Представьте себе очаровательного австрийского мальчика с безупречными манерами в такой же безупречно выглаженной рубашечке. Представили? Молодцы. А теперь нарисуйте в своем воображение рядом с ним затравленного маленького оборванца, единственная филигранность во внешности которого прослеживается в россыпи синяков и ссадин по всему телу, на которые - судя по числу - он явно напрашивался. Так вот, это я.
Мои отношения с отцом не задались ровно с того момента, как я родился. Думаю, еще в утробе матери я начал ощущать, будто во мне что-то не так. Например, гены моего отца-гегемона. Моя мать – храни ее Господи - тогда еще не знала, что приобретая одного кретина, второго получает в подарок. Уверен, в последствии она жалела, что меня даже передарить никому нельзя. А ведь это она еще даже не знала, что в душе я заднеприводный. Тогда бы у нее вообще кукушку сорвало.
Когда папаша понял, что его первобытные методы воспитания, которые больше смахивали на обычное третирование, не оказывают на меня должного влияния, он вырезал меня из своей жизни с хирургической точностью. Да и вообще, уходить от людей сразу после того, как они перестают соответствовать требованиям – это более, чем в его стиле, поэтому с семилетнего возраста я рос без отца и был вполне этим доволен. Чего не скажешь о моей матери, которая, казалось бы, перенесла эту историю фактически доблестно, со снисходительной улыбкой на лице, но с угрожающим зубным скрежетом где-то на заднем фоне. Не сумев найти утешения в чем-либо другом, она принялась пить. Бутылка спиртного стала ее целебным эликсиром и боевой подругой. Наверняка она считала, что ее жизнь похожа на третьесортный бульварный роман, который продают за смехотворные деньги. Однако, - как это обычно положено по канону подобных произведений - альфа-самец, готовый взвалить на свои мускулистые плечи все ее невзгоды, так и не появился, хотя мне уже минуло пятнадцать. Я и не вспомню, сколько раз за эти годы она просачивалась в прихожую, собирая плечами все дверные косяки. Отдирать с пола пятьдесят четыре килограмма отчаяния при моей тогдашней комплекции было непросто, но не невозможно. Ведь это единственные пятьдесят четыре килограмма во всем белом свете, которые были мне милы. Я вообще трогательный сукин сын глубоко в душе, но глубоко настолько, что замараешь руки, пока достанешь.
К пятнадцати годам я вырос в своевольного ретивого недоумка с горячей кровью, бегущей по венам, который может и имел способности к изучению школьных дисциплин, но был более, чем не заинтересован в них. «Кай, надо учиться. Надо получить образование. Куда ты катишься?» - говорила мне мама в те прекрасные моменты, когда не пила и была озабочена моим будущим. То есть, редко. Заставить меня сойти на скользкую дорожку в то время было легко, безобразно легко. Сложно было, разве что, заинтересовать чем-то по-настоящему достойным, но некоторым писателям довольно быстро удалось запасть мне глубоко в душу, с чего и началось мое духовное и интеллектуальное воспитание. Я не отказывал себе в удовольствии прогуливать школу, но если я не шатался по улице в поисках новых гематом, то с наибольшей вероятностью торчал в своей комнате, полностью погруженный в чтение. Литература была разнообразной, как и мои вкусы. Одаренный живым умом и живописным внутренним миром, я шаг за шагом строил свой собственный фундамент, который мне, как и всем остальным живущим на земле, предстояло нести по жизни. Улица показывала мне уродливую изнанку мира, в котором мы живем, но авторы любимых произведений учили видеть в этом свое необыкновенное очарование. И, наконец, я все-таки его увидел, но взгляды мои отличались от того, что таилось на затворках ума тех, с кем мне доводилось встретиться. Я встречал конченных маргиналов, которые были хуже всякой падали; искавших жестокость ради жестокости и на контрасте с ними имел честь повстречать утонченных барышень, которые создавали красоту ради красоты. Сам я, однако же, был пленен той стороной жестокости, что способна рождать красоту, которую ни одна из этих жеманных красавиц увидеть просто не способна. Они могли бы стать полотном, на котором я напишу эту красоту, но не быть ее авторами. Ведомый собственным тщеславием, раздутым до безобразия, я позволил себе стать этим самым автором, но если выражаться простым языком, то я был, и являюсь до сих пор, самым обыкновенным фетишистом, повернутым на причинении боли тем, кого посчитаю сексуально привлекательным. И пока все думают, что это извращение – я живу полной жизнью.
  В возрасте шестнадцати я самонадеянно, нагло и единолично принял решение стать добровольцем и отправиться в ELM, поскольку моя дальнейшая жизнь возле матери не казалась мне радужной перспективной как для меня, так и для нее. Более того, я знал о деньгах, которые полагались семьям тех, кто добровольно принес свою жизнь на алтарь человечества. Я надеялся, что, возможно, это даст ей стимул начать все сначала. Я, также, надеялся на то же самое и для себя любимого. Мне некуда было деть копившуюся с годами агрессию, которая находила выход в ситуациях, где, наверное, мне стоило сначала подумать головой, а не бросаться с кулаками. Как я уже говорил, улица показывала мне свои не самые привлекательные стороны, но я и сам изнутри не был красавчиком, так что чувствовал себя в ней, – в жизни - как рыба в воде. Тем не менее, впервые за все время в моем маленьком подростковом котелке родилась действительно мудрая мысль и я, стиснув зубы, пнул себя под зад из родительского дома… Спросив предварительно у мамки разрешения, конечно же. Кого я пытаюсь обмануть? Впрочем, она не шибко протестовала. Просто мы оба понимали куда все катится.
Годы, проведенные в агенстве выковали из меня личность, которой я вполне мог бы гордиться: возмужавший, дисциплинированный солдат с тем же самым горячим темпераментом, но холодной головой в те моменты, когда это необходимо, а необходимо это фактически всегда. Проще говоря, жизнь в стенах ELM заставила научиться переступать через себя и через гребанное множество трупов нечеловеческого происхождения.

Доп. инфа:
- намертво сросся с балисонгом (нож-бабочка), который повсеместно таскает с собой
- имеет пристрастие к курению и алкоголю и пока не готов себе в этом отказать
- на вопрос о своей ориентации уклончиво отвечает "любопытный", хотя всем и так все понятно
- похрюкивает, если сильно рассмешить
- если исключить из его рациона мясо, умрет от горя

Я по-хозяйски растягиваюсь на диване в положении полулежа. Черная майка выворачивается и стягивает мои грудь и ребра, словно питон. Мне это мешает, но я ничего не предпринимаю. Делаю болезненный вздох и в очередной раз припадаю обкусанными губами к фильтру, делая жадную затяжку. Вместе с выдохом, мягко обтекая губы и ниспадающие на лоб волосы, словно смертоносные тучи, к потолку медленно тянутся клубы дыма, начиная в воздухе свой изящный танец.
Звонкий стук каблуков о паркет разбавил тишину и вытащил меня из полудремы, но спустя несколько секунд туфли неслышно утонули в мягком ковре. Запах духов расползался по комнате, накрывая ее собой, точно волна. Я открываю глаза и охватываю ими комнату, останавливаясь на хрупкой женской фигуре и жадно вглядываюсь в ее лицо, словно вижу впервые. В какой-то степени это действительно так. В лучах ослепительного восходящего солнца ее мягкие черты кажутся совсем другими, нежели в свете ночных огней. Все ощущения отражаются на ее живописном лице, полном нежной красоты ровно до тех пор, пока она не открывает рот.
- Выметайся, - выпалила она и зашвырнула в меня моей же курткой.
Вот стерва, блять.
- Я сделал что-то не так? – мой мыслительный процесс, и без того затруднительный с самого утра, завязывается в узел, когда дело касается женщин.
Поднимаясь на нетвердых ногах, я ступаю на этот самый мягкий ковер и решаю, что сойти с него сейчас было бы просто преступлением против себя. Он настолько мягкий, что его присутствие в этой квартире кажется мне странным. Наверное, потому что единственное мягкое, что есть в этой женщине – это ковер, на котором мы стоим. В ее сощуренных серо-зеленых глазах, обрамленных густыми темными ресницами, пляшут утренние лучи. Мое влажное отражение глядит на меня из ее зрачков.
- Что-то не так? – голос девушки звенит от напряжения, а моя голова звенит от ее высокого голоса, - Да ты посмотри на меня! Посмотри, что ты сделал!
Она выставляет вперед руки, но я не вижу ничего нового: очередная ювелирная работа, к которой я подошел с особым пристрастием. Вдоль ее тонкого предплечья на фарфоровой коже левой руки тянется тройка багряных линий, уходящих к плечу. Это однозначно балисонг. На правой же руке красуются следы моих собственных зубов, вогнанных чуть глубже, чем стоило, но, эй, разве я какой-нибудь сраный зануда, чтобы контролировать себя, будучи опьяненным страстью?
- Ну и? Ночью ты не шибко возражала. Что, разве нет? – спрашиваю, не особо задумываясь об эффекте, который может оказать на нее подобный вопрос.
Я тут же получил крепкую оплеуху и слегка потерялся в пространстве. Я ведь говорил, что из нежного в этой дамочке только ковер. Но так даже лучше, не придется изображать джентльмена.
Пиздец, руки тонкие, как куриные косточки, зато тяжелые, как у слона.
- Ты что, охуел?! – вопит она, оглушая все в радиусе десяти метров, пока я недовольно потираю раскрасневшуюся щеку, - Я, конечно, еще в клубе поняла, что ты ебанутый, но не настолько же, блять! Что теперь прикажешь мне с этим делать?!... И хватит курить в моей квартире!
- То есть, ты поняла, что я ебанутый и все равно притащила меня к себе покувыркаться? – подобное отсутствие логики в женщинах вызывает во мне не более, чем приступы умиления, так что я едва сдерживаю ухмылку, оголяя левый клык. Однако мне и так понятно, что именно эта неуловимая угроза ее и привлекла, но надо ведь думать о последствиях, правильно?
– Что я прикажу тебе с этим делать? Ну, не знаю, вы, бабы, больше в этом разбираетесь. Замажь тоналкой, ну или что вы там обычно делаете, чтобы скрыть следы буйной ночки?
Ее прелестное лицо искажается в недовольной гримасе от подступающей обиды, и теперь я просто не могу отказать себе в удовольствии окончательно вывести ее из себя.
- Ну или скажи, что на тебя напал котопес, - улыбаюсь я своей тупой шутке, делая очередную затяжку ей назло - кот вцепился в левую руку, а пес в правую.
- А промеж ног мне тогда кто вцепился?  – эти ядовитые попытки парировать только подогревают мое желание задеть ее за живое.
- Ну, тут уж я не знаю со сколькими ты успела вчера побывать до меня, но можешь попробовать составить список, если сомневаешься.
Бум.
Торшер цвета слоновой кости стремительно летит в мою сторону, беспощадно сметая все на своем пути. Следом за ним в ход идет все, что попадается под руку женщине, которая в гневе страшнее, чем НЕХи.

Я выхожу из квартиры с четким осознанием того, что а) женщины все-таки ебанутые и б) больше я сюда никогда не вернусь и от последнего дышать становится легче. Это один из множества плюсов, которые тебе гарантирует секс без обязательств. Ты видишь человека в первый и, вполне вероятно, последний раз.
В ушах, как в раковинах, вздыхает ветер и мое тело жадно дышит миллионами пор, пока город погружен в утреннюю безмятежность, и я ощущаю себя живее всех живых.

Участвуешь по акции или по нужным персонажам? Да
Это ваша первая анкета на нашей ролевой?  Да
Связь с игроком:  малыш Джони знает

Отредактировано Kajetan Aronofsky (21-06-2018 03:24:14)