Крыса видел мир, не ограниченный координатами пространства и времени. Париж и Нью-Йорк, Бразилиа и Кейптаун, сегодня, вчера и год назад, одновременно, накладывались друг на друга, не перебивали, не толклись, не забивали сознание. Крыса видел их одновременно, не секунду, не метр пространства вокруг, а сферу мира, единую и неделимую, и себя в ней, маленький атом в мировом океане. Крыса видел мир извне и изнутри, Крыса держал его в ладонях, ощущал в себе распирающим шаром, камнем на плечах силился не уронить. Не испытавший этого не мог понять чувства потери себя, чувства единения себя с миром, щекочущей иллюзии власти над всем сущим, понимания себя, как разума без оболочки телесного, не обременённого ничем. Несущественное тело осталось там, в той ограниченной секунде, в том мизерном пространстве черепной коробки. Крысы не было там, чтобы замечать прикосновения или тратить время на чужие пустые слова, не содержащие вопроса.
– Я вижу… – Крыса поднял голову, будто воспарил над кроватью, пусть это было невозможно, воззрился невидящим взглядом куда-то сквозь стены. – Я вижу… – повторил, вдруг протянув руку к Оливии, сжимая и разжимая кулак. Шорох карандаша достиг его слуха, и Крыса забыл о женщине, тут же протянув руку на звук, сжимая и разжимая пальцы всё чаще, как ребёнок, требующий игрушку. Образ стоял перед глазами, рвался прочь, силясь найти выход. – Четыре, пять, три, один, один, восемь, семь, пять, три, четыре, четыре, восемь, – без малейшего выражения, будто читал с листа, будто робот, диктующий время. Передышка на вдох – и снова те же двенадцать цифр.
Замолк, только получив карандаш и бумагу. Даже взгляда на них не опустил, рука будто сама выводила контуры здания, что Крыса ясно видел перед собой. Высокое трехэтажное здание, панорамные окна, ощерившиеся, как пасть, разбитыми стеклами. Остатки вывески, какая-то ободранная реклама на стенах – заброшенный торговый центр. Крыса не мог изобразить надписи, но тщательно обрисовал силуэты. Площадка, залитая разбитым асфальтом, пробивающаяся в трещины трава. Линия горизонта – не случайная попытка изобразить фон, слишком медлил Крыса, рисуя изгиб холмов. Крыжик самолёта в углу листа – Крыса выронил лист и карандаш, забыв про них в тот же момент, как закончил. Качнулся вперёд-назад, мотнул головой – процессор перезагружался, требуя передышки после окончания задачи.
– Маркус Либеррини… его руководство… июль – ja, август – ja. Маркус Либеррини… September… nein. October… нет. Маркус Либеррини… не видит детей, не знает… Маркус Либеррини не Гатино… не Канада… Е… Европа… sehe nicht.
Крыса покачнулся вновь, едва не упав с койки, и поводил руками перед собой, будто попытался вяло разогнать мух.