Тихий щелчок старого замка отозвался в пустом подъезде крайне громко, отчего Сэму показалось,  что все в этой старой девятине его услышали. Мужчина тяжко вздохнул и посмотрел себе за спину, словно Нора, которая должна была прилететь через несколько часов, могла быть там и подбодрить его своей ослепительной улыбкой. Но девушки там не оказалось, и он вернулся взглядом к старой, несмазанной и немного подёрнутой ржавчиной двери, ключи от которой так бережно сохранил Эльм.

Русский болгарин собрался с духом, и просунув ногти за лист металла, так как ручки на двери, что была де-факто толстым листом металла на петлях и замком, не было,  отворил, выпуская запах затхлости на лестничную площадку. Стрелок на самом деле, очень удивился, узнав о том, что Эльм, несмотря на плен и его статус  пропавшего без вести, стабильно оплачивали его коммунальные расходы и не давали ушлым городским властям отобрать его квартиру, даже с учётом документов на родине о признании штурмовика погибшим. Хотя сделать на самом деле власти этого не могли - в квартире была прописана ещё и мать, пусть и перманентно путешествующая со своей работой, но всё же живой.

На вешалке в коридоре, кроме поеденной засохшей от жары, отсутствия воды и духоты, моли ничего и не было - ни наброшенного отцовского армейского бушлата, ни лёгкой штормовки матери, ни любимого шарфа покойной бабушки, который никто не снимал, словно надеясь, что она просто отошла в ЖЭК и вернется с минуты на минуту, ругаясь на свою забывчивость и вечное хамство сотрудников Управляющей Компании. Сэм вздохнул и собрался с духом, занося ногу для шага, когда на плечо упала тяжелая, натруженная рука, которую он узнал бы даже спустя ещё десять лет.
-Мужик, ты это, не ту хату выбрал, чтобы вскрыть посредь бела дня - приятный тембр этого голоса когда=то воспитывал маленького Сеню взамен Отца, выбравшего работу и мечту, а не семью. Штурмовик с болью и радостью в душе вздохнул.

-Дядя Лёша. Здравствуйте. - Хартман повернулся к своему соседу и посмотрел на него глубокими, уставшими глазами, став одновременно словно и младше лет на 10, и старше примерно на столько же из-за неизгладимой усталости и печали на лице.

Сосед немного отшатнулся и опёрся на стену, испуганно глядя на живого мертвеца, стоящего перед ним. Тот узнавал знакомые черты, отмечал сходство в голосе, но возраст, шрам и сам факт того, что тот, кого он видел перед собой, жив и стоит перед ним - повергали старого работягу в ужас. Он ударил себя по лицу открытой ладонью.

Он ударил себя по лицу открытой ладонью,  ущипнул себя, а затем больно ущипнул и Сэма, все ещё не веря собственным глазам.

-Сеня, Сэм, Драганов. Живой, сукин ты сын. – старик крепко обнял Самуэля, и, не сдержавшись проронил несколько скупых слёз, глядя на своего соседа. – Но как?

-Живой, Дядь Лёша. Но пока про это никто не знает. – Штурмовик знал о нелюбви Алексея Ивановича к курению, но всё-таки закурил, стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции.

-Рассказывай давай, что да как, что случилось. – Сосед не обратил внимание на курево, а лишь внимательно следил за болгарином, отмечая какие-то свои моменты.

-Позже, дядь Лёш, вечером, когда моя…- Хартман на секунду задумался, думая о своих отношениях. – невеста прилетит. Вечером, за чаем, так как я помню, на удивление, что вы категорически не пьёте. Но пока никому не говорите, вы сами понимаете.

Алексей Иванович, ветеран одной из первых войн молодой Российской Федерации знал о чем толкует парень – его самого несколько раз признавали и погибшим, и пропавшим без вести во время боевых действий. Мужчина понимающе кивнул, но тут же бросился к своей потёртой барсетке, откуда извлёк блокнот и выдрал листок, вложив тот в нагрудный карман парня.

-Номера твоих, позвонишь, как соберёшься с мыслями, Сеня. А у меня ещё есть записанный в другом блокноте, не волнуйся.

Мужчины вновь крепко обнялись и, не сговариваясь, разошлись по своим квартирам. Как только дверь за ним закрылась, Сэм уселся на пол, опёршись спиной на стену, и беззвучно стал содрогаться, словно истерически плача, но без слёз, всхлипываний и прочего – внутренний блок всё это сдерживал внутри штурмовика.

-Скорее бы Нора приехала. Я так от переживаний умру к исходу дня. - сказал он с горькой
усмешкой в голосе и протёр сухое лицо запылившимся рукавом. Сигарету он выронил где-то в подъезде в порыве чувств. Сил на то чтобы встать внутри совершенно не было, но обострённая воля подняла его с пола и заставила разуться, даже несмотря на привычку американцев ходить по квартире в обуви.
Он прошёл дальше по коридору, оставляя в пыли на полу следы от своих некогда(буквально вот) белоснежных носков, которые ему купила девушка, дабы он " не ходил как последний оборванец, Сэм. Ну нужны хоть какие-то другие вещи, кроме твоего хлама в шкафу." Квартира, хоть и выглядела покинутой, но отдельные детали говорили о том, что её периодически навещали – какие-то брошенные сумки, журналы модных фотографов, крайний из которых был не старше полутора месяцев.

В целом, не считая толстого слоя пыли на всём, что окружало штурмовика в его квартире, здесь царил относительный порядок, так как все вещи лежали на своих местах, словно их вот-вот там оставили. Лишь перегоревшая в коридоре лампочка, да пара грязных кружек в раковине являли собой нарушителей оного, помимо пыли и натоптанной при входе грязи.
Сэм на ватных ногах добрался мягкого уголка и сел, уперевшись локтями на край стола и положив голову на свои грязные руки. Мужчина всё же просидел несколько минут, гипнотизируя входную дверь, будто в ней сейчас могли зазвенеть другие ключи или раздаться тихий стук девушки, которая по идее должна была прилететь через пару часов, но чуда не произошло. Это время пошло на пользу штурмовику, и тот относительно спокойно поднялся и ещё раз оглядел кухню в поисках какой-нибудь тряпки, дабы начать приборку на скорую руку, так как датчанке такая грязь явно бы не пошла на пользу душевному здоровью, да и наведённый им порядок в любом случае бы показался недостаточным для неё, но хотя бы не настолько критичным.

Парень вошел в зал, и, найдя один из дисков любимой группы, который успел послушать после освобождения, поставил его в видавший виды музыкальный проигрыватель, дабы скрасить себе уборку. Так, под музыку, плеск воды в найденном ведре, да шелест мокрой тряпки, он провёл полтора часа, экстренно приводя квартиру в состояние - Не стыдно соврать, что прибирался на скорую руку. Зал, комната-мастерская матери, коридор, кухня, уже не были такими страшными, а открытые окна медленно вытягивали запах затхлого воздуха и пыли наружу. Лишь его собственная комната, за закрытой дверью, осталась им пока не тронутой.

Ему не хотелось входить в неё, но прибраться стоило и там, поэтому он, нервно взглотнув, всё-таки повернул ручку и вошёл. В комнате царила абсолютная чистота и порядок, которые были чужды его "бунгало" в юношестве, но вездесущая пыль добралась и сюда. Приведение обители в божеский вид не заняло много времени и буквально через 20 минут парень отмывал грязные руки в ванной, орудуя единственным найденным куском хозяйственного мыла.

Терзаемый любопытством, так неожиданно вынырнувшим из его памяти, он направился в мастерскую матери, дабы внимательнее осмотреть всё накопленное её за тот долгий период, что мужчина не был дома. Он чувствовал себя вновь пятнадцатилетним взбалмошным подростком, что хотел найти в родительской комнате что-нибудь необычное в очередной раз. На витринах стояли новые грамоты и кубки, в рамках стояли памятные военные фотографии, принёсшие матери её нынешнюю популярность и известность.

Стол, как 5, как и 10, да и все 20 лет назад был заперт, но также, как и тогда, Сэму хватило воткнутой в офисный набор заколки и старой пластиковой розы у окна, чтобы открыть верхний ящик. Кончики пальцев кололо от странного предчувствия, и, повинуясь ему, парень сел за старое компьютерное кресло и потянул ручку верхнего рундука на себя. Неприятное ощущение грядущей катастрофы овладевало штурмовиком, но когда он поднял лежащий на самом верху конверт, то ужас липкими пальцами приложился к сердцу Самуэля.

" Болгария. Май 13-го" -  Каллиграфическим подчерком матери было выведено на обороте многократно открываемого конверта. Из него на стол высыпалась пачка фотографий прекрасного города София, его настоящей родины, окутанной утренним туманом и странным свечением.

-Разрыв тогда был красивый. Он отливал бирюзой и пурпуром, освещая город. - произнёс одними губами стрелок, и стал рассматривать снимки один за одним, читая примечания матери на обороте. Она всегда так делала, выбирая "оттиски реальности" для публикации в очередном журнале. На некоторых снимках с обратной стороны были небольшие засохшие пятна, о которых думать совершенно не хотелось.

Серия снимков, скреплённых между собой скрепкой, сложилась в красивую панораму старого рынка, который во все времена выглядел завораживающе, а в тот день ещё и сказочно. Но Хартман боялся, что там он увидит то, чего ему не хотелось бы больше всего на свете. И он с крайней степенью облегчения выдохнул, когда не обнаружил искомого на панораме. Больше снимков на столе не было, но пальцы, словно зная всё нужное, потянулись к конверту, с тихим треском отрывая от стенки присохшую фотографию.

Колокольня старой церкви. Несколько фигур, одна из которых лежит. И занесённый для удара приклад над ним. Это последнее, что помнил Самуэль, прежде чем проснуться уже по ту сторону океана, в жарких объятиях Мафии.

-Она это видела. Господи. - от ужаса хотелось кричать, но самообладание взяло верх, и мужчина, трясущимися руками сложил фотографии обратно в конверт, а затем закрыл его обратно в ящике стола. Сэм хотел было подорваться и закурить, но тут во входную дверь тихо постучали.