиниски, когда он вспоминает про Ногицунэ, смерть Эллисон и Эйдена. Их смерти на его совести, потому что он виноват в этом, впустив в себя темного лиса.
Но время шло, многое стиралось и забывалось, появлялись новые существа, новые враги. Стайлз все еще пытался помочь в меру своих человеческих сил и знал, что жизнь продолжается, а значит нужно идти дальше. И тот факт, что Лидия стала ближе, грело сердце, даже больше, чем бывшие отношения с Малией. Стайлз не мог сказать точно, был ли он влюблен с Тейт или же это просто было притяжение, вызванное одиночество и чувством понимания друг друга. Точного для этого не было объяснения, но Малия поддержала его в трудный для него период, став близким другом в первую очередь, а уж потом тем, с кем можно было разделить постель.
Сейчас же Стайлз просто спешил в лес. Было глупой идеей приглашать Лидию в лес, но тогда в голове Стилински только одна билась мысль, а если пригласить вновь девушку на свидание, то согласиться ли она. Просто у них в отношениях наконец наступила весна, в котором они могли спокойно сидеть рядом, парень мог вглядываться в знакомые и такие любимые черты лица и говорить обо всем, при этом быть обычными близкими друзьями, но ощущать себя иначе. В общем быть влюбленным, но в тоже же время быть приземленным тем фактом, что они все же не пара.
- Пойдешь со мной на свидание. Ну, на свидание, в смысле, я и ты, а еще лес и птички. Возможные птички. Я просто не знаю, кто или что будет вечером сопровождать. Это я к тому, что свидание будет в лесу. Только для нас двоих. - оказалось сказать это было проще простого, а вот ожидать с замиранием сердца оказалось сложнее. Стайлз не получил отказа, но ему дали понять, что это будет обычным пикником. Что ж, даже на такое был согласен парень. Он просто получил еще один шанс для того, чтобы сблизиться и признаться повторно в своих чувствах.
И сжимая теперь руль сильнее, Стайлз давил педаль в пол, стараясь успеть во время приехать. На переднем сидении, рядом с ним, уже лежал плед, пару контейнеров с едой, то что нашлось у двух холостяков в холодильнике, и теплый час в термосе. На лицо Стилински так и выползала глупая улыбка, но парень старался сильно не уплывать в свои мечты, все же он уже не был тем глупым подростом, каким был в начале старшей школы. Теперь он был мужчиной, который успел стать взрослее, многое пережил, но все также остающимся обалдуем.
И как только лес показался, парень скинул скорость и вскоре остановился. Стайлз неуклюже и второпях, вылез из машины, прихватив с собой корзинку с вещами и продуктами. Стилински ринулся в лес, вспоминая о месте, где он и Лидия собирались встретиться. Под ногами шуршали листья и ветер обдувал холодом, Стайлз ежился, коря себя за то, чтобы забыл накинуть на себя куртку. Все же вечером становилось прохладнее, а солнце уже клонилось к закату. Но разве этого могло остановить парня, который мечтал об этом долгие годы. О, нет, только не его.
- Хэй, привет. Ты как раз вовремя. - Стайлз оказался первым на поляне. Он сразу же расстелил плед и вытащил продукты, стараясь расставить все более красиво, но получалось небрежно.
Все же парни не могли делать того, что лучше всего получалось у девушек. Махнув рукой на свою затею, Стилински не сразу замечает Мартин, так как ее шаг не слышен, будто она лань, которая крадется по лесу, пытаясь быть неслышной для хищников. Если бы Стайлз не поднял взгляд, то он бы и не заметил прибытие Лидии. Парень вскакивает со своего места и тут же спешит оказаться рядом с девушкой, желая забрать у нее корзинку. Он широко ей улыбается и хочет сказать море ненужных и нелепых слов, но в последнюю минуту сдерживается, только лишь протягивает руку и предлагает пройти до пледа.
- Давай корзинку, Лидия. И как тебе удается так бесшумно ходить? Какой зверь тебя этому научил? Хотя, возможно, это все из-за того, что ты - банши. - чтобы не молчать, Стайлз выбирает быть самим собой, а поэтому начинает болтать без умолку, желая заполнить тишину. Может сейчас он только Стайлз, который говорит то, что думает и делает то, что хочет.

ПИТЕР ПАРКЕР ЖДЕТ МИСТЕРИО (!!!)

Quentin Beck
marvel
—
квентин бек\э | мистерио, марвел

jake gyllenhaal

изначально здесь должна была быть понтовая подборка гиф изображений. но что-то пошло не так. . . смотри, щеночки!
или почему это было так просто налить в уши паркера лапши

так вот. kto by mog podumat’. у нас с тобой сложные отношения. то есть ну, правильней сказать, у нас с тобой их нет вообще никаких. просто сложилось все как-то. не так. паркер купился, поверил, в истинность намерений, и весь такой — такой. а квентин его просто использовал, и даже ладно бы просто. сказать по дороге, что, ну, знаешь, ты вообще неплох, но прости, коалиции, идеалы, давай я расскажу какая тварь твой кумир, а тебя убью. понимаешь, после этого дэдпул — резко начинает казаться святым. дружба_почти_наставничество_ложь. это было немного больно. много. верить, а потом разбивать свои эдельвейсы — трагично и печально.

наверное, из тех, кого старк нарочно или ненарочно обидел, можно было бы заселять целый город, а еще с десяток лет, и планету. собственную коалицию они создали, впрочем, и без этого. и ты, квентин бек — отличная иллюстрация этой самой коалиции. а еще, я вот что скажу, мстить старку — это уже чертов мейнстрим. иллюзии. иллюзии, черт подери. \звуки\ мне сложно писать эту заявку связно, без желания жестикулировать и возмущаться. но, возможно, три часа ночи тоже играют свою роль.

мы говорим, что старк выжил, что хэппи энд и все красиво уложилось, но я думаю, что можно намутить что-то по мотивам, где слухи о его тяжелом состоянии могли просочиться, где все говорят, что все хорошо _но_мы_же_понимаем. где это сложилось хорошей мотивацией для того, чтобы замотивировать квентина на громкие выступления. я думаю, что если тони появится, то это можно будет уточнить еще раз, обсудить, были ли очки шехерезады настроены на меня или это все слухи, но ты и без них нахимичил громко, красиво и что-то украл — придумаем.

в теории, и очки можно красиво обосновать, учитывая, что старк подвис в коме. да и те самые обязательные школьные экскурсии, примиряющие с пятью годами, которые никто не отменял; а какая-то мотивация для того, чтобы я не бегал вокруг палаты старка неотрывно, присутствовать должна.

в общем ы. хочу квентина. хочу того супергероязлодея, которому я дал имя! :’DD мы придумаем способ тебя уползти, хоть элементарно не до смерти застрелил, а от щита ты ушел, хоть и вовсе переиграть концовку. да даже комиксы, в нашем распоряжении.

---

важно знать:
приходи. я хочу красивого стекла и растоптанных эдельвейсов.
и тот паттерн «я в тебя поверил, а ты». драматичная музыка на плане.

я отлично пишу с заглавными буквами, без первого лица круче, чем с первым; я отлично подстраиваюсь под соигрока и ни к чему не предвзят. приходи, со мной будет весело.

ПРИМЕР ИГРОВОГО ПОСТА

\потом заменить на фандомное

например

— Папа, папа, можно я буду супергероем? — Конечно, только ешь много каши, не водись с незнакомыми мужчинами и не отвечай согласием на сомнительные предложения.

Основная проблема 21-ого века заключалась в том, что про супергероев была куча комиксов, немало мультфильмов и неплохая подборка в кинематографе, но ни один из них не отвечал на вопрос и не давал инструкцию к тому, как стать супергероем. 
Ладно, вероятно, в эту «основную» проблему еще пытался затесаться и тот факт, что исключая конвенты, фестивали и фандомные ивенты, супергероев просто не существовало. Это делало грустно, печально, и Бэтмобиль был исключительно собранным конструктором, стоящим на полке после четырнадцатого дня рождения, но никак не рабочим девайсом. И даже не то, чтобы списанным в полном соотношении с оригинала, по причине отсутствия доказанных фактов его существования. Ладно, это даже можно уточнить как полностью доказанные факты всего обратного.

Стайлз не то, чтобы грустил, скорее свято верил, и до сих пор утверждал, что супергерои существуют, и определенно прилетят их спасать, утверждал, активно жестикулировал и искренне возмущался, когда ему пытались возразить, но вообще, да, не то, чтобы сильно верил. Это как Санта Клаус и его существование – ты понимаешь, что под елку или в носок тебе кладет подарки отец, но все равно стоически защищаешь его существование, как только взрослеешь достаточно, чтобы перестать цепляться за то, что тебе семь лет и ты обалдеть какой взрослый. А в детстве поддерживаешь сказку для того, чтобы отец верил, что дарит тебе то самое чудо. В детстве в их с отцом жизнь порой пыталась затесаться отчетливая недостаточность чудес. Недостаточность чудес в крови — звучит как диагноз.

Но да, супергерои. Если приглядеться к фактам, то да, вампиры, друиды, оборотни и чистый zero в количестве знакомых или хотя бы просто существующих супергероев. Да даже суперзлодеев. Тяга Стайлза к Сверхъестественному немного утихомиривается на положительной ноте, где Скотт становится оборотнем, Бейкон Хиллс оказывается эпицентром всего непонятного, но это не отменяет еще одного трагичного факта, того самого, что несмотря на всю подборку всякой сверхъестественной фигни, лето складывалось бесконечно скучным. Будто тоже решило устроить себе каникулы, и, с одной стороны, это отличный и чудесный факт, во славу всеобщей безопасности и все такое, а с другой. С другой, Скотт смотался с Эллисон в короткое путешествие, а Стайлз откровенно скучал. Скучал и беспардонно провисал в фандомных чатах, потому что играть в приставку одному — тоже менее интересно, чем на пару с кем-то. Разумеется, он рад за Скотта, разумеется, он рад за них с Эллисон, и даже когда-нибудь смирится на все сто — в смысле он почти уже и так — что лучший друг теперь не доступен 24 на семь, а счастливый обладатель личной жизни. А Стайлз счастливый друг счастливого обладателя. В общем, не спивается с горя Стайлз чисто потому, что у него есть интернет.

В интернете как всегда происходит какая-то ересь, и Стайлз уже полчаса как выключает компьютер [просто закрыть крышку, Стайлз] и дует спать, но цепляется взглядом за объявление и цепляется еще раз. Стайлз решает протянуть руку помощи, и тянется к мышке, чтобы щелкнуть на иконку приват сообщений — едва успевает, потому что сейчас обсуждают премьеру нового фильма, и сообщение  очень быстро скатывается под скролл, который не каждый полезет читать.

Хей-хей, ты бы хотя бы штат поставил, тебе же сейчас придет тысяча предложений И ВСЕ на другом конце Америки, серьезно, это называется закон подлости.

А еще это может быть и не Америка вовсе, огромный мир, открывающийся тебе с просторов всемирной паутины. Черт, а это уже звучит как пропаганда интернет-зависимости… хотя, что поделать, если интернет, он такой и есть. Вступительное «чувак», Стайлз все-таки трет, чтобы казаться более сознательным, и пропагандирует оптимизм. А вообще, он уже показывает себя как элитного помощника, который подсказывает важные вещи. Кстати про подсказки.

И да, это чат по комиксам, серьезно, спасение мира — клевый так, но его же зафлудят за секунду.

Справедливости ради — успешно уже. Но anyways.

А в чем заключается заключается спасение мира? Возрастные ограничения?

Пальцы Стайлза сначала лезут набирать сообщение, под аккомпанемент врожденного любопытства, а уже потом включается мозг и задает закономерные вопросы. В любом случае, он еще ни на что не подписывается, просто спрашивает, просто интересно, его же не собираются вычислять по айпи и принуждать к неизвестной работе, в самом деле. А Стайлз вовсе не покупается на хэштеги еда и спасение мира. В конце концов, будь там _фастфуд _молочные_коктейли _ спасение мира — работало бы круче.

 

---

Если я уйду, то не навсегда. Ты мне только верь - это я прошу тебя.
Я боюсь сказать, ты - любовь моя. Я вечно буду ждать тебя!

---

[indent] клэри фрей — одна на миллион такая: раздражающая до озноба по коже; до закатывания глаз, до дергающегося кадыка; до нескончаемого желания убраться от неё как можно подальше; просто потому, что с ней рядом - н е в ы н о с и м о.
[indent] клэри фрей — одна на миллион причина, по которой всегда цельная натура алека лайтвуда грозится распасться на сотни мириады осколков микроскопических, что будут застревать в капиллярах, венах да артериях, причиняя мучительную, нескончаемую агонию, сводящую его с ума.
[indent] клэри фрей — одна на миллион секунда его сна, из которого сумеречному охотнику, хотелось бы выбраться, да не можется, ибо быть может, но не хочется: он и сам этого не знает // не хочет знать; он живет разумом, но не сердцем, зачастую... и ошибается быть может не лучше, чем любой примитивный.
[indent] клэри фрей — одна единственная [тут уж не до миллионов], кто вроде бы всегда стоит между ним и джейсом, только почему-то кажется вдруг, что все с точностью да наоборот, потому, что это вейланд стоит между ним: алеком лайтвудом и этой зудящей, раздражающей девицей, которую хочется убить, но еще больше прижать к себе, зарыться руками в рыжих волосах и узнать так ли сладки её губы на вкус, как ему снилось этой {и десятками других} ночью.

[indent] он много чего знает о д о л г е и ответственности. он - старший сын своих родителей, он всегда был тем, на кого всегда возлагались те самые пресловутые - б о л ь ш и е_н а д е ж д ы. он не имеет права на собственное счастье {никогда и не имел! - "мы лайтвуды, мы разбиваем носы и живем с последствиями" - я помню, мама, мне никогда не забыть твоих уроков!} // и он делает то, что от него требуется, запирая собственное нежное нутро, как можно дальше // туда куда никому не добраться // отключает эмоции, без которых проще // которые только мешают. и плевать на то, что в институте никто и не верит в их с лидией внезапную л ю б о в ь. ему нужен институт, ей нужен статус, они друг другу ничего не должны. так будет правильно. так будет верно. а алек старается не думать о магнусе, в чьих глазах боли поселилось немеряно, когда бруклинский маг узнал, что лайтвуд не отступится, что сделает только так // именно так, как от него требует его д о л г. а алек старается не встречаться глазами больше необходимого с клэри фрей, просто потому, что не уверен, что тогда окончательно не сломается // не разобьется полностью так, что не с о б р а т ь уже будет никогда_ни за что.

[indent] он знает, что этого решения его собственного никто и не может понять, сколько бы не пытался. ни джейс, ни иззи. но они оба рядом. потому, что так было всегда. они оба принимают его выбор и готовы вместе с ним разбираться с последствиями и алек мелочно думает о том, что если б не эта вот поддержка, он и не смог бы сделать то, что д о л ж н о. он и не исправляется на самом деле. потому, что есть треклятый магнус, смотрящий так испытывающе в его глаза, не говорящий ни слова, да магу этого и не нужно, и лайтвуд хватается за него, как за спасительную соломинку, бросается к нему, и целует впервые так заполошено и сладко, чтобы после краем взгляда отследить, как фрэй покидает зал, а после и сам институт, и не может... свершив уже одно деяние эгоистичное, отказаться и от второго тоже. снежный ком завсегда становится лавиной, и алек буквально слышит гул в ушах собственных, который заставляет его отпрянуть от мага, как можно дальше, виновато коснуться его щеки пальцами своими длинными и отвести взгляд, уперев его в хлопнувшие за клэри двери, сжимая руки в кулаки.

[indent] - мне нужно идти, - шепчет он, убирая руки с лацканов пиджака бейна, хотя бы себе прямо сейчас чтобы признаться, что должен был сминать в том поцелуе требовательном совсем другие губы рыжей невыносимой, что сбежала от него прочь в мглу ночную. - мне правда нужно идти, - загнанно, испуганно. и магнус вовсе не заслуживает всего этого дерьма, уж точно не заслуживает, но и оставаться прямо здесь и сейчас, с ним, когда она где-то там, в огромном этом городе он тоже не в силах. - мне очень жаль. прости меня, если сможешь, я не должен был так делать, - алек касается губами щеки магнуса, и не позволяет себе смотреть на парабатая {который едва ли сможет его простить или понять; не в этот раз так уж точно!}, что стоит позади него, уверенный в том, что он - алек счастье свое в руках бруклинского мага обрести способен {что ж так отчаянно и сам алек никогда еще не ошибался // не то, что все остальные, что думают, что он свершает в глазах сумеречных охотников ужасный мезальянс, и чтоб они сказали, если бы это клэри стояла на месте магнуса, что если бы она сделала это // но фэрдчайл предпочла сбежать, а лайтвуд не может не бежать следом}. не может взглянуть и на младшую сестру, которая наверняка горда им, тем, что он боролся за себя и свои чувства к магнусу {и их наличие вовсе свести на нет никак не получается, если уж честно, просто те другие // не прошенные и не званные прямо сейчас куда сильнее и влекут за собою на улицы темные, туда, куда сбежала одна невозможная и раздражающая особа, которой едва ли с ним будет х о р о ш о!}. сбегает оставляя после себя слишком много вопросов, и ни единого ответа. все так же облаченный в смокинг собственный свадебный. сбегает за той, которая принесла в его жизнь лишь череду разладов.

[indent] он находит её // не может не найти. словно связанный с ней узами теми, что определению нормальному // естественному не подлежат и не смогут никогда. и сумеречный охотник известным всем и вся своей выдержкой, впервые в жизни действительно по-настоящему боится. не смерти от  рук [щупалец или чего либо еще] демона // не предательства со стороны джейса [который может выбрать не лайтвудов; это до сих пор пугает алека и спать ночами не дает; вдруг его брат, его лучший друг, его парабатай от него отвернется] // и уж точно не неодобрения со стороны родителей [эта чаша ими с изабеллой уже испита годами до дна]. нет, алека лайтвуда сейчас терзает совсем другой страх: он боится, что вдохнув её аромат, он потеряет те последние остатки самоконтроля, которые у него есть, когда она не рядом. но клэри фрей не даст спуску алеку лайтвуду. только не она и только не ему.  ему бы нужно было вернуться в институт, не начинать то, что по определению не может закончиться чем-то правильным, уколоть её в очередной раз издевкой. потому, что правда жизни такова: она не для него // он не для неё. да и вообще, у него есть магнус [они ведь теперь вроде как встречаются, разве нет?!]. но, стоит признать: алек лайтвуд слаб по части клэри фрей. потому, что он знает, что будет дальше. и это вовсе не то, что от него могут ожидать все те, кто его знают. все, кроме клэри фрей. и правда в том, что он уже не принадлежит ни себе, ни магнуса, ни джейсу. и это одновременно худшее и лучшее, что может случится с таким, как алек лайтвуд. потому, что он знает: она не уйдет // он не сможет отвернуться. она с ним может себе позволить быть сильной. и это тоже пугает. она его пугает. до нервной дрожи // до паники // до озноба. его пугает маленькая девочка с глазами зелеными, подобными огромным изумрудам на любимой колье его матери. его пугает эта девочка, потому, что в отличие от него самого: она-то уж точно знает зачем она здесь.

[indent] - я не знаю, что я здесь делаю, - признается честно, не притрагиваясь даже, и не пытаясь это расстояние в два шага между ними сократить до минимума. а после добавляет жестко, потому, что молчать больше не в силах. - ты могла бы сказать мне, знаешь, - криво улыбается. они оба сейчас явно не вписываются в эту темную подворотню: она в своем струящемся до пола платье невероятном, что подчеркивает рыжину её волос, да он в своем белом пиджаке. да и куда они вдвоем вообще могли бы вписаться?! как будто это что-то изменило бы? но признайся, да - и з м е н и л о бы всё!

  [indent] "эмоции только мешают" — помнишь сам ей это твердил без устали, когда начал тренировать "маленькую девочку", раз за разом поражаясь тому, с какой легкостью она умудряется адаптироваться к твоему миру, хоть её для тебя всегда оставался чужим. но твои собственные слишком восприимчивы сейчас, не так ли, александр лайтвуд, когда она так близко, что по крупице // по одной тонкой ниточке вытягивает все их из тебя просто только тем фактом, что остается рядом // не уходит, не плачет // просто смотрит на тебя так, что видит, кажется всего насквозь словно обладая рентгеновским зрением, препарируя тем временем не столь тело, сколь твою и без того истерзанную ею же самой душу. и тебе так хочется снова прокричать, чтобы оставила тебя в покое [дала тебе возможность снова стать тем самым алеком лайтвудом, которым ты был до вашей первой встречи, мучимый собственной любовью к парабатаю, которая теперь отчего-то кажется лишь бредовым вымыслом и не более того]. хочется сказать о том, что ты не просил этого // что у тебя все должно было бы быть иначе: в любом случае твоя жизнь была бы куда проще и легче [может просто не лучше], если бы её не было в твоей жизни. если бы не стояла, как прежде напротив, смеряя тебя своим болезненным этим взглядом, который открывает тебе куда больше, чем ты позволить себе можешь принять. почему ты не можешь уйти, охотник сумеречный? почему, лайтвуд? почему она срывает на живую с тебя кусок за куском остатки твоего самообладания? почему она [одна единственная на всем белом свете], кто может выжигать на твоей коже взглядом лишь простым ожоги не стираемые и не излечимые. тебе бы впору хоть бы зажмуриться, но ты не отказываешь себе в слабости // сладости просто видеть украдкой, как мерцают её зеленые глаза в отсветах ночных фонарей. ты слишком слаб с ней. с кем угодно можешь быть сильным, но не с ней. не получается, ведь так, александр? у тебя не получается снова затиснуть себя в кокон степенного // взрослого и разумного сумеречного охотника. не тогда, когда она так близко.

[indent] просто протяни руку и коснешься: представь себе на секунду хоть каков на ощупь этот бархат алебастровой кожи под твоими пальцами. просто шагни вперед и она окажется в твоих руках. она будет в твоих объятиях. и вот именно это-то и пугает тебя. твои чувства зашкаливающие // эмоции твои не поддающиеся логическому никакому объяснению. с ней ты сам себя снова и снова теряешь и не имеешь никакого понятия, как обрести вновь. потому, что она моргенштерн. потому, что она запретна для тебя. потому, что она совсем не такая. она — пришлая, примитивная, маленькая девочка. у тебя наготове есть десятки таких вот описаний, которыми ты готов её оплести, но не в силах. не сегодня. ни когда есть только вы и ночной нью-йорк, который готов сохранить любую вашу тайну за семью нерушимыми печатями. потому, что как бы там ни было: она нашла тебя. единственная нашла. и она не ушла. все еще здесь. все еще смотрит на тебя и на ресницах этих длинных мерцают невыплаканные слезы [тебе бы пальцами своими точенными длинными их коснуться, что ощутить тактильно их мягкость и смахнуть влагу эту, которой лишь ты один виной]. и ты не можешь этого вновь произнести, тебе отказывает твое же собственное тело: ты не способен от неё прямо сейчас здесь и сейчас отказаться. хочешь ли вообще этого, лайтвуд? хочешь ли всю жизнь прожить свою без неё? и какой будет та жизнь? просто закрой глаза, алек и представь: у тебя ведь будет тогда твой бруклинский маг, который вполне может оказаться способным на то, чтобы сделать тебя "почти что" счастливым. у тебя будет другая совсем жизнь, в которой ты с ней случайно [намного реже, чем следовало бы] будешь сталкиваться в коридорах университета, чтобы просто поздороваться. ты будешь жить, "почти" как следует. почти // почти // почти... но никогда не так, как мог бы, если бы только себе позволил чуть больше сегодня. отпустить бы себя самого на волю вольную: разрешить бы себе: чувствовать, жить на полную, не просто, как охотнику, а как простому молодому парню, жаль ты не простой, и не обычный. у тебя никогда не было такой возможности и сейчас ты, как и прежде цепляешься ногтями отчаянно за свое прошлое // за алека лайтвуда, которым был до знакомства с ней. — почему я не могу отпустить тебя, фрей? — чрезмерно резко срывается с губ твоих ответ этот скользящий, чтобы ударить по ней и срикошетить по тебе самому. лжешь, когда ты научился так искренне лгать, алек? когда ты стал настолько нестабильным в эмоциональном плане? можешь дать ответ и сам себе его даешь: она научила тебя жить чувствами своими, не отрицая их наличие. и эти самые чувства сейчас слишком сильны, они  завладевают всем тобой и ты не в силах более с ними бороться. не можешь этого сделать, как бы не рвался прочь, знаешь, что останешься здесь: с ней.

[indent] Стена, к которой прислонилась Санса, была стылой и влажной. Северянка ощущала сквозь ткань платья, как холод и сырость верно пробираются внутрь, вымораживают кости, лёгкие и сердце. Вгрызаются в Сансу, точно так же, как псы Рамси вгрызались в несчастных жертв бастарда.
[indent] Санса отодвинулась подальше от стены, свернулась зародышем на соломенном тюфяке. Подтянула ноги к груди, обхватила их руками, пытаясь согреться. На Севере тоже холод властвовал вокруг,  но одежда из меха и шерсти и пышущей жаром очаг помогали стойко переносить его.
[indent] В темнице же не было не очага, ни тёплых одежд. Изнутри рвался кашель, глухой и тяжёлый – им Санса обзавелась пару дней уже как.
[indent] Незачем они узникам.
[indent] И только толстый, плотно набитый соломой тюфяк, да сытная ячменная похлёбка выделяли Сансу из ряда других заключённых. Старк было горько, что приходится радоваться тому, что Санса не спит на гнилой соломе, и не питается одним только чёрствым хлебом, замешанным пополам с опилками. С чего подобная милость? Это подачка драконьей королевы, желавшей оказать пленнице последнюю «милость»? Или просьба Джона, которой Дейнерис Таргариен не решилась отказать?
[indent] Санса не знала.
[indent] Леди Винтерфелла схватили, когда та, в числе прочих гостей, прибыла в Королевскую Гавань на коронацию королевы Дейнерис Таргариен, первой своего имени. Безупречный, руководивший пришедшими за девушкой людьми, на ломанном вестероском  объявил, что леди Санса Старк виновна в измене. В заговоре против королевы. И потому должна будет проследовать в темницу. Северяне, сопровождавшие Сансу, обнажили было мечи, готовясь биться за свою леди, но Старк им не позволила, не желая, чтобы их перебили.  Сказала, что не хочет кровопролития , и потому подчинится людям королевы. Что всё это – досадная, нелепая ошибка. Что она искренне недоумевает о причинах своего ареста и надеется, что недоразумение вскорости разрешится.
[indent] Пожелала говорить с королевой Дейнерис,  попросила дозволения увидеть Джона, и услышала в ответ, что её просьбы передадут королеве.
[indent] Дни тянулись медленно-тягуче, и Санса, сначала пытавшаяся считать, сколько времени она провела в темнице, вскоре сбилась со счёта. На одной из стен виднелись зарубки, следы пребывания кого-то из прошлых заключённых, и Санса понимала, что счёт дням здесь теряли и до неё.
[indent] Ни Джона. Ни драконьей королевы. Только тюремщик, приносящий еду, забирающий ведро с нечистотами и не думавший отвечать на вопросы Сансы.
[indent] Почему Джон не пришёл навестить её? Не пожелал иметь ничего общего с сестрой-предательницей, опасался, что после визита к ней сам окажется за решёткой, или королева Дейнерис просто не дозволила ему? Последнее представлялось Сансе более вероятным.
Больше всего Сансу мучил, терзал вопрос – на чем зиждутся выдвинутые против неё обвинения? Есть ли у королевы Дейнерис серьёзные доказательства, подтверждающие замыслы Сансы? Те доказательства, что позволят Таргариен  казнить северянку, не прослыв тираном? Или причиной ареста стал всего лишь ненадёжный шёпоток не вызывающего доверия шпиона? А то и вовсе бездоказательные, смутные  подозрения?
[indent] Если доказательств нет, то у Сансы ещё есть шанс оказаться на воле. А если есть… Девушка с горечью подумала, что тогда она повторит судьбу отца.
[indent] И что будет тогда?
[indent] Север, поднявшийся после смерти Неда Старк, был силён. Сейчас север обескровлен войной Пяти Королей, Болтонами, приходом Иных. Север устал от войны, и Дейнерис должна это понимать. Как понимает это и Джон. Джон, влюблённый в Дейнерис и присягнувший ей на верность – получи он достаточно доказательств о предательстве Сансы, станет ли он созывать знамёна, пытаясь отомстить за гибель сестры?
[indent] Санса сомневалась.
[indent] Даже несмотря на то, что Старк действовала в его интересах. Даже если сам Джон этого признавать не хотел.
Если бы у неё всё получилось, Джон бы занял Железный Трон, а Дейнерис Таргариен ушла бы в прошлое, став историей. Правда о происхождении Джона, стараниями Сансы принялась распространятся по Семи Королевствам. Там – случайная будто обмолвка, там – удачно отправленное письмо. Санса делала всё, что могла, чтобы в народной молве Джон предстал героем, мудрым лордом-командующим и правителем Севера, благодаря действиям которого были спасены Семь Королевств от угрозы мертвецов. Санса наблюдала за лордами, подмечая тех, кто был недоволен чужеземной владычицей, осторожно говорила с ними.
[indent] Завоевание Дейнерис Вестероса не прошло гладко – Семь Королевств напоминали бурлящий котёл под плотно закрытой крышкой. Оставалось только дождаться, пока кипяток вырвется наружу. А это, по мнению Сансы, когда нибудь всё же случится, даже несмотря на драконов.
[indent] И тогда можно заявить о правах Джона, более законных, чем у её Величества Дейнерис.
[indent] Даже если сам Джон будет против того.
[indent] Неизвестность угнетала. Санса напряжённо думала, пытаясь понять, где она могла ошибиться, где просчитаться. Есть ли у неё возможность вырваться на волю? Будет ли суд? Или её просто однажды выволокут наружу и бросят перед драконом?
[indent] В коридоре послышались шаги. Несколько человек, ступавших безмолвно. Прошествовав по коридору, они остановились напротив камеры Сансы.  Старк повернула голову. Через прутья решётки виднелась долгожданная посетительница. Дейнерис Таргариен, первая своего имени. Чуть позади драконьей королевы стояли несколько Безупречных, а ещё дальше почтительно скрючившийся тюремщик.
[indent] Санса тяжело поднялась, села на тюфяке. Затем встала, склонила голову в поклоне.
- Ваше Величество. Не представляете, как я счастлива вас видеть, - это действительно так. От неизвестности Старк хотелось выть, подобно лютоволчице. Санса тяжело закашлялась, оперлась рукой о стену.
- Воздух здесь не самый благоприятный для здоровья, - наконец отдышавшись, тяжело произнесла Старк. Затем гордо выпрямилась. Санса осознавала, что выглядит неважно: спутанные грязные волосы, мятое платье, серая кожа. Но она была Старк, она помнила это, и её гордость не вытравишь никакими темницами.

Ромео: отстаньте оба, я хочу любить Джульетту.
Меркуцио: non.

Говорят, Распределяющая Шляпа никогда не ошибается. Лизандр был неимоверно счастлив, когда ему пришло письмо из Хогвартса; стал ещё счастливее, оказавшись уже в Большом Зале школы магии. Он даже не думал о том, на какой факультет попадёт, ему просто хотелось домой. Его родители были слизеринцами, поэтому он заранее предполагал, что его распределят именно на Слизерин. Так и случилось. Лавиолетт не знал, что Шляпа углядела в нём такого великого. Но, говорят, она никогда не ошибается, и паренёк тоже доверился её выбору.
И Лизандр действительно здесь счастлив. В этом Доме ему хорошо живётся. Он общается со слизеринцами, хорошо учится, много тренируется, чтобы попасть на будущий год в команду по квиддичу. Несмотря на предрассудки, беседует с представителями других факультетов, правда, не на глазах слизеринцев. Ну или тех слизеринцев, которые его поддерживают. Вместе с хаффлпаффцами парень по ночам крадётся на кухню Хогвартса за едой; с рейвенкловцами делает домашние задания; дуэлится с гриффиндорцами не ради победы и насмешки, но для того, чтобы уметь эффективно атаковать и защищаться.
Не бывает плюсов без минусов. Он не поддерживает Волдеморта.
Лизандр – неправильный слизеринец, и чаще всего он держит рот на замке, когда его спрашивают об отношении к Тёмному Лорду. Однако они не успокаиваются, получив нейтральный ответ, им нужно подтверждение, что в будущем он собирается стать Пожирателем Смерти. Поэтому парень давно научился отвечать так, что его ответы вполне удовлетворяют любопытствующих. Он не подтверждает это и не отрицает.
Кроме того, он исправно участвует в собраниях Отряда Дамблдора, о котором совершенно случайно он узнал от Луны Лавгуд. Она, может быть, странная девушка, но это никогда не отпугивало парня. Остальные участники в самом начале прямо высказывали своё недоверие, требовали от Гарри прогнать этого «гадкого слизеринца, который обязательно нас предаст». Лавиолетт лишь пожимал плечами, не показывая разочарования, и продолжал заниматься. Доверие рано или поздно всё-таки завоёвывается.
Когда незнакомая девушка внезапно врывается в гостиную, плюхается в кресло напротив парня и начинает негодовать по поводу созданного Отряда Дамблдора и слизеринца в их числе, Лизандр не удивляется. Он не может оставаться незамеченным вечно, у него нет мантии-невидимки, как у Поттера. И вообще ему хочется немного отдохнуть от подготовки к СОВ, посидеть в тишине, но разве его когда-нибудь оставляют в покое?
– Привет. Я Лизандр, пятикурсник, – представляется для начала парень. – Слизеринец в тайном кружке борцов против несправедливости? Вот как... – совершенно безразлично протягивает он. – А ведь в случае раскрытия кружка больше всего не поздоровится именно ему. Даже если все избавятся от какого-нибудь страшного наказания, сокурсники-слизеринцы ему прохода не дадут. Бедняга.
Да, Лавиолетт уже много раз думал об этом. До сих пор думает. Если кружок раскроют, то остальных будут чествовать как героев, которые восстали против деспотии. А он будет предателем для слизеринцев. Остальным факультетам до него никакого дела не будет. Дома, скорее всего, ему тоже несдобровать. Однако Лизандр давно уже смирился с этим, смирился тогда, когда впервые попал на собрание Отряда Дамблдора. Он не отступится от намеченного пути.
По школе немало ходит слухов о трусливых гриффиндорцах, ленивых хаффлпаффцах и глупых рейвенкловцах; этим слухам не всегда находится подтверждение. Пусть и о странном слизеринце иногда что-нибудь говорят.
– Ты беспокоишься, что этот человек может оказаться твоим близким другом? Что вы вместе станете отщепенцами, чего тебе не хочется? – хитро улыбается парень. – Хочешь вывести его на чистую воду и стать героиней, вычислившей предателя? Хм? Почему тебя так затронул этот разговор?
Скорее всего, он сейчас подталкивает Лилиан на то, чтобы она действительно обнаружила его преступную деятельность. О чём он, конечно же, будет впоследствии сильно жалеть. Но почему бы и не поиграть в эти кошки-мышки? Если спалится, то наверняка сумеет убедить её не рассказывать об этом никому или предложит присоединиться к ним. А пока что она ни о чём не догадывается – и это славно.

...Звуки просачивались сквозь вакуум, дразнили и царапали, пытаясь достучаться до сознания. До мутной пелены, покрывшей её сущность, разгрести эту ряску, которая начинала, откровенно говоря, дурно попахивать, невидимыми слабыми пальцами.
Шорохи.
Шаги.
Голоса друзей и родных. И мнимых врагов с тонкими нетерпеливыми раздраженными нотками. Жужжание пчелы, ее укусы...
Старания были тщетны.
Маринетт только хмурилась, рассеянно озираясь кругом, не узнавала [и не хотела узнавать] себя в зеркале. Закидывалась тайно снотворным, хотя это было лишним - от усталости и так бы спала на ходу... несколько месяцев назад она думала, что хуже и быть не может. Несколько месяцев назад она думала, когда из нее изгнали акуму, что теперь все будет х о р о ш о.
Черта с два.
Стоило ей прийти в себя, если это можно так назвать, поверить в свои силы... как она, наверное, оказалась попросту слишком самонадеянна. И расплата за наглость и наивность не заставила себя ждать.
Бражник отобрал серьги. Заполучил вожделенный Камень Чудес, Камень Созидания.
Это до сих пор казалось бредовым кошмарным сном, ей совершенно не хотелось верить в такое. Она обыскала свою комнату, пекарню, кабинеты в школе, хотя понимала, что это б е с п о  л е з н о.
[Она б е с п о л е з н а]
Руки, дрожащие пальцы беспомощно тянуться к мочкам ушей.
Волшебных сережек там больше нет.
От осознания этого к горлу подкатывает горький колючий ком. К глазам, широко раскрывающимся, подкатывают реки слез, и Маринетт злится и мысленно рычит на себя и бьет себя по лицу.
Чувство вины убивает и гирями висит на ногах, тянет ко дну, не дает возможности подняться ни на одно колено...
Маринетт ослабевшими пальцами трет горящее лицо и хмурится, морща нос и стискивая зубы, сопя мучительно_измученно. Алья смотрит с недоумением и неподдельным беспокойством, осторожно обнимает за плечи, что-то спрашивает, что-то предлагает... погулять, развеяться, поделиться тревогами. Дюпен-Чен лишь отмахивается, не вслушиваясь, качает головой, натянуто улыбается и неубедительно клянется в том, что все нормально.
[Ни черта нормального].
Голоса всех знакомых доносятся невнятно сквозь стеклянную броню, царапая ее со скрежетом, лица окружающих едва ли можно разглядеть сквозь нее же.
Маринетт трясет головой и старается сделать вид, что просто очень занята записыванием лекций. [Алья, не спрашивай, хватит, я не могу рассказать, о таком нельзя рассказать... ты же наверняка меня возненавидишь].
***
Запах выпечки кажется пустышкой, а раньше - вдохновлял ж и т ь. Маринетт растерянно застывает, забыв обо всем, забыв, что вообще-то надо бы переодеться полностью. Пустым взглядом смотрит за край занавески куда-то на крыши зданий.
Неделю назад она летела, беззащитная и беспомощная, напуганная и готовая потерять сознание, когда с нее сняли заветные красные серьги в черный горошек... и толкнули в грудь, едко улыбаясь, глядя в глаза. Летела спиной вниз и прикрывая глаза, с одного из высоких домов и даже не очень надеялась, что ее поймают, не дадут разбиться.
Она всяких мелких подлостей закономерно ждала от Лилы Росси. Но не этого. Не такой степени ненависти, которая позволит итальянке лисьей лапой Вольпины не просто украсть серьги Ледибаг, но и столкнуть с высоты птичьего полёта. Попытаться убить.
Нет, не просто попытаться. Убить. Убить веру в то, что Росси не настолько еще пропитала сердце завистью и злобой. Убить веру в самую себя.
Ох, это действительно ужасает порой: понять, разглядеть в глазах, прочувствовать всю силу чужой жгучей ненависти. Неужели это правда то, чего она заслуживает? Просто потому, что пыталась заставить ее прекратить жить во лжи, омкорблять ею окружающих и, главное, дорогих для Маринетт друзей?..
И как теперь ходить в коллеж? В любой момент ждать нового удара? Да, именно этого Маринетт порой ждёт. Чувствует взгляд Росси, которая сидит сзади. Там, с Натаниэлем, который как всегда задремал от скуки на уроках мадам Менделеевой. Ждет удара и физического и морального: Лила Росси все больше оплетает паутину лжи, игря в жертву и выставляя Маринетт злом, волком в овечьей шкуре. Как скоро Маринетт останется одна? Как скоро все поверят Лиле и больше никогда не поверят ей?.. Кто знает...
Она помнит лишь чересчур яркие зеленые глаза. И ей хочется плакать: они смотрели тогда с беспокойством, но не с той безумной любовью, с какой эти глаза обычно смотрели на ее геройское амплуа, наверно, слишком шокированные тем, кто носил маску его обожаемой Леди. Маринетт не имеет права слышать это обращение больше... не то, чтоб ей нужна была любовь от Нуара [потому что она просто не знала]... но ей казалось, что она подвела того, кто нуждался в Ледибаг даже больше, чем все акуматизированные и их жертвы все вместе взятые за этот год.
Она подвела всех, и город теперь в смертельной, но пока неизвестной опасности.
Зеленые глаза снились ночами. Как ей в них смотреть? Он знает, кто она. Глупая, неуклюжая девчонка, которая подвела его. Всех.
Жалкая нелепая мышь. Предательница...

Говорят, Распределяющая Шляпа никогда не ошибается. Лизандр был неимоверно счастлив, когда ему пришло письмо из Хогвартса; стал ещё счастливее, оказавшись уже в Большом Зале школы магии. Он даже не думал о том, на какой факультет попадёт, ему просто хотелось домой. Его родители были слизеринцами, поэтому он заранее предполагал, что его распределят именно на Слизерин. Так и случилось. Лавиолетт не знал, что Шляпа углядела в нём такого великого. Но, говорят, она никогда не ошибается, и паренёк тоже доверился её выбору.
И Лизандр действительно здесь счастлив. В этом Доме ему хорошо живётся. Он общается со слизеринцами, хорошо учится, много тренируется, чтобы попасть на будущий год в команду по квиддичу. Несмотря на предрассудки, беседует с представителями других факультетов, правда, не на глазах слизеринцев. Ну или тех слизеринцев, которые его поддерживают. Вместе с хаффлпаффцами парень по ночам крадётся на кухню Хогвартса за едой; с рейвенкловцами делает домашние задания; дуэлится с гриффиндорцами не ради победы и насмешки, но для того, чтобы уметь эффективно атаковать и защищаться.
Не бывает плюсов без минусов. Он не поддерживает Волдеморта.
Лизандр – неправильный слизеринец, и чаще всего он держит рот на замке, когда его спрашивают об отношении к Тёмному Лорду. Однако они не успокаиваются, получив нейтральный ответ, им нужно подтверждение, что в будущем он собирается стать Пожирателем Смерти. Поэтому парень давно научился отвечать так, что его ответы вполне удовлетворяют любопытствующих. Он не подтверждает это и не отрицает.
Кроме того, он исправно участвует в собраниях Отряда Дамблдора, о котором совершенно случайно он узнал от Луны Лавгуд. Она, может быть, странная девушка, но это никогда не отпугивало парня. Остальные участники в самом начале прямо высказывали своё недоверие, требовали от Гарри прогнать этого «гадкого слизеринца, который обязательно нас предаст». Лавиолетт лишь пожимал плечами, не показывая разочарования, и продолжал заниматься. Доверие рано или поздно всё-таки завоёвывается.
Когда незнакомая девушка внезапно врывается в гостиную, плюхается в кресло напротив парня и начинает негодовать по поводу созданного Отряда Дамблдора и слизеринца в их числе, Лизандр не удивляется. Он не может оставаться незамеченным вечно, у него нет мантии-невидимки, как у Поттера. И вообще ему хочется немного отдохнуть от подготовки к СОВ, посидеть в тишине, но разве его когда-нибудь оставляют в покое?
– Привет. Я Лизандр, пятикурсник, – представляется для начала парень. – Слизеринец в тайном кружке борцов против несправедливости? Вот как... – совершенно безразлично протягивает он. – А ведь в случае раскрытия кружка больше всего не поздоровится именно ему. Даже если все избавятся от какого-нибудь страшного наказания, сокурсники-слизеринцы ему прохода не дадут. Бедняга.
Да, Лавиолетт уже много раз думал об этом. До сих пор думает. Если кружок раскроют, то остальных будут чествовать как героев, которые восстали против деспотии. А он будет предателем для слизеринцев. Остальным факультетам до него никакого дела не будет. Дома, скорее всего, ему тоже несдобровать. Однако Лизандр давно уже смирился с этим, смирился тогда, когда впервые попал на собрание Отряда Дамблдора. Он не отступится от намеченного пути.
По школе немало ходит слухов о трусливых гриффиндорцах, ленивых хаффлпаффцах и глупых рейвенкловцах; этим слухам не всегда находится подтверждение. Пусть и о странном слизеринце иногда что-нибудь говорят.
– Ты беспокоишься, что этот человек может оказаться твоим близким другом? Что вы вместе станете отщепенцами, чего тебе не хочется? – хитро улыбается парень. – Хочешь вывести его на чистую воду и стать героиней, вычислившей предателя? Хм? Почему тебя так затронул этот разговор?
Скорее всего, он сейчас подталкивает Лилиан на то, чтобы она действительно обнаружила его преступную деятельность. О чём он, конечно же, будет впоследствии сильно жалеть. Но почему бы и не поиграть в эти кошки-мышки? Если спалится, то наверняка сумеет убедить её не рассказывать об этом никому или предложит присоединиться к ним. А пока что она ни о чём не догадывается – и это славно.

Однако, прежде, чем Маринетт успела даже выйти из класса, Адриан вдруг устроил бунт против мадам Менделеевой:
— Прекратите! – он резко встал и направился к Маринетт. – Вы что, не видите, что ей плохо?! Ей нужно к медсестре! – Адриан сильно злился, а Маринетт в ее сонном состоянии не успевала сообразить, что происходит. В следующий миг он сделал, то, чего все в классе ожидали еще меньше - поднял Маринетт на руки. Стоит ли говорить о оом, как перекосилось от шока и гнева лицо Хлои Буржуа?.. – Всё будет хорошо, я рядом!
Со стороны Адриана это было довольно мило, и будь Мари не так пришиблена всем, то внутри себя пищала бы от восторга, витая в облаках из розовых сердечек. Но ей было скорее неловко, потому что из-за нее у Адриана Агреста, мальчика, который ей так запал в душу, могут начаться неприятности. Правда, сил думать об этом достаточно долго у неё, честно сказать не было.
Медсестра осмотрела ее, но вряд ли могла сама сделать что-то, кроме как предложить ей пока выпить крепкого сладкого чаю, да отправиться сегодня же к врачу поопытнее и недельку отдохнуть от учебы дома.
Так или иначе, к директору она все же сходила после посещения медсестры, одна. Потому что мадам Менделеева просто так в любом случае не отвяжется.
...Беда не приходит одна: мало девушке было недосыпа да сопутствующих с ним кошмаров и тревоги за близких во сне и наяву, мало было мучительной усталости, подозрительности со стороны этих самых близких [на уроке, до того, как отключилась, Маринетт краем слуха уловила шепотки одноклассников, которые были озадачены её внешним видом и состоянием]. Теперь еще и выговор директора.
И злорадно-угрюмый внутренний голос нашептывал ей в затылок, дыша ледяным арктическии дыханием, что это все еще далеко не конец.
Директор месье Дамокл после ее краткого рассказа с заиканьем и сбивающейся мыслью, сначала стал кричать, но потом вдруг заметил, что ученица белая как смерть и дрожит как от озноба, виновато ёжась и отводя глаза. После этого он мог уже только тяжело вздохнуть:
- Мадемуазель Дюпен-Чен, вам стоит на сегодня оставить занятия и отправиться ко врачу, раз это проблема не первой ночи. Вид у вас нездоровый. Я не хочу проблем ни для вас, ни для себя. Вы свободны.
Маринетт лишь кивнула и покинула его кабинет, пошатываясь, отправилась в туалет для девочек. Объяснение перед месье Домоклом вконец выжало ее морально. Нет, он на нее не кричал - ну, почти, - но смотрел с недоумением и будто не хотел довольствоваться малым ответом вроде "Это просто бессонница, усталость и слишком много фильмов-ужастиков". Он явно не верил до конца. Но она ведь не может честно сказать, что она чертова Ледибаг, что патруль и битвы с акуматизированными даются все сложнее, что каждый может стать для нее последним... что она не может всегда побеждать и мысли о возможном поражении только приближают оное...
Она никому не может сказать это все...
Осознание того, что она в западне тайн, во время всего этого неловкого разговора с директором, будто навалилось еще более отчетливо различимом понимании того, что она больше ни на что не годна.
Она слаба, слишком слаба. От нее больше ничего не осталось. Лучше ей найти себе более крепкую замену, пока ее не уничтожили прямо на поле боя. Иначе соперник тогда запросто вырвет нещадно серьги из ее ушей, оставляя их кровить, и отдаст Бражнику. И тогда город... черт знает, какая судьба ждет их всех... Лучше будет, если замену ей найдет Мастер Фу.
Маринетт подошла к умывальнику, дабы умыть пылающее лицо, на котором словно была маска из тонны глины. Усталость сковала все ее тело словно бы цепями с шипами, с иглами, в ушки которых были вдеты еще нити, тонкие, но остро режущие нити. Она больше не может пошевелиться. Так что она тогда все лишь испортит...
Тикки летала вокруг, когда Мари спряталась в кабинке, Тикки что-то панически шептала, наверно, как и в первый раз, умоляла не делать этого... Но Маринетт даже слова ей не ответила, язык не поворачивался произнести бессмысленные идиотские извинения. Утешения и уговоры квами только нервировали, сливаясь в один неразборчивый шум в ушах. В конце концов, девушка дрожащими руками, непослушными пальцами все же вынула серьги из ушей и положила их в крошечную шкатулку.
Тикки исчезла, затянутая в одну из сережек. Тикки исчезла, а шум нет.
Легче не стало, по крайней мере, пока что. Маринетт вышла из кабинки и поджала губы, нахмурившись, плеснула водой на свое отражение, а затем вышла из туалета, споткнулась на пороге и упала на колени. Переведя дыхание, она встала и пошла в класс на следующий урок - у очаровательной и доброй мадам Бюстье, которая не станет на нее кричать, что бы ни случилось. В другой момент она бы, может, плакала, но сейчас усталость примяла под себя все остальныне эмоции. Хотелось лишь впасть в спячку этак на месяц, забыв обо всём остальном.
С л а б а я. Ж а л к а я. Б е с п о л е з н а я. Т р у с и х а...
Крошечная шкатулка с волшебными серёжками осталась на полу в школьном в коридоре.
***
Беда не приходит одна.
Казалось бы, что еще может сегодня случиться?.. Нет, конечно же, Маринетт догадывалась, к чему приведет все это переутомление и самобичевание. Но усталость и страх подавили глас здравого ума, напрочь. Дюпен-Чен не решалась подумать о том, что в таком состоянии ее может навестить маленькая чёрно-фиолетовая бабочка. Да и в принципе девушка наивно предполагала и надеялась, что Бражник овладевает в большей части теми, в ком пылает ярость и обида, а уставшая вусмерть девчонка, как ей показалось, вряд ли покажется ему интересным сосудом для его его темной магии.
Зря.
Маринетт думала, что сегодня уже хуже быть не может. Но нет, на перемене вся жизнь окончательно превратилась в Ад. А ведь уже вроде бы проступало просветление меж свинцовых туч: ребята и мадам Бюстье так порадовались предложению с чаепитием, Калин разрешила Мари взять ее милый фарфоровый чайник, чтобы ополоснуть его перед завариванием в нем душистого напитка бодрости и гармонии. Адриан куда-то вышел, пока она ходила в туалет помыть чайник. И она даже донесла его обратно, приятно округлый, блестящий боками, бирюзовыми узорами... споткнулась и упала на пороге, уронив чайник. Несчастный символ доверия любимой учительницы и очередного поражения Маринетт с отчаянным звоном столкнулся с полом, разбиваясь на осколки разного размера. Все обернулись на девушку, которая как-то уж очень ошарашенно смотрела на осколки на полу, подобравшись к ним ближе, став собирать их, царапая, порой довольно глубоко, пальцы.
- Хах, новый уровень бытия растяпой, да, Дюпен-Чен? - едко и насмешливо фыркнула Хлоя Буржуа, смеряя ее ледяным взглядом голубых глаз. Хлоя смотрит так, будто подведя мадам Бюстье, Мари подвела каждого в классе. Смотрела с личной обидой и злостью, окончательным разочарованием. Кто-то шикал на Буржуа, Алья, Нино и Натаниэль поспешили к Маринетт, чтобы помочь ей подняться, но она подняться готова не была, и они оказались бессильны. Они были так заняты ею самой и переглядыванием меж собой, что не заметили, как стремительно прилетевшая черно-аметистовая бабочка слилась с окровавленным осколком в ее пальцах.
В висках, в голове её зазвучал полушёпотом спокойный нарочито мягкий, но все же холодный мужской голос:
- Маленькая девочка, юная леди так устала от всего, так много обязанностей для хрупких плечей. И вместо того, чтобы поддержать, все кричат на тебя, оглушая, насмехаются. Никто не способен понять, что ты чувствуешь. Всю твою усталость и страхи. Соня-мышь, заставь же их понять тебя и почувствовать все это! Ты ведь хочешь, правда? Я дам тебе эту возможность. А ты всего лишь должна принести мне Камни Чудес Ледибаг и Кота Нуара. Ты согласна?..
В другом случае, будь у неё еще хоть немного сил, она бы упиралась. Это было бы самоотверженно - и так нелепо. Но чувство обиды на тех, кто не видит и не понимает, что ей и так тяжело, пусть они и не знают почему... оно стремительно наполняло все ее тело.
- Да, Бражник, - без тени улыбки шепчет она в ответ, медленно поднимаясь и заставляя троих друзей в шоке отпрянуть. Маринетт оплел кокон какой-то чёрной липкой жижи, а когда она исчезла, девушка оказалась облачена в черно-белое платье, сшитое будто из кусков разного размера, длинный пояс с бантом болтался позади будто мышиный хвост, а на макушке "красовались" тряпичные округлые уши с несуразными цветными заплатками. В одной из небрежно забинтованных рук очутился чудом "склеенный" неаккуратно чайничек, из носика которого едва заметно поднимались струйки сиреневого пара.
- Кому чая из тревог и забот, дорогие ребята? - губы проклятой девушки раздвинулись в хищной усмешке... Она покружилась на месте с неестественно громким и звонким смехом, расплескивая вокруг себя проклятый "чай" из чайника, брызгая им в одноклассников, которые едва успевали отпрыгивать. Причем не все... Нат, которого она, правда, обижать не хотела вовсе, ведь он пару минут назад пытался ей помочь, но которого задело первым по чистой случайности, вскрикнул, и, закрыв руками, отпрянул еще, панически что-то бормоча.
И тут она заметила стоящего на пороге ошарашенного Адриана:
- И тебе привет, милый, - она почти ласково улыбнулась, двинувшись к нему в ломанном полутанце, словно куколка со старой музыкальной шкатулки. Только что с ним делать? Нет, ничего, он ведь ей... не враг?..

---

Стоп игра и будь что будет - победителей не судят.
Боль моя - вулкан остывший, ты теперь мой новый бывший.
Стоп игра и будь что будет - победителей не судят.
Боль моя - вулкан остывший, ты теперь мой новый бывший.

---

[indent] стив приучал себя - з а б ы в а т ь; а после ночами выл в подушку раненным зверем, размазывая слезы стылые, горькие по щекам, прижимался к баки по утрам - уже выхолощенный, опустошенный - истерзавший себя в клочья, сворачиваясь в клубок, дрожа от осознания, что брок мертв // что его муж умер и уже не будет... ничего не будет. стив приучал себя - н е в е р и т ь; а после накатывали вихрями // цунами // вспышками на солнце // бликами ярчайшими, что резали // били по глазам - в о с п о м и н а н и я о сильных мозолистых шершавых ладонях, что так часто путались в волосах его на загривке; о запахе парфюма с ноткой цитрусовых; о шепоте хриплого голоса надрывном на выдохе; об улыбках, что только для него // ему были предназначены; о вечерах вдвоем, когда они лежа на диване смотрели какую-нибудь очередную франшизу, посоветованную стиву друзьями-мстителями, о ленивых поцелуях; о спорах,завсегда переходящих сначала в ссору, а после в примирительный секс. о тех двух годах - когда он был впервые за всю свою жизнь полноценно // полноправно // бесконечно счастлив. о тех двух годах, в которых он позволил себе жить на полную, отпустить в кое-то веки вину свою за смерть баки, отпустить даже само чувство свое первое, нежное, ранимо-трогательное к лучшему другу. о тех двух годах, в которых он знал, что нашел свой дом в этом веке для него прежде чуждом. он был с ч а с т л и в. он был в л ю б л е н. с броком // в брока.

[indent] стив приучал себя - ж и т ь. словно заново учился ходить, дышать, чувствовать. сосредотачиваться на крохотных повседневных задачах: проснуться, принять душ, разобрать почту на ноутбуке, поесть, отправиться снова на поиски баки, съездить на базу к наташе и остальным. стив заставлял себя делать то, что должно. стив по инерции снова и снова становился капитаном, больше не пытаясь обнажить нежное нутро даже перед друзьями. особенно, наверное, перед ними. потому, что вынести молчаливое понимание наташи или еще хуже сочувствие сэма было просто ему не под силу. и даже баки... его баки - ж и в о й. найденный, спасенный {пусть именно в этом самом спасении и не нуждающийся} не спасал от этой треклятой депрессивной меланхолии. не до конца. у баки и своих проблем было предостаточно и стив, какое-то время сосредотачивался именно на них. рыскал по всему свету, покуда баки заморозился в поисках доказательной базы для снятия обвинения с сержанта "воющих коммандос" всех обвинений, для реабилитации, для признания его военнопленным, подвергавшимся пыткам. договаривался, изворачивался, боялся натолкнуться на тони и привести хвост в ваканду, то и дело спасал со вдовой и соколом мир от второсортных террористов, которые сыпались на планету, как из рога изобилия после зоковийского договора, отрезавшего подписавших его мстителей от таких вот полулегальных миссий.

[indent] это уже после... когда все было готово, когда оставалось только дать делу ход {стив все еще подбирает адвокатов, едь положиться в этом деле на штат юридического отдела "старк индастриз" не получится} // когда шури вычистила из головы баки все остаточные триггеры и коды зимнего солдата... стив дал себе слабину. потому, что с баки было можно. потому, что стив отчего-то был уверен в том, что возлюбленный его не осудит, не пожалеет, но даст ему - стиву - именно то, в чем он отчаянно нуждался все это время возможность отпустить себя. и стив изливался слезами, оплакивал и брока, и их любовь, которая то и дело казалась ему лишь фальшью, и собственную слепоту да наивность, суженность, ограниченность, зашоренность, слепоту. в руках баки можно было сколько угодно - быть слабым, глупым, быть тем самым стиви из бруклина, чье сердце оказалось разбитым вдребезги. с баки можно было размазывать слезы по щекам, с баки можно было ночами напролет предаваться эскизе.

[indent] вот только баки остался в ваканде {он устал от бесконечной войны, что самому стиву заменила жизнь и роджерс не мог его в этом винить} // вот только брок оказался ж и в ы м. испещренным шрамами бугрящимися по некогда лощенной смуглой коже. он не может не улыбнуться, слыша привычное ворчание мужа - что ж... стоит признать, что помимо рамлоу и барнса за тем, чтобы роджерс хоть иногда питался следить было всегда некому. сам стив вспоминал на миссиях о том, что он голоден безбожно крайно редко, живя привычно, как шутили всегда мстители на одном только заряде патриотизма {которого было в последнее время неоправданно мало - стив устал быть тем, кого хотело всегда, еще с середины сороковых видеть в нем государство и правительство и да и не был он больше капитаном америка - больше нет}. - мой желудок и не такое переваривал, - привычно бурчит в ответ он, словно это всего-то навсего обычный день, словно они просто встретились дома после очередной изнурительной миссии; словно не было этих двух лет в разлуке. на какой-то краткий миг, удар сердечной мышцы - стив с ч а с т л и в лишь этим.

[indent] он видит одежду, сложенную на стуле. новую, козыряющую бирками магазинными. купленную для него. словно его здесь ждали. словно он был все это время нужен и судорожно глотает воздух, когда протягивает руку и пробегается пальцами по тонкому хлопку кончиками пальцев - он всегда ненавидел синтетику и брок прекрасно это знавший, хмыкал зачастую о том, что на покупке для стива вещей они разорятся. надевает и футболку и штаны, оставляя их на бедрах - привычно. садится за стол и складывает руки пред собою в замок, предпочитая на чужой (?) территории по правилам хозяйским. хотя это тоже из общего прошлого очередное напоминание. даже, если они были разругавшиеся вдрызг, но им удавалось ужинать {обедать // завтракать} вместе - они всегда оставляли проблемы за пределами кухонной зоны ровно до того, как в четыре руки не перемывали всю посуду - стив ненавидел посудомойки и брок ему и в таких мелочах вот тоже потворствовал. он дергает уголком губ, когда брок обрывает себя, переводя, не договаривая и это тоже б о л ь н о. а ведь, еще неделю назад, когда он обессиленный очередным кошмаром, засыпать себе позволял в тисках объятий баки, он почти что поверил, что смог... что пережил это... что научился о т п у с к а т ь. что ж... нет. не смог. он кивает в знак согласия и на вино и на отсрочку объяснений, которые они друг другу задолжали. уж полчаса на спокойный полуночный ужин // завтрак они найти могут.

[indent] стив поднимается первым, когда опустошает тарелку, и почти что утоляет голод {какова насмешка ведь с броком он всегда был голоден - до секса, до нежности, до простой человеческой близости - с рамлоу он готов был даже просто молчать, лишь бы рядом // лишь бы вместе}, собирает тарелки и отходит к раковине, привычными, отработанными жестами начинает мыть посуду {кто готовил - тот не моет! - это тоже очередное их не гласное правило - их д о м а} и подает тарелки чистые броку, чтоб тот вытирал. привычные манипуляции. словно они у себя в таунхаусе {запертом на ключ, покрытом пылью, в который стив так и не смог вернуться} // да кухня и вправду словно оттуда - и гарнитур тяжеловесный цельного дерева и расположение шкафчиков и чертовы парные чашки, что притащил им как-то роллинз на очередные посиделки совместные за пивом да бейсболом.

[indent] он не оборачивается на брока, когда вручает ему последнюю тарелку. просто подхватывает полотенце с крючка и проворачивает ткань мягкую на каждом пальце своем, вытирая руки, а после подхватывает вино свое в бокале плещущееся {кроваво красное, а ведь они с броком всегда спорили по этому поводу, стив любил белое, даже под мясо в противоречие всем правилам и догмам, словно хотя бы в таких вот мелочах потворствуя своим слабостям} и возвращается в гостиную, наполненную фотографиями и его собственными набросками, за которыми так и не смог вернуться в их дом. а брок вот, видимо, смог. - ты же понимаешь, что нам придется поговорить о прошлом, - фыркает он, слыша шаги мужа позади себя. - обо всем. - режет наживую без анестезии, чтоб наверняка.