Мир вокруг менялся. Изменения казались неуловимыми, но явно не для того, кто живет уже не одно столетие, кто понимает время несколько иначе. Хотя – если говорить совсем уж откровенно – Элайдже порой казалось, что время застывает, перестает течь, потому что вокруг все стабильно, все неизменно, все одинаково. Но потом что-то происходило. Люди снова что-то не поделили между собой. Нелюди вышли из тьмы, заявив о себе открыто. Войны – затишье – войны. Настоящий круговорот, в котором самое важное – не потерять себя.

И Элайджа не потерял. Если, конечно, этот термин вообще применим к древнему духу, давно обзаведшемся плотью для собственного удобства. Если, конечно, этот термин применим к тому, кто когда-то не брезговал не только убийством неугодных, но и поглощением их душ. А сейчас каждая собака в верхнем городе знала простую истину: лишиться души – это лишиться шанса на перерождение. Умереть раз и навсегда, окончательно и бесповоротно. И не найти в смерти на ада, ни рая, ни каких-либо еще загробных выдумок, которыми люди и нелюди стараются скрасить свои последние часы.

Элайджа не брезговал. Ни тогда не брезговал, ни сейчас. Оставался на страже только своих интересов. Оставался тем, кто щедро награждает верных, и кто без раздумья, без оглядки карает предателей. Наверное, именно это помогло ему сохранить не только статус, но и бизнес даже в непростые времена очередных кровопролитных войн, что превратили мир сначала в труху в очередной раз, а потом привели к возрождению, пусть и не лучшему, что он видел за всю свою долгую жизнь.

Но таков был закон: чем разрушительнее война, тем более разительные после нее будут перемены.

К жизни в новом мире он тоже адаптировался. Легко, потому что уже привык перестраиваться. Да и отель, что из небольшой коморки на когда-то отшибе города превратился в немаленькое здание прямо в центре, не требовал никогда кардинального пересмотра подходов. Как говаривали заядлые бизнесмены, люди всегда будут хотеть есть, хотеть поспать, хотеть хорошо провести время. Еще, конечно же, люди всегда будут болеть и умирать, но в эти сферы Элайджа никогда не лез и лезть не собирался. Медицина и похоронный бизнес неплохо жили и без его там руки. А отель был одним из тех заведений, что покрывают три основных потребности любого, кто готов заплатить. Простая модель, требующая только усидчивости, да тщательного отсева кадров.

Отель был известен в верхнем городе. Известен не только отличным сервисом, несмотря на то, что работали там в основном нелюди всех мастей и оттенков, но и строгими нравами. И Элайджа никогда не брезговал выселить посетителя, что рискнул грубо повести себя с персоналом или устроить некрасивую сцену посреди обеденного зала. Всегда относился к этому легко: уйдет обиженным этот, но придут другие, высоко оценивающие покой, исполнительных и неболтливых работников, полное неприятие скандалов.

А еще Элайджа не брезговал помогать. Нет, не людям, которые сами загнали себя в мир, в котором вынуждены сейчас жить, но другим нелюдям – да. Тех, что поспособнее, посообразительнее – легко оставлял в отеле работать, обучал, давал представление о лучшей жизни. Тех, что на собственных ошибках не учились, возвращал в средний город, давая возможность неплохо устроиться, если было желание. Если желания не было – не его проблемы. Правило простое: у тебя есть только один шанс, и если ты им не попользуешься, второй раз Элайджа пройдет мимо тебя, даже не взглянув, не протянув руку помощи, даже если кинешься в ноги с мольбой.

Кто-то проклинал его за эту привычку. Кто-то боготворил. Элайдже было плевать, он делал свою работу.

Также как делал ее, увольняя того, кто ошибался. Нет, не выставлял на улицу, но и не оставлял в отеле, где был теплый кров, хорошая еда, медицинское обслуживание для сотрудников и заработная плата, позволяющая пусть и не на широкую ногу, но вполне вольготно жить даже в верхнем городе, а уж в среднем и вовсе с шиком. Все, что требовалось – идеально соблюдать требования. Пойман на грубости в отношении коллеги или гостя – отделаешься предупреждением на первый раз, на второй – будешь уволен. Пойман на воровстве – уволен. Пойман на недобросовестном исполнении обязанностей – уволен. Пойман на сексе с клиентом – уволен в 24 часа, потому что у Элайджи не притон и его работники – не элитные шлюхи.

Все знали эти правила. Те, кто хотел жить хорошо, соблюдали их. Все просто. Но бывали и те, кто не пользовался шансом, а потому открытые вакансии в отеле были всегда.

И да, порой Элайджа спускался в средний или нижний город. Спускался, чтобы посмотреть, как там дела. Чтобы проведать тех, кто решил не оставаться в отеле, но с кем он сохранил хорошие отношения даже после их ухода в самостоятельную жизнь – были и такие, встававшие на ноги и уходившие искать свою судьбу где-то в стороне. Все это давало связи, давало новые знакомства, и если кто-то решил уйти сам, Элайджа никогда не держал и старался помочь. В конце концов, у него была возможность. Как была и возможность вытащить кого-нибудь еще из беспросветного будущего, подарить немного надежды.

И сегодняшний день исключением не был. Правда, удачным его тоже назвать было сложно. Нижний город всегда оставлял на коже липкое, неприятное ощущение, после которого хотелось в душ полностью залезть, смыть с себя эти взгляды, эту грязь, что оседает на волосах. А сегодня его поход еще и не принес ничего нового. Становилось даже печально, но порой такое происходило.
Элайджа уже вызвал машину, что должна доставить его домой. Притормозил только, чтобы кинуть мелочь из кошелька какому-то просящему милостыню человеку. И даже не обратил бы внимание на очередного оборванца, скользнувшего с извинениями мимо, если б не одно весомое «но».

- Опа, стоять, - реакция работает восхитительно, все же животные рефлексы несравнимы с человеческими. Поэтому поймать наглеца за шкирку и прижать к ближайшей стене, слегка встряхнув попутно, удается легко. Элайджа поправляет капюшон, скрывающий заплетенные в тугую косу волосы и уши, да рассматривает вора. Коротко хмыкает.
- Кошелек, - протягивает руку с откровенно-повелительной интонацией, с которой поспорить очень сложно. Если честно, поймай он сейчас человека, бросил бы здесь, не раздумывая. Но он видит грязный, когда-то явно светлый хвост, видит такие же грязные, но явно когда-то белые уши и фиолетовые – явно не человеческие глаза – и принимает совсем иное решение. Руки на чужой одеженке не разжимает, заглядывая в глаза. - Какой интересный улов в виде маленького лисенка, - тянет мягко: - Как думаешь, как мне стоит с тобой поступить за воровство? - у здешнего народа отличное чутье на всякую гадость. Так что подворотня чистится от лишних глаз мгновенно, исчезает даже тот бездомный, которому щедрая рука кинула мелочь несколько секунд назад. [nick]Elijah Lester[/nick][status]чужая боль[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/455299.jpg[/icon][sign]***[/sign]

Рабский ошейник, который лисенок пытается скрыть под ветхим пальто, бросается в глаза. Элайджа прекрасно его видит, но делает вид, что жеста не замечает: в конце концов, последнее, что он планирует сделать – это возвращать нелюдя в рабство тому, от кого он сбежал. А на ошейнике, кстати, тускло светится красная лампочка, откровенно свидетельствующая о том, что он сломан и полноценно своих функций не выполняет. Элайджа только глаза щурит мягко, и этот прищур вполне можно было бы расценить за угрожающий, при одном условии – если бы его вообще можно было легко разглядеть в полутемном переулке, да еще и в тени капюшона.

Не видит лисенок наверняка и иронично взлетевшую подкрашенную бровь. Простой, но отточенный Элайджей до автоматизма жест, в который обычно умудряются укладываться и скепсис, и пренебрежение,  и еще огромная гамма эмоций.
Впрочем, неудачливого воришку понять было можно. Привык, наверное, что все, кто живут на верхнем уровне – либо страдают от каких-нибудь проблем с головой, либо относятся к категории наивных лопушков, которые не появляются внизу без веской необходимости. И жест Элайджи явно был расценен не как проблема с головой, а как причисление к наивным лопушкам. Забавно.

- Слышал, что у лис, которые пожирают души, нет такой облезлой шерсти и хвостов побольше, чем один и грязный, словно не первый год по помойкам мотается, - голос у Элайджи в этот момент елейный, и разжимать пальцы на чужом воротнике он и не думает. Правда, все же проявляет немного милосердия, не держа больше незадачливого воришку на весу, а давая ему коснуться кончиками потасканной обуви земли. А то придушит так ненароком бедолагу, будет даже немного обидно. – Так что не обессудь, но до расцвета сил ты дай боги, если вообще когда-нибудь доживешь, - с губ рвется короткий издевательский смешок.

На самом деле у Элайджи в характере не было привычки издеваться над теми, кто слабее. Но этот лисенок так забавно хорохорился, так искренне пытался показать, что он сильнее, чем есть на самом деле, что не щелкнуть слегка по носу казалось просто напросто греховным поступком. И Элайджа не отказывал себе в небольшом удовольствии, а заодно прикидывал мысленно, как забрать это ершистое помоечное недоразумение с собой. Можно было, конечно, силой запихать в вызванную машину, но тогда ведь наверняка придется потом мучиться с отмыванием салона от попыток лисенка защититься от придуманного врага. А химчистка – такое себе, Элайдже жутко не нравился запах моющих средств, он был слишком резок для его нежного обоняния.

- Ох, и какие же дела могут быть, - лис тянет свободную руку, да отгибает воротник пальтишка, подцепляя длинным аккуратным ногтем ошейник, лежащий вокруг тоненькой шейки: - У беглого раба? Причем, судя по ошейнику, ты бежал не из какой-нибудь рабочей забегаловки, а из притона. Мне кажется, - Элайджа щурит глаза снова, словно вглядываясь в форму ошейника, в плетение застежки: - Я даже знаю, из какого ты конкретно притона сбежал, хм, - тянет он задумчиво. На самом деле знает. Был там давненько последний раз, и ушел оттуда с милейшей девушкой-оборотнем, обращающейся в кошку. Притон ее сильно потрепал, но не успел поломать, и сейчас она работала в гостинице Элайджи, хорошо прижилась и, кажется, даже завела какой-то роман и стала думать о семье.

- Вот смотрю я на тебя, такого всего занятого, да думаю о том, не стоит ли мне вернуть тебя хозяину? Тем более, такому добрячку из среднего города, как я, кредиты в качестве вознаграждения лишними не будут. А за тебя награду наверняка объявили, лисичек-то в борделях любят, - забавно наблюдать за тем, как расширяются зрачки в фиолетовых глазах, превращаясь из точек в два огромных черных блюдца. А затем процесс идет в обратном направлении – реакция на страх всегда такая забавная, особенно когда кто-то понимает, что его поймали на лжи и могут использовать это вовсе не ему на пользу.

На запястье пиликает коммуникатор, сообщая о том, что машина подъедет в течение ближайшей минуты. Ей всего-то и осталось, что вырулить из-за поворота, так что не проходит много времени, прежде чем в начале подворотни тормозит черный автомобиль с тонированными стеклами без каких-либо ярких опознавательных знаков, даже без значка такси. Останавливается и ждет, не подавая никаких сигналов. Никто даже не начинает трезвонить на коммуникатор, пытаясь вызнать, где запропастился заказчик, как это порой делают таксисты из среднего города, что работают за время и не хотят терять деньги из-за чужой нерасторопности.

- Но знаешь, - Элайджа отступает чуть от стены, давая отлипнуть от нее лисенку, да тянет его следом за собой по подворотне к машине: - Если согласишься прокатиться со мной, то я не потащу тебя к бывшим хозяевам. А может, даже и от ошейника избавлю, если не испортишь мне сало машины в попытках драться или выбраться.
Беспризорнику, что пару дней ничего не ел, пытаясь выжить на городских улицах, со взрослым лисом было явно не тягаться. Так что на заднее сиденье автомобиля Элайджа незадачливого вора закидывает достаточно просто, хоть и не без попыток бороться. И садится следом, только тут скидывая капюшон, да открывая взгляду шикарные рыжие, близкие даже к алому волосы, собранные в тугую косу, да пару лисьих ушей, по краешкам которых красуется темный узор кибернетических модификаций. [nick]Elijah Lester[/nick][status]чужая боль[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/455299.jpg[/icon][sign]***[/sign]

Наблюдать за паническим ужасом, мелькнувшим в чужих глазах при словах о притоне, оказывается не так уж приятно, как хотелось бы. Что ни говори, а садистом Элайджа не был, и одно дело слегка припугнуть,  а совсем другое дело – припугнуть до сумасшедшей паники в глазах, которая заставляет бороться, словно раненый зверь, загнанный в угол. Поэтому лис не подтверждает своих же слов и не продолжает дразнить.
Тем более, он отлично знает, что там за притон. И он явно не входит в категорию хотя бы относительно гуманных, насколько проституция вообще может сочетаться с понятием гуманности. И Элайдже не сложно представить, что маленького и гоношистого лисенка ждет в стенах этого притона после возвращения. Смерть – в лучшем случае. В худшем – долгая и демонстративно-мучительная жизнь, окончившаяся мучительной смертью, чтобы побыть примером для особенно строптивых.

Лестер ожидает, что лисенок продолжит сопротивляться, продолжит бороться, даже оказавшись на заднем сиденье автомобиля, но этого не происходит. Тот напротив затихает, интересуясь только тем, куда направляется машина. И если бы Элайджа на самом деле хотел отвезти его в притон, то точно не сказал бы об этом. А еще не вряд ли посадил бы рядом с собой на заднее сиденье – гораздо проще упихнуть в багажник. Тем более, тот просторный и легко вместит в себя такого доходягу. Да и беспокоиться о чистоте салона бы не пришлось.
- В верхний город едем, не паникуй, - просто отвечает Элайджа, будто сообщает о чем-то совершенно обычном. Будто каждый день на нижнем уровне можно поймать машину с очаровательным попутчиком, выиграть лотерейный билет и оказаться в лучшей жизни.

Он дает лисенку возможность осознать сказанное. Сам устало откидывает голову на подголовник и прикрывает глаза. Желание отмыться от грязи нижнего города никуда не девалось, все еще очень сильно хотелось в душ, да и вообще отдохнуть. Нахождение в подобном месте всегда выпивало из Элайджи много моральных сил и выводило из равновесия, даже несмотря на то, что он прекрасно понимали, что люди напоролись именно на то, за что боролись. Да и не все нелюди были хороши, были чище людей и заслуживали помощи. Но одно дело – это понимать. Совсем другое – решать, кто достоин, а кто нет, раз уж у тебя есть такая возможность и такая власть.

Элайджа совсем не боится того, что рядом с ним находится дикая тварь из диких трущоб. Просто потому не боится, что двинуться без его ведома в таком маленьком пространстве очень и очень сложно: помогает не только от природы идеальный слух, но и чуткие протезы, усиливающие чувствительность в разы, срабатывающие даже в том случае, если Элайджа слушал музыку через наушники. Да и причинить ему вред достаточно сложно. Это точно не по силам какому-нибудь ножичку-перу или отвертке, или любой другой приблуде, что может оказаться у бездомыша. Да, ранение будет неприятным, но точно не смертельным, даже если угодит ненароком в сердце, защищенное вживленной под кожу толстой металлической пластиной.

Лестер отлично чувствует чужое движение. Но глаз не открывает и даже не напрягается: сенсоры подсказывают, что оружия в руках нет, да и рука лисенка замерла, так и не коснувшись рукава его одежды или сложенных на коленях кистей.
Глаза – тоже красные, кстати, отчетливо отдающие еще одной модификацией тела – Элайджа открывает только тогда, когда слышит голос лисенка. Удивленно щурится, видя в фиолетовом взгляде восхищение, что легко может сравниться с благоговением. Нет, девятихвостых лисов, конечно, осталось немного – сам он знал всего троих, кто мог с ним сравнятся, и жили они очень и очень отдаленно –  и встретить их непросто, но это же явно не повод для такой реакции.
- Как тебя зовут? – интересуется он, склонив к плечу голову, перебивая частящего лисенка и его акт саморекламы: - Держи, утри лицо, а то чумазый весь и в слезах, - вытаскивает из кармана заднего сиденья упаковку одноразовых салфеток и протягивает своему попутчику. Ехать им недолго, но минут пятнадцать есть, чтобы сориентироваться немного в чужих намерениях. Обычно Элайджа сразу мог сказать, кто останется при нем в гостинице, а кто оправится, да уйдет в свободное плаванье.

Последние слова задевают что-то внутри. В голове легко всплывают светлая копна волос, темно-синий взгляд, почти близкий к фиолетовому, особенно если смотреть на солнце, светлая коже и дурашливая улыбка. Лестер гонит от себя прочь эти воспоминания, да едва удерживается, чтобы болезненно поморщиться. Только отмечает удивленно, что рана хоть и старая очень, а саднит все еще неприятно.
- Выберешь свой путь сам, просто чуть позже. Захочешь остаться – останешься. Захочешь уйти – держать не буду, - просто сообщает Элайджа. А затем – кратко рассказывает, чем занимается. Рассказывает про гостиницу, про то, что в ней работают в основном нелюди – он редко брался помогать людям – про то, что можно будет как уйти, так и остаться. И даже на наверняка появившийся в чужой голове вопрос «Зачем?» отвечает превентивно и просто – потому что должен. Потому что чувствует, что так надо и потому что может. И потому что не считает помощь чем-то зазорным, не брезгует помогать тем, кому нужно. Никаких сверхмотивов. 
[nick]Elijah Lester[/nick][status]чужая боль[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/455299.jpg[/icon][sign]***[/sign]

Элайджа чувствует отлично чужой страх, разливающийся вязкой, неприятной жижей по салону машины. Он отлично чувствует, что его спутник напуган, и только острее ощутить происходящее помогают и встревожено бегающие туда-сюда глаза, и топорщащийся грязный мех на ушках и хвосте. Наверное, подобранному лисенку кажется, что в любую секунду машина свернет с уходящего к верхнему городу пути в сторону борделя, и он снова окажется заложником в этом непрекращающемся аду.
Машина не сворачивает. Элайджа не пытается как-то еще успокоить, просто давая осознать ситуацию и выплакаться. Он успел привыкнуть к очень разной реакции на происходящее, и всегда реагировал спокойно, даже если реакция бывала бурной.

- Не за что, - кивает чуть Лестер в ответ на благодарность, а также запоминая новое имя, легко отпечатывая его в памяти. Он помнит всех, кто проходил через его отель. Он помнит каждого из них по имени, помнит черты лица, помнит истории, что стоят за чужими жизнями. Какие-то из этих историй полны мрака и беспросветности, а какие-то скорее серые, скорее никакие, но от того не менее тяжелые. Элайджа никогда не судит. Просто потому, что прекрасно понимает, что имея все, никогда не сможет встать на место тех, кто борется за каждый кусок хлеба, кто порой борется за каждый свой новый день.

Элайджа аккуратно, тактично придвигает коробку с салфетками по сидению машины ближе к Айви, чтобы тому не нужно было каждый раз тянуться, да можно было сменить одну мягкую, но перепачканную уже салфетку, на другую. Отворачивается, глядя в окно. Наблюдает за тем, как хибары нижнего города сменяются многоэтажками среднего, а затем и широкими улицами верхнего. На кордоне Элайджа просто предъявляет пропуск, и никто больше не задает никаких вопросов. Не задают никаких вопросов ни водителю автомобиля, ни сидящему на другом конце сиденья лисенку.
Элайджа кусает губы. Слова Айви всколыхнули в его памяти что-то глубинное, что-то, что он не хотел бы вытаскивать из своей памяти.

Элайджа отмахивается небрежно, да звонко смеется в ответ на очередной комплимент. Он знает прекрасно, что хорош, но никогда еще не получал предложений руки, сердца и всего, чего только можно от человека, да еще и всего лишь на второй день знакомства. И он уверен, что человек получит отказ, да исчезнет, словно его и не было никогда.
Но Авель не исчезает. Мозолит постоянно глаза. Улыбается своей невозможно мягкой улыбкой, лукаво щурится, явно видя, как от его слов шею лиса порой обливает краской, сравнимой интенсивностью разве что с цветом волос.
Элайджа шипит, Элайджа отплевывается привычно, но не находит в себе сил отказать. Находит для навязчивого человека место вышибалы, оставляя подле себя. Исполняя простую просьбы с видеть каждый день, но дальше не заходя никогда. И каждому, кто посмотрит со стороны, легко покажется рано или поздно, что их связывает нечто большее.
И Элайджа будет прекрасно это понимать, появившись на опознании трупа. Будет кусать губы но не проронит ни слезинки, в последний раз закрывая глаза легким касанием пальцев. Смерть никого не красит, но с Авелем она и завистливая жестокость обошлись особенно жестоко.
Элайджа не простит себя за то, что не уберег. Не простит глупого человека, что тот подставился так простодушно, всегда будучи слишком добрым для этого мира. Не простит и убийц, найдя их раньше полиции и просто не оставив последней шанса провести справедливый суд.

- Элайджа Лестер. Ты можешь обращаться ко мне по имени и на «ты», если хочешь – это не имеет значения, - сразу обозначает легко лис, даже не пытаясь установить субординацию. Этот отживший свое механизм нужен людям, которые любят чувствовать себя значимыми на пустом месте. Элайдже он не нужен. А еще Элайджа ощутимо морщится, слыша чужие слова. – Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить, - осаживает он холодно, и от этого холодка мурашки должны пойти по телу у любого, кто обладает чувством самосохранянения. – Если работа нужна, она легко найдется, не переживай, - добавляет он уже значительно мягче.

Здание отеля никогда не было большим. Конечно, оно изменялось с течением лет, неоднократно перестраивалось, но все же не становилось огромным или громоздким. Это все еще уютная гостиница, где легко найдут приют те, кто ценит тишину, учтивый персонал, да спокойствие. И только потом – все остальное. Только потом – нейтралитет для любого, кто ступит за землю за забором. Только потом – безопасность для них.

- Притормози, - просит Элайджа, когда Айви выходит следом за ним из машины. Затем присаживается перед лисенком на колени и заставляет слегка приподнять голову, отклонить ее назад, чтобы осмотреть еще раз ошейник. – Надо бы решить этот вопрос, чтобы забыть о нем уже раз и навсегда, - взломать замок не представляет сложности, особенно учитывая усовершенствованные возможности тела и то, что Лестер уже сталкивался с замками именно этого борделя. Поэтому через несколько секунд о рабском ошейнике на тонкой бледной шее напоминает только красная полоска кожи – воспаление вскоре сойдет, но произойдет это не молниеносно. – Так-то лучше, - Элайджа на ноги поднимается, да оглядывается вокруг. Выцепляет взглядом невысокого паренька с кошачьими ушами и хвостом – темноволосого, темнокожего и темноглазого, да манит к себе жестом.

- Дин, это Айви. Айви, это Дин, - представляет коротко, а поле обращается уже к Дину непосредственно: - Посмотри пожалуйста, чтобы Айви поел, привел себя в порядок. Заодно подберите ему пару комплектов одежды на первое время. В общем, - Лестер ласково улыбается мальчику-коту: - Ты сам лучше меня знаешь, как действовать. Рассчитываю на тебя.
- Да, Элайджа, я понял.
После оборачивается к Айви и коротко объясняет ему, как найти себя, если вдруг что-то произойдет или что-то понадобится, да вверяет его со спокойной совестью в руки Дина.
- Пойдем? – зовет за собой парень: - Ты, наверное, сначала помыться хочешь? Или поесть? [nick]Elijah Lester[/nick][status]чужая боль[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/455299.jpg[/icon][sign]***[/sign]

Элайджа морщится слегка. Он не может оценить комплименты Айви просто потому, что слышит подобное довольно часто, и эти слова давно замылились, превратившись для него в пустые звуки. И даже искренность в голосе лисенка не помогает воспринимать его серьезнее. Элайджа не говорит об этом своему новому знакомому: бесполезно, учитывая количество комплиментов и восторгов. Пусть сам осознает и отойдет, пусть даже ему и потребуется на это немного времени.
- Пфф, - фыркает только коротко на чужое уверенное «я смогу» и снова не одергивает. Только коротко кусает себя изнутри за щеку, чтобы прогнать непрошенные воспоминания. В конце концов, между одним его старым знакомым и этим облезлым лисенком нет и не может быть ничего общего. Если, конечно, в перерождение не верить – а Элайджа в такую глупость не верит.

- Не за что. Ранка быстро затянется, у тебя быстрая регенерация, - Элайджа легко улыбается уголками губ, после чего оставляет лисенка на попечение Дина со спокойной совестью. В Дине он уверен на сто процентов. Парень хоть и выглядит совсем молодым, как и любой нелюдь, но на самом деле возраст у него уже приличен, не хватает только матерости во внешности, но это ему никогда не мешало.
Помнится, еще в самом начале восстановления мира после последней войны Элайджа вытащил его с нижних уровней одним из первых. И Дин не захотел уходить, взяв на себя молча функцию по помощи новеньким, по помощи в адаптации, в поиске своего места. Элайджа был ему за это молчаливо, сдержанно благодарен и, наверное, мог назвать едва ли не сыном.

Перед тем, как пойти отдыхать, Лестер успевает решить кучу текущих дел по гостинице. Подписать какие-то листы закупок, переговорить с некоторыми гостями, встретив их в коридоре, переговорить с кое-кем из персонала и сделать еще тысячу и одну мелочь, появляясь то тут, то там. Он настолько привык к этой текучке, к решению этих тысяч вопросов, что даже не задумывается о том, как и что стоит делать – работает почти на автопилоте, передавая часть полномочий там, где это вообще возможно.

И все же в собственной комнате, находящейся в ощутимом отдалении от других жилых помещений, Элайджа оказывается уже сильно ближе к ночи. Гостиница к тому времени затихает, только пара дежурных администраторов остается на стойке на случай, если нагрянут поздние гости. Сегодня там дежурят девушки-близняшки, восхитительные змейки, которые появились в гостинице не сильно позже Дина, и тоже решили остаться. Лестеру всегда нравилось наблюдать за их работой, нравилось смотреть за тем, как одна заканчивает за другой фразы, и как гости путаются порой, пытаясь понять, кто о чем говорит. Замешательство людей в такие моменты воистину бесценно, учитывая, что различать близняшек на самом деле сложно.

В его комнате уже ждет поднос с ужином, горячий чай: слухи по отелю распространяются довольно быстро, включая то, что Элайджа закончил с делами более-менее, и пошел отдыхать. И обычно все знали, что если Лестер у себя, то тревожить его не нужно, если не случилось, конечно, чего-нибудь из ряда вон выходящего. А такое пусть и происходило, но все же довольно редко: не даром персонал был прекрасно обучен решать в том числе конфликтные ситуации.

Элайджа не чувствует в себе сегодня сил читать документы. Наливает чай, ужинает, приводит себя в порядок перед сном и укладывается, даже не пытаясь взяться за документацию в этот вечер. Вместо этого вытягивает из ящика, что закрывает на ключ, тонкую стопку бумаг, коротко пробегаясь по строчками глазами.

Семьи нет. Вещей не так уж и много в квартире. Ни завещания не осталось, ни каких-либо распоряжений. Элайджа стоит позади комиссара, описывающего небогатое, в общем-то, имущество, да кусает изнутри губу. У него нет сил смотреть на знакомую обстановку. Нет сил оторвать взгляд от пола, окинуть взглядом окружающее пространство в последний раз перед тем, как жилье будет отдано кому-то другому.
Его из собственных мыслей выдергивает голос комиссара. Тот машет перед лицом какими-то бумагами, и Лестер по-звериному быстро реагирует, перехватывая чужую руку просто потому, что увидел знакомый почерк.
Недописанные мемуары остаются у него. В закрытом ящике, в тумбочке у кровати всегда. И сейчас, когда он встретил этого лисенка, желание перечитать еще раз, еще раз скользнуть взглядом по знакомому до боли почерку сильно, как никогда.

Элайджа слышит тихие шаги. Слышит взволнованное дыхание. И все же прежде чем что-либо сделать, убирает лист бумаги, побитые слегка временем, но тщательно оберегаемые, обратно в тумбочку.
Только после того, как замок с тихим щелчком поворачивается, лис поднимается на ноги и подходит к двери. Тянет ее на себя, заодно лишая чью-то спину опоры. Знает уже отлично, кого увидит за своей дверью.
- Ты чего тут забыл? Я же, кажется, сказал, что сегодня стоит отдохнуть? – Лестер присаживается на корточки рядом с Айви, да вопросительно на него смотрит. Заодно отмечает, что выглядит лисенок уже лучше: раздражение на шее почти прошло, свежая одежда делает свое дело, да и шерсть оказалась не такой уж и облезлой, как думалось из-за налипших слоев грязи. – Или, может, заблудился и тебя проводить до твоей комнаты? [nick]Elijah Lester[/nick][status]чужая боль[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/73/8e/140/455299.jpg[/icon][sign]***[/sign]